Вл Лидин - Друзья мои - книги ! (Заметки книголюба) Страница 2

- Учитесь уважать книгу,- поучал меня Тастевен.- Помните, что книгу создает человек, и, уважая книгу, вы тем самым уважаете и человека.

Чуть пониже книготорговли и библиотеки Тастевена на Кузнецком мосту находился благонравно-степенный магазин Д. И. Тихомирова, известного педагога, со строгими книгами по воспитанию, а еще пониже был магазин М. О. Вольфа, имя которого было связано для нас с любезными отрочеству журналом "Задушевное слово", серией книжек "Золотой библиотеки" и непомерными фолиантами "Живописной России". Но могущественнее всех других магазинов был на Неглинной улице магазин А. С. Суворина,- собственно, не магазин, а целый вокзал, откуда Суворинские издания отправлялись по всем дорогам страны, вплоть до самых маленьких железнодорожных станций, (8) где повсюду распоряжалось книгами монополизированное Сувориным контрагентство печати.

Но подлинной улицей книги была, конечно, Моховая, на которой один за другим тянулись букинистические магазины, вернее, лавчонки, а еще вернее полутемные логова, и, чем темнее было логово, тем обширнее были его книжные богатства. Не раз, проходя по Никольской улице, останавливался я в созерцании витрин загадочно-молчаливого магазина Шибанова: за чистейше протертыми стеклами было обычно выставлено всего несколько сверкающих золотом книг, как эталоны книжного богатства магазина. Я тогда еще не знал, что значат велен или марокен; не знал я, конечно, и самого Шибанова. Я узнал его тогда, когда порядком искусился в книголюбии, но Шибанов был уже стар, на закате; впрочем, о Шибанове я расскажу особо.

Так, на углу улиц Огарева и Горького вспомнили мы с Александром Александровичем Шухгальтером и книжную Москву поры моего детства и первые опыты - литературные и книжные.

- Что ж,- сказал Александр Александрович,- приятно, что в свою пору я поощрял вашу охоту к книге... конечно, я не мог предполагать, что вы со временем станете писателем, но вы были так юны тогда и так любили книгу, что я всегда старался что-нибудь припрятать для вас.

Десятилетия, разделявшие нас, отошли куда-то в сторону, я увидел Шухгальтера с копной черных волос, распространяющим, возможно, и нелегальные издания,- может быть, штутгартовские или женевские издания Ленина - а он, наверно, видел меня в ученической курточке.

Любовь к книге прививается с детства. В доме должны быть книги, они освещают жилище. Книге предназначено быть спутником человека. У меня есть книги, сохранившиеся еще с поры моего раннего детства, это мои поверенные, сердечные друзья, мои наставники. Книжный шкаф в комнате - это не просто собрание книг, пусть даже отлично изданных, это то, с чем живешь, что учит и ведет за собой. Ведь даже в гости приглашаешь именно тех, с кем испытываешь потребность общения; а что толку, если вокруг будет полно людей, с которыми и говорить не о чем. Книги, как и друзей, надо избирать глубоко, по душевной склонности, памятуя, что именно книге свойственно (10) особое постоянство: любимая книга никогда не изменит и вернется именно в ту минуту, когда человек особенно нуждается в поддержке.

1920-Й ГОД

У меня сохранились два редчайших номера журнала под странным названием "Содрупис". Отпечатаны они на машинке, вышли в количестве трех экземпляров, с иллюстрациями от руки. Название несколько пародирует сокращения, бытовавшие в двадцатых годах: "Содружество писателей".

Я беру в руки эти единственно уцелевшие экземпляры, и передо мной возникает книжная Москва первых лет революции... В Леонтьевском переулке, ныне улице Станиславского, в маленьком помещении, где находилась впоследствии редакция журнала "Знамя", писатели впервые стали за книжный прилавок. Времена были трудные, бумаги не хватало, но не только бытовые условия, а и потребность быть близко к книге дали жизнь одному из самых примечательных начинаний: книжным лавкам писателей. Первая такая лавка, открывшаяся в Леонтьевском переулке, и носила название "Книжная лавка писателей". За ее прилавок встали образованнейший литературовед, переводчик и исследователь творчества Бальзака - Б. А. Грифцов, страстный, горьковского образца, почитатель книги писатель Александр Яковлев и еще несколько других литераторов, в том числе писатель Борис Зайцев. В каком-нибудь книжном собрании хранится и поныне, наверно, целая библиотечка рукописных книг, выпускавшихся писателями в одном-двух экземплярах, зачастую с авторскими иллюстрациями. Я вспоминаю "Похвалу березовым дровам", написанную на бересте, ее автором (11) был М. А. Осоргин; рукописные сборники стихов Ф. Сологуба, Андрея Белого, К. Липскерова, А. Глобы; книжки с аппликациями, загадочными картинками и не одну рукописную поделку А. Ремизова, к чему он был склонен всегда с его знанием рукописных книг семнадцатого или восемнадцатого века, украшенных киноварными буквицами и росчерками. Я жалею, что не сохранил этих рукописных книжечек первых лет революции, хотя многие из них были у меня в руках. В музее книги, который когда-нибудь будет основан в Москве, можно было бы выставить одну из таких книжечек с тиражом в два экземпляра рядом с современной книгой, которой уже тесно иногда и в полумиллионном тираже.

Но тогда эти книжечки выходили. Тогда в Леонтьевском переулке была Книжная лавка писателей, а на Тверской, рядом с Московским Советом,-книжная лавка "Содружество писателей", за прилавком которой стояли подслеповатый профессор-литературовед Ю. И. Айхен-вальд, философ Г. Г. Шпет и пишущий эти строки. Мы стояли в шубах и шапках, потому что помещение не отапливалось, а за нашими спинами теснились на полках до потолка книжные сокровища - все, что революция вытрясла из помещичьих усадеб или великокняжеских дворцов в Петрограде. Мы переворачивали страницы, дуя на них, потому что книги были каляными от холода; мы познавали прелесть общения с книгой, этим знаменосцем культуры, возвещавшим уже в те времена, когда только начали ликвидировать неграмотность, рождение нового читателя.

На Большой Никитской, ныне улице Герцена, помещалась Книжная лавка работников искусств, за прилавком которой стояли искусствоведы Р. Виппер и П. Эттингер, а на Арбате в Книжной лавке поэтов- Сергей Есенин, беспомощный и неприспособленный к этому делу;

впрочем, ему помогали весьма расторопные поэты-имажинисты. За прилавком другой книжной лавки на Арбате величественно высился Валерий Брюсов, на Моховой сутулился Н. Д. Телешов, в книжной лавке "Природа" скромно стоял профессор Н. К. Кольцов, в книжной лавке "Школа и знание" - педагог Н. В. Тулупов.

По временам в лавку "Содружество писателей" приходили Есенин с поэтами А. Мариенгофом или В. Шершеневичем; в руках у них были тоненькие книжки стихов, (13) изданные ими самими и распространявшиеся ими же. У меня хранится "Исповедь хулигана" Есенина с его надписью, сделанной застывшей от холода рукой именно в этой книжной лавке. Мы мерзли за прилавком, но испытывали радость от близости к книгам. Я был к ним близок еще и потому, что работал в комиссии, разбиравшей накопленные книжные сокровища в национализированных букинистических магазинах. Со свечой в бутылке, ибо не было света, в подвалах с лопнувшими от мороза радиаторами отопления и полузалитыми водой, разбирали мы книги, многие из которых пополнили книжные хранилища библиотек имени В. И. Ленина и Коммунистической академии... Известный книговед, составитель книги "Крылатые слова" Николай Сергеевич Ашукин, покойный литератор Владимир Павлович Ютанов, писатель А. А. Тришатов и я - мы выходили после рабочего дня на зимние холодные улицы Москвы, по которым жители волокли на салазках топливо и у продовольственных магазинов стояли очереди, мы выходили ослепленные книгами, побывавшими у нас за день в руках, хранившимися иногда в тайниках. Мы разворошили владения Гобсека, где оказались - был такой случай - "Евгений Онегин" с личными поправками Пушкина, экземпляр "Жития Ушакова" Радищева, редчайшие эльзевиры, первопечатные книги Ивана Федорова, Андроника Невежи, братства Успенской церкви во Львове...

Мы учились ценить книгу, мы учились любить ее, и этих первых уроков в голодные, трудные дни революции я никогда не забуду: я узнал биографии множества книг, биографии столь же поучительные, как и биографии отдельных выдающихся деятелей.

Маленькая комнатка позади книжной лавки "Содружество писателей" служила и складом и своего рода писательским клубом: я помню за овальным столом и писателей старшего поколения - Андрея Белого или Федора Сологуба, и скромных, еще безвестных в ту пору А. С. Неверова и Ф. В. Гладкова, и смуглого, несколько восточного облика, поэта Константина Липскерова, и красивого, с пасторским лицом писателя Георгия Чулкова, и совсем простодушного, когда он появлялся один, Сергея Есенина, и вечно торопящегося куда-то, всегда всюду запаздывавшего Андрея Соболя... Кто только не побывал за этим столом, в кругу книг и с обязательным самоваром, ретиво (14) раздуваемым издателем