Жизнь начерно - Алёна Даль Страница 19

словами: Господи, помоги мне грешной! Пошли мне своё вразумленье, наставь на путь истинный. Помоги, Господи, очисти мой разум, освободи сердце. Дай мне с душевным спокойствием принять любую правду. Если он жив, пошли ему, Господи, здравия, спаси и сохрани. Если нет – упокой душу его! Прими, Господи, мои молитвы и научи подчиниться воле твоей святой…

Долго ещё просила Нина Петровна, стоя пред тёмным неизвестным ликом. Стояла, боясь пошевелиться – так невыразимо сладостно сделалось на душе. Отпали мучавшие вопросы, унялись тревоги. Только тёплая волна прошлась по сердцу, сжала мягко – да и отпустила с Богом. Свечка оплавилась и сгорбилась. Восковая слеза скатилась по ней в промасленный подсвечник…

Хлопнула дверь – должно быть, кто-то задел ногой камень – и сквозняк иссяк. Душная тишина охватила Нину. Женщина оглянулась и увидела в дальнем углу Храма стоящего на коленях беспамятного постояльца, с кем только что беседовала Алла. Старик молился неистово и неумело, не замечая никого вокруг. Да никого и не было, не считая пары служек и застывшей перед иконой Нины. Старик крестился и плакал.

И Нина тоже заплакала. Сначала тихо, давясь подступившими к горлу сухими рыданиями, а потом в голос, не таясь. Многолетняя тоска прорвалась наружу сквозь окаменевшие пласты воспоминаний. Слёзы залили как дождём вязаную кофту. Нина смотрела сквозь них на безымянную икону перед собой – ей казалось, чёрный лик плачет вместе с ней.

Кто-то тронул её за плечо – Нина вздрогнула. Аллочка в красивой кисейной шали со свечой в руке скорбно глядела на заплаканное лицо подруги. Старика в дальнем углу Храма не было.

– Наревелась? – спросила Алла, поправляя сбившуюся косынку Нины. – Ну и хватит. А нам пора, – она водрузила в центр подсвечника толстую свечу и взяла подругу под локоток. – Ирина сказала её не ждать.

Женщины вышли из Храма, сели в машину и тронулись в путь.

Обратная дорога показалась вдвое короче. Тело Нины Петровны, выплакав годовую, а может и пятилетнюю порцию слёз, сделалось лёгким и податливым. Она мимоходом поддерживала разговор, а мысли её были уже дома. И в этих мыслях не было больше места тревожному сну и безбородому Игорю.

– Представляешь, я даже не сразу его раскусила, – сокрушалась подруга.

– Кого? – не поняла Нина.

– Ну того постояльца. Поставила бы психогенную амнезию, если бы не тест Бейкера. Не могу только понять: зачем он притворяется? Надеюсь, ничего криминального, – Алла лихо обогнала автобус. – В общем, рассказала Ирине всё, что думаю по поводу её новенького.

– А она?

– А что она? У неё тут половина с провалами в памяти, каждого третьего можно в розыск объявлять, – усмехнулась подруга. – Жалеет их матушка Ирина – вот и не подаёт.

– Ты бы подала?

– Причём тут я? Все стационары подают в таких случаях. Без вариантов, – нахмурилась Алла. – Амнезия штука коварная. А держать всех в клинике бессрочно – сама понимаешь.

– Порядки везде свои, – бесцветно произнесла Нина.

– Между прочим, старик этот вовсе и не старик, – продолжала подруга. – Ты руки его видела?

– Когда бы? – пожала плечами Нина.

– Так вот у стариков руки другие. А этот… Держу пари – он моему Толику ровесник.

– Но седой же.

– Ха! Седой. Да у Толика в отряде есть тридцатилетний пилот – весь белый. Возраст здесь не причём. А силища! – деда Осипа туда-сюда таскает – разве старик на такое способен?

– Старики разные бывают.

– Правда твоя, – прыснула Алла.

– Он в Храме молился, – произнесла невпопад Нина, – плакал…

– Это ничего не доказывает и не опровергает, – отчеканила подруга. – Но хватит про этого симулянта. Лучше скажи: сама-то как? Не зря поехали?

– Конечно не зря. Спасибо тебе!

– Спасибо скажешь, когда гештальт завершим.

Нина Петровна промолчала, но про себя решила, что лучше, чем сейчас ей уже не будет.

Дома её ждала сердитая мама и третья часть корректуры. Покормив больную тефтелями с тыквенным пюре, Нина Петровна села за чужую рукопись. Позвонила дочь, попросила завтра после работы посидеть с детьми. Потом бывший муж пожаловался по телефону на путаницу в начислении домовых расходов. Алла назначила встречу для окончательного завершения гештальта – она была уверена, что после слёзной молитвы это удастся. Всё встало на свои места. Нина Петровна впервые за много лет заснула легко и без тяжёлых дум. И снов никаких не было. По крайней мере, ни безбородый Игорь, ни свежевыбритый дед Осип, ни бородатый симулянт из приюта больше не досаждали ей своим навязчивым присутствием.

Весть матушки Ирины о внезапной кончине беспамятного постояльца застало подруг врасплох. Безымянного старика похоронили на монастырском кладбище под простым сосновым крестом, на котором значилась лишь дата смерти – иных сведений об усопшем не было. Матушка Ирина настаивала на приезде Нины Петровны, намекая на какие-то вещественные доказательства, могущие пролить свет на личность почившего. Доказательства находились у деда Осипа и предназначались для вручения из рук в руки адресату. Адресатом была Нина.

…Это была шкатулка. Обыкновенная деревянная коробка в форме сундука, только без замка. Шкатулка доверху была наполнена отборными желудями, так и не высаженными семенами будущей дубравы. До последнего дня седобородый старик без памяти был одержим идеей дубового леса. Ежедневно высаживал десятки желудей, упрямо отвергая идею готовых саженцев. Об этом поведала матушка Ирина. Дед Осип плакал. Аллочка молчала. Перебирая тугие глянцевые плоды, Нина Петровна наткнулась на медный жёлудь с сетчатой шапочкой. К нему была приложена записка: «Ты где? Я с тобой. Навсегда. Прости».

Альбина

– Вам кого? – хмуро спросила заспанная женщина в мятом халате.

– Аль, ты что – меня не узнаёшь?! – растерялась Ирина.

Хозяйка сощурилась, пытаясь угадать в стоявшей напротив незнакомке знакомые черты.

– А должна? – она заслонилась рукой от яркого солнца и шатко отступила назад. – Нет, не узнаю.

Дом со следами былой роскоши за спиной Альбины поблёк и обветшал так же, как и его хозяйка. В приоткрытую дверь виднелись разбросанные по полу туфли, пустые коробки, какие-то тряпки. Густой аромат кофе, духов и дорогих сигарет витал над руинами красивой жизни. Аля пила. Давно и крепко. Ничего не помогало. Не останавливало даже соседство взрослого сына. Да и чем можно остановить сознательно пьющую женщину?

– Я Ира, – терпеливо произнесла гостья, – Ирина Климова – неужели не помнишь? Журнал «Бомонд». Я у тебя интервью брала.

Аля вздрогнула, взгляд её сфокусировался на переносице визитерши, но она так и не вспомнила.

– Интервью, говоришь? – хрипло хохотнула хозяйка, запахивая ворот.

– И даже не одно. В рубрику «История успеха», – зачем-то уточнила Ирина.

Аля нахмурилась и, покачнувшись, опёрлась о косяк.

– Ну,