Беги - Лидия Евгеньевна Давыдова Страница 19

Итальянские дети, включая дочку Кристины, живут в красоте, а Беатриче вынуждена ютиться в убогой коммуналке, по-другому и не скажешь. О коммуналке Галя знала не понаслышке. Она до двенадцати лет в такой жила. Сиденье на унитаз у них было личное, съёмное. В ванной они с семьей не мылись: ездили к бабушке. Только душ.

В абсолютно белоснежной спальне Кристины белой оказалась не только мебель, но и постельное бельё, ковёр, занавески и люстра.

Галя застелила кровать и принялась вытирать огромное зеркало белого шкафа. Она отошла на пару шагов назад и мельком глянула на свои ноги. Сегодня Галя надела свою единственную юбку, вообще она юбки не любила.

«Ноги у тебя немного кривоватые, но ничего, это редко, когда у женщины и правда стройные красивые ноги», – говорила мама, подшивая Гале очередное платье, прикрывающее коленки.

Галя не обижалась на маму за «кривоватые ноги», особенно когда поцеловалась раньше своей длинноногой подруги. Раз у неё есть парень, значит, она имеет ценность, значит, кому-то нужна, даже с кривыми ногами.

Она смела пыль с комода, аккуратно протёрла стекло свадебной фотографии Кристины и Франческо. Такой приятный муж. Он казался Гале очень вежливым, улыбался. Порой она слышала в баре, что Кристина была им недовольна, но почему, понять не могла. Франческо уважал Кристину, разговаривал спокойно. А вот сама Кристина – нет. Закатывала глаза, говорила, что он ничего не понимает, а когда секретничала с подружками, жаловалась, что он скучный.

По мнению Гали, скучный – это самое то. Значит, ты точно знаешь, чего от него ожидать. Он явно Кристину не бил, скорее всего не изменял, по крайней мере, на его рубашках следов от помады Галя не обнаружила. У Адольфо такие случались. Пару раз она смолчала, но когда следы появились в третий раз, она не выдержала и сказала ему об этом.

Галя закрыла глаза. Дикая боль в животе. Беатриче скулит. Они выбегают из дома…

Сушилка запищала, Галя вытащила ароматные вещи и начала гладить. Закончив уборку, она прошлась ещё раз по квартире, поправила вазу на столе, взбила подушки на диване, усадила мишек и слонов на детской кроватке. Вроде всё, уложилась в два часа.

За два часа каждое утро Кристина обещала платить 30 евро. Если учесть, что приходить надо пять раз в неделю, в конце месяца приличная сумма получалась. 600 евро.

Галя шла на работу в кафе и пыталась вспомнить свои подсчёты. Сколько именно не хватало до заветных пяти тысяч.

Фрагмент из отчёта воспитателя:

Нашла ещё одну работу, покупает свою еду. У ребёнка дырявые кроссовки. Утром завтраком не покормила, повела сразу в школу.

20

Кристина, как всегда, ворвалась, Снежана вплыла, Анита спокойно зашла. Девушки устроились у окна. Галя заметила и кивнула. Сегодня её поставили на бар учиться делать кофе, а заодно резать фрукты для мачедонии, так назывался фруктовый салат. С самого первого дня в Италии Галя благоговела перед кофемашинами – стильными мощными конструкциями и перед бариста, которые ими управляли.

Её завораживало то, с какой скоростью они вынимали стальные штуковины под названием «рожки», затем стряхивали ненужный кофе, утрамбовывали свежий и вставляли обратно. Нравилось наблюдать, как в белые чашечки капает тоненькая струйка орехового цвета. Хотелось понять, от чего зависит вкус кофе: от воды, качества зерна или ещё чего. В общем, Галя хотела научиться всем кофейным премудростям. Раз в медицину она вряд ли вернётся, может, ей стать барменом?

Подруг обслуживал тот самый «влюблённый в Снежану» официант. Заметив Снежану, он изменился в лице, поправил волосы, выпрямился и нарочито сексуальным голосом рассказал, что сегодня в меню. Снежана смотрела в окно и делала вид, что не слышит. После слов «а на десерт…» она прервала его:

– Десерт потом. Мне салат. Обычный. И огурцы положите. Спасибо.

– Девочки, вы не поверите, – зашептала Кристина, – помните, я говорила про Наташу, ну ту, с виа Моцарт? Там же случилась катастрофа, муж всё-таки отобрал у неё детей. Её лишили родительских прав.

Анита неловко задела вилкой бокал:

– Как это отобрал детей? А разве так можно? В Италии же закон на стороне женщины. Вроде бы, – добавила она уже менее уверенно.

Кристина принялась красочно обрисовывать ситуацию, словно выступала в суде перед присяжными. Муж узнал, что она изменила, разозлился, собрал доказательства, что она никудышная мать.

– Общая знакомая рассказала, что на суде он даже её фото из «Фейсбук» показывал: то она позирует с коктейлем, то на фоне клуба.

– И что? При чём здесь фото из клуба? – вырвалось у Снежаны.

– При том, что он обвинил её в алкоголизме, ну и добавил, что она не очень хорошо себя вела – гуляла, дебоширила, о детях не заботилась, изменяла. Короче, видимо, судья посчитал её… – Кристина наклонилась и прошептала: – ПУТАНОЙ, – и она со звуком потянула любимый коктейль, придерживая розовую соломинку пальчиками с маникюром цвета «Феррари».

– С ума сойти, – покачала головой Снежана.

Обычно бледное лицо Снежаны вспыхнуло нежно-розовым румянцем. Мысль о том, что измены могут так сильно испортить красивую жизнь, никогда не приходила в её прекрасную голову.

– Какой же он стронцо, – покачала головой Анита. – И неужели никто не мог доказать обратное?

– В том-то и дело! – воскликнула Кристина. – Она работала на фрилансе на русском языке, итальянский язык не знала, с мужем говорила по-английски, ни с кем из итальянцев не дружила, в школьном чате детей не состояла, жила в каком-то своём мире. Никто не может доказать её социальную адекватность и состоятельность как матери.

– Ну так о любой из нас можно сказать – «несовершенная мать», – пожала плечами Снежана.

– Да, девочки, – затараторила Кристина, – меня бы точно посчитали никудышной, если бы узнали, что я Софию по выходным только вижу.

Анита зажевала нижнюю губу. Сколько раз Бруно кидал ей: «Какая из тебя мать». Сколько раз она пыталась сказать ему, что эти слова разрушают их семью.

Снежана смотрела в одну точку. Она увлекалась то живописью, то фотографией, вопрос «пойти на работу» у неё никогда не стоял. Она тоже живёт в пузыре. Снежана выпрямила спину. Нет, за Микеле она совсем не волновалась. С самого первого дня он был обходительным, жутко галантным, с элегантными манерами. Обращался к ней исключительно «принцесса», возил на несусветно пышные приёмы.

«Тогда зачем ты ему изменяешь?» – внутри что-то болезненно задрожало.

– В общем, надо быть всё время на