Максим Горький - На соли Страница 2
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Автор: Максим Горький
- Год выпуска: -
- ISBN: нет данных
- Издательство: -
- Страниц: 3
- Добавлено: 2018-12-24 11:13:33
Максим Горький - На соли краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Максим Горький - На соли» бесплатно полную версию:Впервые напечатано в «Самарской газете», 1895, номер 18, 22 января и номер 21, 26 января.Рассказ был послан одновременно с «Емельяном Пиляем» в «Русские ведомости» летом 1893 года, но не был напечатан. Указания на это содержатся в письмах В.Г.Короленко к М.А.Саблину и к И.Г.Короленко.В собрания сочинений рассказ не включался.Печатается по тексту «Самарской газеты».
Максим Горький - На соли читать онлайн бесплатно
– Эй, друже, а ну – помоги! – обратился я к хохлу-соседу, хохотавшему во всё горло, взявшись за живот и покачиваясь из стороны в сторону.
– О, трясца твоей матери!.. Тю-тю-тю, дурню?.. Выдыбай на доску! Карету-то гни налево! Тю!.. А щоб тобi рапа засосала!.. – и он снова грохотал со слезами на глазах, хватаясь за бока и охая.
– Пошёл, чёрт, по брёвнам!.. – сокрушённо махнул рукой, глядя на меня, передний седой старик и, крякнув, повёз тачку.
Передние тачечники уехали; те, что были сзади меня, стояли и довольно недоброжелательно смотрели на меня, вспотевшего от усилий вытащить тачку и покрытого толстым слоем грязи, стекавшей с меня. Помочь никто не хотел. А с кладки доносился голос кладчика:
– Что застряли, дьяволы? Собаки!., свиньи!.. Аль дальше с глаз – дольше день?! Лешие!.. черти!.. Вези, анафемы!..
– Прочь с дороги! – гаркнул хохол сзади меня и двинул тачку, чуть-чуть не задев меня по голове её крылом.
Я остался один, кое-как вытащил тачку и, так как соль из неё высыпалась и она была вся облеплена грязью, повёз её, пустую, вон из квадрата, намереваясь выбрать себе другую.
– Что, брат, упал? Ничего, спервоначалу это со всяким бывает!
Оглянувшись в сторону, я увидал за одной из кучек соли на положенной в грязь доске парня лет двадцати, присевшего на корточки и сосавшего себе ладонь. Он смотрел на меня из-за руки добрыми, улыбавшимися глазами и кивал мне головой.
– Ничего, брат! Это с непривычки бывает.
– Что у тебя с рукой-то? – спросил я.
– Да вон сцарапал, а рану-то разъедает; не высосешь, так бросай работу, болеть будет здорово! Вали, вали, поезжай, а то кладчик заругает!
Я поехал. Со второй тачкой у меня сошло благополучно; вывез и третью, и четвёртую, и ещё две. На меня никто не обращал внимания, и я был очень доволен этим вообще очень грустным для человека обстоятельством.
– Шабаш! Обедать! – прокричал кто-то.
Все, облегчённо вздохнув, пошли обедать; но и тут никто не проявил ни оживления, ни радости отдыху. Всё делалось как-то подневольно, с худо скрытым отвращением и злобой. Казалось, никто не видел в отдыхе ничего приятного для своих наломанных работой костей и разморённых зноем мускулов. У меня сильно ныла спина, ноги и руки в плечах, но, стараясь не давать другим заметить этого, я бодро пошёл к котлу.
– Погоди! – остановил меня старый угрюмый босяк-рабочий, в синей рваной блузе и с таким же, под цвет блузе, синим запойным лицом, украшенным хмуро сдвинутыми густыми бровями, из-под которых дико и насмешливо сверкали красные, воспалённые глаза. – Погоди! Тебя как зовут?
Я сказал.
– Так! Дурак был твой отец, коли дал тебе такое имя. У нас к котлу Максимов не пускают в первый день работы. Максимы первый день на своих харчах работают.
Так-то! Вот кабы ты Иван был или ещё как – другое дело. Меня вот Матвеем зовут, – ну – я и пообедаю, а Максим пусть посмотрит. Пшёл от котла!
Я удивлённо посмотрел на него и, отойдя в сторону, сел на землю. Меня сбивало с толку такое отношение ко мне, отношение, мной не вызванное и до сих пор не испытанное.
Раньше и позднее мне случалось не один десяток раз входить в артель, и всегда я сразу вставал на простую товарищескую ногу. На этот раз всё было как-то невероятно странно, и, несмотря на тяжесть и остроту моего положения, моё любопытство было затронуто очень глубоко. Я решил поискать ключа к этой высоко интересной для меня загадке и, решив, наружно спокойно посматривая на обедавших, стал ждать начала работы…
Нужно узнать, почему ко мне так относятся.
II
Вот они пообедали, порыгали и стали закуривать, расходясь от котла. Геркулес-хохол и малый с перевязанными ногами подошли ко мне и сели так, что загородили собой от меня ряд тачек, оставленных на доске.
– Ну что, братику? – спросил хохол. – Покурить хочешь?
– Давай! – сказал я.
– А разве у тебя нет своего табака?
– А был бы, так я бы и не спросил.
– Ото верно! На, покури. – Он подал мне свою трубку. – Что ж ты, будешь возить?
– Да, буду, пока могу.
– Так! А ты откуда сам?
Я сказал.
– Эге! А что, это далеко?
– Тысячи три вёрст.
– Ого! Добре далеко. А чего ж ты сюда пришёл?
– Да как и ты же, всё равно.
– Ага! Так тебя, значит, тоже за воровство из твоей деревни выгнали?
– Как так? – спросил я, чувствуя, что сел в лужу.
– Да я потому пришёл сюда, что меня за воровство деревня вон выгнала, а ты говоришь, что пришёл, как и я же… – И он захохотал, довольный своей ловкостью.
Его товарищ сидел молча и подмигивал ему глазом, хитро улыбаясь.
– Погоди… – начал я.
– Некогда годить-то, братику! – работать надо. Пойдём-ка, становись сзади меня на мою тачку; у меня хорошая, верная тачка. Пойдём!
Мы пошли. Я хотел было взять его тачку, но он торопливо сказал:
– Погоди, я сам отвезу. Давай твою, а мою в неё положим, она прокатится, отдохнёт немного.
Эта любезность показалась мне подозрительной, и, идя рядом с ним, я пытливо рассматривал лежавшую кверху колесом его тачку, желая убедить себя, что мне не подстроено какой-нибудь каверзы, но не усмотрел ничего, кроме того, что я вдруг сделался предметом общего внимания, почему-то скрываемого, но неумело; я ясно замечал его в частых подмигиваниях в мою сторону, в кивках головой и в подозрительном перешёптывании. Я понял, что нужно смотреть в оба, и насторожился в ожидании чего-то, что должно быть, судя по началу, очень оригинально.
– Приехали! – сказал хохол и, сняв свою тачку, поставил её мне. – Насыпай, брат!
Я посмотрел кругом… Все усердно работали, и я стал насыпать. Ничего не было слышно, кроме шороха соли, сбрасываемой с лопат, и эта тишина тяжело давила грудь. Я подумал, что мне, пожалуй, лучше уйти отсюда.
– Ну, берись! Чего заснули?! Вези! – скомандовал синий Матвей.
Я взял за ручки тачку и, с усилием приподняв её, двинул вперёд… Острая боль в ладонях заставила меня дико вскрикнуть и, бросив тачку, рвануть руки к себе.
Боль повторилась, но вдвое сильнее: я сорвал с ладоней обеих рук кожу, защемлённую в ручках тачки. Скрипя зубами от злобы и боли, я осмотрел ручки и увидал, что они были с боков расколоты топором и распёрты щепочками. Это было сделано очень незаметно и очень умно. Рассчитывалось, что когда я сильно сожму ручки, щепки выскочат из щели, и дерево, сомкнувшись, защемит мне кожу. И этот расчёт оправдался. Я поднял голову и посмотрел кругом. Крики, хохот и свист летели мне в лицо со всех сторон, везде я видел злые, торжествующие рожи. С кладки доносилась циничная ругань кладчика, но никто не обращал на неё внимания, – все были заняты мной. Я смотрел кругом тупо и бессмысленно и чувствовал, как внутри меня всё сильнее вскипает обида, желание мести и ненависти к этим людям. А они, собравшись толпой против меня, сыпали насмешки и ругательства. Мне страстно, до боли страстно захотелось оскорбить и унизить их.
– Мерзавцы! – вскричал я, протягивая к ним сжатые кулаки, и так же цинично, как ругали они меня, стал ругать их, идя к ним навстречу.
Они как будто дрогнули и, смутившись, подались назад. Только геркулес-хохол и синий Матвей, оставаясь на месте, хладнокровно стали засучивать рукава рубах.
– А ну, иди, иди!., а ну, ну!.. – тихо и радостно бормотал хохол, не сводя с меня глаз.
– Дай ему тютю, Гаврила! – советовал ему Матвей.
– За что вы меня обидели?! – кричал я. – Что я вам сделал?!. За что?!. Разве я не такой же, как вы, человек?!. – Кричал ещё какие-то жалкие, нелепые, злые, бессмысленные слова и весь дрожал дрожью бессмысленного бешенства, в то же время зорко следя, как бы не совершили надо мной ещё какой-либо остроумной выходки.
Но глупые, бессмысленные физиономии смотрели на меня уже не так безучастно, и по некоторым из них скользнуло как бы сознание вины передо мной за эту злую шутку.
Хохол и Матвей тоже подвинулись назад. Матвей стал одёргивать блузу, хохол полез в карман.
– Ну, за что же? За что?!. – спрашивал я их.
Они тупо молчали. Хохол вертел сигарку и смотрел себе в ноги. Матвей вдруг очутился сзади всех; остальные пошли было к своим тачкам, угрюмо почёсываясь и не говоря ни слова. К группе шёл кладчик, громко крича и грозя кулаками. Всё это произошло так быстро, что бабы, огребавшие соль шагах в двадцати от нас и, как я заметил, бросившиеся на мой крик, подошли уже тогда, когда ребята стали расходиться к тачкам.
Я оставался один, с горьким чувством незаслуженной и неоплаченной обиды, Это усиливало обиду и боль. Мне хотелось ответа на мои вопросы, хотелось возмездия. Я крикнул им:
– Стойте, братцы!
Они остановились, хмуро глядя на меня.
– Скажите же мне, за что вы меня мучили? Ведь должна же быть у вас совесть!
Они молчали, и это молчание как бы отвечало мне за них. Тогда, немного успокоившись, я начал говорить им. Я начал с того, что я такой же человек, как и они, что мне так же хочется есть, что для этого я так же должен работать, что я пришёл к ним, как к своим, родным мне по положению людям, что я считал их не ниже и не хуже себя…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.