Константин Симонов - Русский вопрос Страница 2

Гульд. Да, вы, пожалуй, правы…

Макферсон. Вы хотите сказать, что я еще не совсем выжил из ума?

Гульд. Не совсем.

Макферсон. Что – не совсем?

Гульд. Я хотел сказать не совсем это. Я хотел сказать, что вы с каждым днем становитесь тверже. Мне это нравится.

Макферсон. Мне – тоже. И, я думаю, даже больше, чем вам. (Хлопает рукой по письменному столу.) Хороший старомодный стол. Даже деятелю новой формации приятно посидеть за таким старомодным столом? А?

Гульд. Пожалуй.

Макферсон. Вот именно. Но, к сожалению, придется потерпеть. Увы, именно я, а не вы, начал это дело тридцать лет назад в этой старой развалине. (Показывает на фотографию домика над столом.) Ничего не поделаешь. Священное право частной собственности.

Гульд (обходя кабинет). Ага, один из старых знакомых появился снова на свет божий.

Макферсон (подходя и рассматривая фотографию Муссолини). Да. Ну что ж? С тех пор как беднягу повесили вверх ногами в Милане, он, безусловно, мертв. А мертвым я не помню зла. Он подписал мне ее, когда я был у него в тридцать третьем году в его дворце в Риме. Посмотрите, какой автограф. Один из лучших в моей коллекции.

Гульд. А берлинский джентльмен пока еще в сейфе?

Макферсон. Пока – да. Ходят слухи, что он жив. Его еще рано вешать.

Гульд. По-моему, уже можно.

Макферсон. Нет, рано.

Гульд. Вы слишком робко смотрите в будущее. Это ваш единственный недостаток.

Входит Престон.

Престон. Я пришел. Здравствуйте. Здравствуй, Джек.

Гульд. Здравствуй.

Макферсон. Что у вас сегодня о России, Билль?

Престон. «Юнайтед Пресс» дало нам пятьдесят строк Харнера «Русские в Вене». Харнер хвалит русских. Не знаю, давать ли.

Макферсон. Непременно дайте. В противоположность Херсту, мы сохраняем объективный стиль информации. Дайте на шестнадцатой странице, не раньше. А что еще?

Престон. Статья Виппмана о планах русской экспансии и еще пять-шесть информаций в том же духе.

Макферсон. Давайте все. Мы объективны. Виппмана на первую страницу, остальное – не дальше шестой. Что еще?

Престон. Еще? Бредовое сообщение итальянцев о появлении русских летчиков в Эритрее. Но это абсолютно несолидный бред.

Макферсон. Давайте его на первую страницу с шумным заголовком.

Престон. Русские завтра же дадут опровержение.

Макферсон. Ну что ж, мы поместим его на двадцатой странице. Пять строк. Они пишут короткие опровержения. Заметку прочтут миллионы людей, а опровержение – десять тысяч.

Престон. Это мне не нравится.

Макферсон. Что?

Престон. Вы вмешиваетесь в работу моего отдела. Я привык его вести сам.

Макферсон. Простите. Вы правы, Билль, и я очень жалею. Но вы перестали меня понимать.

Престон. Мне казалось, что месяц назад я вас понимал. Вы переменились за этот месяц.

Макферсон. Конечно, переменился. Это вам и предстоит понять. Ну, желаю успеха.

Престон. До свиданья. (Выходит.)

Гульд. Через три минуты придет Смит.

Макферсон. Да. Ну что ж, я думаю, ему придется согласиться. Тридцать тысяч за серию статей и книгу с гарантированным тиражом. Честное слово, если бы она не нужна была мне до зарезу перед выборами в конгресс, я бы не дал ему больше пятнадцати. Согласится. Его дела слишком плохи. Он полгода не писал и не получал ни доллара.

Гульд. А почему он не писал?

Макферсон. Я получил от него два письма: с Окинавы и из Японии. Послевоенное помешательство. Он думал, что со дня подписания мира всюду начнут порхать голуби и цвести розы. А мир остался таким же, каким был. Это вывело его из равновесия. Он заявил мне, что не может писать, пока не поймет, что происходит в мире. Ничего, поедет.

Гульд. Он собирается жениться на Джесси.

Макферсон. Вот как! Теперь понимаю. Ну что же, печально, но хорошо. Поедет. Джесси не такая женщина, чтобы выйти за нищего.

Входит Смит.

Смит. Здравствуйте, шеф. Здравствуй, Джек.

Рукопожатие.

Макферсон. Садитесь, Гарри.

Смит. Сел. Нескромный вопрос: зачем вы меня так срочно вытащили? Меня прошлой ночью так трясло над Тихим океаном, До сих пор болят все кишки.

Макферсон. Боюсь, что теперь вам придется трястись над Атлантическим.

Смит. Что вы мне предлагаете?

Макферсон. Россию.

Смит. Россию? Последний месяц меня мучила бессонница, и я вдруг, впервые в жизни, стал читать на ночь нашу уважаемую газету. Судя по вашему новому политическому курсу, вам, пожалуй, нет смысла посылать в Россию именно меня.

Макферсон. Во-первых, благодарю вас за то, что вы наконец стали читать мою газету. А во-вторых, я думаю, что при моем новом курсе именно вам и надо поехать в Россию.

Смит. Шеф, вы спутали меня с Джеком.

Гульд. Не валяй дурака. После той книги, что я уже написал о России, русские были бы идиотами, если бы снова пустили меня туда. К сожалению, они не идиоты.

Смит. Но после той книги, что я уже написал о России, надо быть идиотом, чтобы при вашем новом курсе советовать шефу послать в Россию меня.

Гульд. Благодарю, но ты, как всегда, все спутал. И я тебе сейчас объясню, почему не я, а именно ты идиот.

Смит (удобно усаживаясь в кресле). Интересно. Факт для меня безусловен, но причины его не вполне ясны. Меня всю жизнь волновал этот вопрос – почему?

Гульд. Ты идиот потому, что не знаешь, что такое диалектика. Диалектика – это наука о том, что все бесконечно движется и изменяется.

Смит (прерывая). Очень приятно. Никогда в жизни я так быстро не умнел.

Гульд (продолжая). И твоя хвалебная книга, написанная в сорок втором году, только поможет тебе сейчас написать совсем другую книгу о России. Полезную нам.

Смит. Кому – вам?

Макферсон. Людям, считающим, что в Америке не должно быть коммунизма.

Смит. Я тоже принадлежу к числу таких людей. Каждому свое: русским – их строй, а нам – наш. Дальше?

Гульд. Дальше, ты должен снова поехать в Россию и написать о ней всю правду.

Смит. Я и тогда написал всю правду.

Гульд. Нет.

Смит. Эй, полегче на поворотах.

Гульд. Что ты написал? Что русские – храбрые солдаты, что Сталинград героически оборонялся, что их летчики шли на таран, что их женщины были снайперами. И ты воображаешь, что это – вся правда о России?

Смит. Все, что я написал, – правда.

Гульд. А ты не думаешь, что сейчас, когда эти храбрые солдаты дошли до сердца Европы и влезли в Корею, когда эти летчики летают над Веной и Порт-Артуром, – ты не думаешь, что эта правда оборачивается уже не против немцев, а против нас?

Смит. Это я уже читал в нашей уважаемой газете.

Гульд. И тебе кажется, что русские не полезут дальше?

Смит. Напротив, они завоюют сначала Европу, потом Америку, потом Австралию, потом Антарктику… Какая чепуха.

Гульд. Чепуха? А ты читал Коммунистический манифест Маркса? А Ленина «Империализм, как высшая… – то есть последняя – …стадия капитализма»? Заметь – последняя! Ты читал или нет?

Смит. Нет, не читал. Но при чем тут это?

Гульд. А при том…

Макферсон. Подождите, Джек. Вы продолжите вашу дискуссию без меня. Мне пора уходить. Советую вам, Гарри, внимательно выслушать все, что вам скажет Джек. Он скажет вам наше общее мнение. А сейчас несколько слов… Лететь через неделю. Срок – три месяца. Книга – через месяц после приезда. Часть пойдет статьями в газете. Гарантирую издание. Гарантирую успех. Гарантирую тридцать тысяч долларов. Ответ завтра, здесь, в двенадцать ночи. Ваше да – и мой первый чек на семь тысяч пятьсот. Подумайте. До свиданья. (Выходит.)

Смит. Семь с половиной тысяч. Недурно для начала. Такие большие деньги наводят меня на мысль, что я должен написать для вас порядочную гадость.

Гульд. Нет. Ты просто должен учесть требования времени. И наши сегодняшние взгляды на Россию, изложенные вкратце вот хотя бы здесь (вынув из кармана газету, передает ее Смиту), в моей статье. Она не блещет красотами стиля. Ты знаешь, я не стилист. Но некоторые ее мысли и даже, пожалуй, название могли бы пригодиться.

Смит. «Десять причин, по которым русские хотят войны». Это неправда. Русские не хотят войны. Этого не может быть.