Александр Володин - Дульсинея Тобосская Страница 2

- Да ведь не увиделись же! Не виделись они, не виделись, нудный ты парень! - поддержал ее отец.

- Это мы еще выясним. За столько лет ни разу не повидались. Трудно поверить, - настаивал жених.

Санчо снова увял: Благородный Дон-Кихот не увиделся со своей госпожой, потому что она не ответила ему на письмо.

- А! Значит еше и письмо было! - побагровел жених.

- Давай сюда письмо, - потребовал отец у дочери.

- Письма у ней нет, потому что я его не отдал ей, - объяснил Санчо.

- Поверим. Что же там было сказано? Ваш господин наверняка с вами поделился, - настаивал жених.

- К чему говорить о письме, если нет его, - сказала Альдонса.

- Почему же - не к чему? Именно есть к чему.

- Нет, вот именно и не к чему.

- А по-моему, дочка, раз уж зашла об этом речь, лучше пусть расскажет. Такой кабальеро не мог написать ничего дурного, - сказала мать.

- Санчо, только от себя, уж пожалуйста, ничего не прибавляйте, добавил отец.

- К чему прибавлять-то? И прибавлять-то не к чему. Не было письма! Не давал он мне ничего! Неужели трудно понять, - вскричала Альдонса.

- Но ведь тогда этот балбес еще хуже будет тебя подозревать!

- Пусть подозревает, если балбес.

- Вот как. Ничего, сиротой не останемся. Шестнадцатилетние девочки бегают без дела, - обиделся жених.

- А такое хозяйство там бегает? - сказал отец.

- Хозяйство дело наживное. Но сперва давайте разберемся до конца. Забыли вы письмо. Значит передали его на словах?

- Не передал я его на словах, - сказал Санчо.

- Почему же?

- Не повидал я сеньору Дульсинею. Не добрался до нее.

- Даже не добрался! Так далеко от вашего села до нашей Тобосы?

Санчо виновато обратился к Альдонсе: Дело в том, госпожа, что именно к этому времени мой господин нацелился на королевский трон - я имею в виду принцессу, которую он собирался спасти и жениться на ней.

- На ком это он там жениться собирался? - вскинулась Альдонса.

- В том-то и дело, что не собирался он жениться, у него и в мыслях этого не было! Но я-то, грешным делом, рассчитывал, что коль скоро это сбудется, то он и меня женит. Потому что я к этому времени уже овдовею - и сосватает мне какую-нибудь знатную даму. Вот какие чудовищные мысли бороздили мою голову! И потому я ему наврал, что видел вас. И будто вы просеивали зерно. И потому я не передал вам его любовное письмо. И все это я говорю, чтобы вы поняли, какой я негодяй и чего я стою.

- Так что он там - женился, нет?

- Как же он мог жениться, если владычицей его души была Дульсинея! Когда же я из-за своей гнусности не стал разыскивать Дульсинею и вернулся ни с чем - господин принялся меня расспрашивать: "Вот вручил ты письмо. Чем была в это время занята царица красоты? Вернее всего, низала жемчуг?" "Никак нет, - сказал я, - она просеивала зерно у себя во дворе".

- Почему же ты так сказал?

- Я иной раз потешался над своим господином. А зачем - не знаю... Тогда он спрашивает: "Что же она сказала, когда прочитала мое письмо?" - "Она, мол, сказала, что страх как хочет с вами повидаться".

- Ну, братец, вы такие петли мечете, что вас трудно понять. Если она ничего этого не говорила, зачем же вы это говорите? - возмутился отец.

- Я говорю не то, что было, а только то, что я говорил.

- А раз говорил, так и говори до конца: когда ты сказал, что я зову его прийти, - что он Тебе на это сказал? - спросила Альдонса.

- Вот она и созналась! Все слышали? Значит, ты все-таки звала его прийти? - торжествовал жених.

- Да ведь сказано тебе, что он наврал? - вступился отец.

- Что он наврал?

- Все наврал!

- Так может быть и то наврал, что все наврал?

- Почему же, Санчо, твой Дон-Кихот и на этот раз не пришел ко мне, когда я сама его позвала? - спросила Альдонса.

- Да потому, что по законам рыцарства, он сначала должен был выполнить свое обещание и спасти принцессу от великанов! А потом уж думать об удовольствиях! Разве не так?

- Не знаю ваших дел. А кто она была, эта принцесса, о которой вы все время тут толкуете?

- Эта сеньора, которая выдавала себя за принцессу, оказалась такая же принцесса, как моя супруга Тереса.

- Любопытно было бы услышать, с какими дамами еще был знаком ваш господин.

- Еще в него была влюблена девица Альтидисора.

- Тоже принцесса?

- Это была горничная, но ей едва стукнуло пятнадцать лет. Самая здоровая девушка во всем замке. Но при виде Дон Кихота ей сразу становилось дурно, и подругам приходилось расшнуровывать ей корсет.

- Мы корсетов не носим, у нас и так все в порядке. Так что же там с ней стряслось?

- Она пела ему под лютню и молила бога, чтобы Дульсинея так и не вышла из-под волшебных чар, и чтоб он не насладился и не взошел с нею на брачное ложе.

- Дура стоеросовая. Дворцовая подметалка.

- Теперь вам ясно, что это был за человек? И это только начало. Если бы наш гость Санчо Панса не поленился и продолжил свой рассказ о любовных похождениях пресловутого Дон-Кихота, то мы бы наверняка услышали немало интересного! - рассудил жених.

Санчо сказал, наливаясь гневом: О подлые, нескромные, неучтивые, невежественные и косноязычные люди! Наушники и клеветники! Вы думаете, я пришел к вам ради вашего пирога? Я пришел взглянуть на ту, перед которой так тяжко виноват. Не вам, а ей я хотел передать все слова моего господина, которые он обращал к ней. Может быть, я сболтнул что-нибудь и не так. Дурак в своем доме скажет лучше, чем умник в своем. Но знай одно, Альдонса, страшнее всего была для моего господина мысль, что какая-нибудь девица его пленит и заставит нарушить обет целомудрия, который он дал владычице своей Дульсинее. И вот как он стенал ночами, не давая мне заснуть: "Для одной лишь Дульсинеи я - мягкое тесто и миндальное пирожное, а для всех остальных я кремень. Одна лишь Дульсинея для меня прекрасна, разумна, целомудренна, изящна и благородна. Все же остальные безобразны, глупы, развратны и худородны. Природа произвела меня на свет для того, чтобы я принадлежал ей, а не какой-либо другой женщине".

- Да что же это в самом деле! Он же и знать меня не знал! - возмутилась Альдонса.

- Знал он тебя, знал, в том-то и дело.

- Вот наконец кое-что и выясняется, - обрадовался жених.

- Когда еще он скромно и бесславно жил в своем селе, ел винегрет и читал рыцарские романы и звали его просто Алонсо Кихано, - сказал Санчо.

- Тощий Алонсо Кихано, - поразилась Альдонса.

- Иногда он забредал в наше Тобосо и тут влюбился в тебя за твою миловидность.

- Я не обращала на него никакого внимания.

- Ты не обращала на него внимания, но ты показалась ему достойной быть владычицей его помыслов. И он выбрал тебе имя, которое не слишком бы отличалось от твоего собственного, но в то же время напоминало бы имя какой-нибудь принцессы - Дульсинея Тобосская. Потому что ты родом из Тобосы.

- Но он и слова мне не сказал!

- Потому что его чувство всегда было возвышенным и далее почтительных взглядов дело не заходило.

- Тощий Алонсо Кихано...

- Алонсо Кихано Добрый, так его все звали в Ламанче.

- Вот и вышло все на чистую воду, - сказал жених.

- Что вышло-то? - вскинулась мать.

- То, что они были знакомы и встречались!

- Какие же это встречи? Человек три раза в жизни видел девушку и ничего себе не позволил, а только пялил глаза, может быть, с другого конца улицы!

- Какая разница, сплетни все равно будут.

- Если ты сам не станешь трепать языком, то и сплетен не будет. У нас и читать-то никто не умеет, и знать никто не узнает, что там в Толедо написали, - сказал отец.

- А если даже сюда и дойдет какой-нибудь слух? Что плохого в том, что твоя жена стоит такой любви? - добавила мать.

- Что делать, когда настоящие парни уходят в город, то и такой может поторговаться.

- А если сюда понаедут городские молодчики, любители романов, да начнут из любопытства подбиваться к моей жене? На будущее вот тебе мой совет, дорогая: дальше постели ног не вытягивай! - сказал жених.

- Это он ревнует, потому и беснуется, - объяснила мать.

- Ревновать-то я не ревную, а зло меня берет, это верно, - ответил жених.

- Об этом я и говорю.

Отец решил: Давайте закругляться. Вспомните, Санчо, не нужно ли вам сменить дверь в кладовку?

- Пора бы, - согласился Санчо.

- А не надобны ли вам листья для шелковичных червей?

- Не помешали бы и листья.

- Вот что, дружище. Вы должны сказать всем и объявить, что Дульсинея не она.

- А кто же тогда Дульсинея?

- Кто угодно, только не она.

- Та, с родимым пятном над губой, Марсела, - вмешалась мать.

- Марсела - Дульсинея, - подтвердил отец.

- Он перед ней становился на колено? Она и Дульсинея.

- Ее заколдовали - значит, Дульсинея она. А что написали в книге несведущие люди - нас не касается. Санчо Панса лучше знает.

Отец показал на дочь: Не она?

- Не она, - сказал Санчо.

- А кто? - спросила мать.

- Не знаю.

- Черт побери, Дульсинея - Марсела с родимым пятном! Ведь так, Санчо? рассердился отец.