Елена Ткач - Царевна Волхова Страница 2

Она поцеловала дочь и ушла к себе.

И упала ночь в пустоту, в которой нет времени и не светят звезды.

И Эля никак не могла уснуть - она лежала без сна.

"Какой же мне достать сон-травы?" - думала она, кусая мизинец.

Когда не спала - Эля всегда так - кусала пальцы.

Мама как-то подметила, засмеялась: "Смотри, до косточки не проешь!"

Они всегда понимали друг друга. И сейчас тоже. Только не понимали что делать...

Жизнь - всегда такая светлая, радостная, полная до краев - вдруг оскалила зубы в звериной усмешке. Она разом сбила их с ног и глумилась, помахивая над головами мерным маятником времени, чудовищным как смертоносный стальной серп в рассказе Эдгара По.

"Неужели же? Неужели весь этот ужас как-то связан с тем, что я взялась за розыски деда? - часто думала Тася, глядя в окно, тонувшее в сигаретном дыму. - Но почему? Почему..."

Они попали в беду. И помощи ждать было неоткуда. И время застыло над ними душным пологом, непроглядное, как заболоченная вода.

Глава 2

ЦЫГАНКА

Анастасия Сергеевна Пронина - Элина мама - родилась в Москве в начале шестидесятых. Ее родители, люди милые и домашние, всю жизнь тихо-спокойно прослужили в советских учреждениях, думать не думая ни о вольности, ни о протестах. Им и так было хорошо! Но дочка Тася невесть от кого из предков переняла непокорную, диковатую жажду свободы. Все её упрямое существо требовало чего-то особенного - незнакомого уклада, отвергающего жизнь по накатанной колее.

Всю свою юность она готовилась поступить в театральный, занималась в хореографической студии дворца "Серп и молот", брала уроки у когда-то известной, а теперь одинокой и всеми позабытой актрисы - та обучала Тасю основам сценической речи и актерского мастерства. Старая актриса уверяла, что у её ученицы несомненный дар - стоило только взглянуть в сияющие распахнутые глаза цвета влажных каштанов, услышать звонкий заразительный смех, чтобы понять: у этой девушки дар Божий, ей многое дано и остается только уповать на удачу, а остальное приложится.

Однако, удача Тасе не улыбнулась. В театральный с первой попытки её не приняли - по конкурсу не прошла и... обиделась. На комиссию, на судьбу, на родителей, которые ни к театру, ни вообще к искусству отношения не имели... Не было у них нужных знакомств, не было связей, без которых в этот мир избранных не пускают. Посторонним вход воспрещен!

И вот этак-то сгоряча и назло себе в тот раз топнув ножкой перечеркнула она - как отрезала давнюю свою мечту. Мол, раз не вышло значит поделом тебе и точка!

Вот такая она была. Бескомпромиссная. Гневливая. Норовистая. Либо либо... Пан или пропал!

В глазах её порой такие бездны проглядывали, что лучше бы тогда никому в них и не заглядывать... Ей самой иной раз казалось, что этот исступленный огонь может сжечь её изнутри. Душу спалить... Дотла!

Спалить - не спалил, но подпалил - это точно! Ее прозвали цыганкой за мрачное огненное сверканье в глазах, за загадку какую-то, которая явно угадывалась в ней...

Густая копна волос вьется по ветру, что конская грива, все движенья порывистые, хотя и не резкие - все же гармоничное женственное начало преобладало в ней. И бывало вдруг обернется она, - смуглая, статная, откинув за спину гриву вьющихся медных волос, отсверкивающих на солнце, и взгляд исподлобья внезапно пронзит насквозь, а губы чуть улыбаются...

"Тебя, Тася, точно светом нездешним в ночи обожгло!" - сказал как-то ей один однокурсник, немного в неё влюбленный. Немного - потому что побаивался её. Не по росту ей был, приближаться не смел... И добавил еще, спрятав взгляд: "Может, это свет звезды. А может... царица Тамара, которую Демон любил, память об этой любви тебе в душу вложила..."

И как сказал - больше ни разу и не подходил к ней.

А вот Элин папа не побоялся! Это было, когда Анастасия, переболев и смирившись, поступила в педагогический. Русский язык и литература. На курсе она была заводилой. Вместе с нею компания друзей-приятелей направилась как-то на Юго-Запад Москвы, где в неприметном подвальчике ютилась театральная студия, ставшая впоследствии знаменитой. Но это придет потом популярность, толпа, жаждущая прорваться на премьеру... А тогда было так: пришли четверо и сказали: "Здрас-сьте, мы играть хотим!" Им ответили: "Какие проблемы? Хотите - вперед!"

Лекции перемежались с репетициями и спектаклями. Днями и ночами пропадала Тася на Юго-Западной. Родители сетовали, что стали потихоньку подзабывать как звучит её голос... И на одном из спектаклей увидел её молодой, подающий надежды физик Коля Корецкий. Увидел - и все! Сгорел! Влюбился без памяти. А когда Тася забеременела, - страстный его напор её подкупил, - поженились. Обычная, вроде, история.

Когда родилась Эля, пришлось Тасе оставить студию. Тасина бабушка мамина мама, Антонина Петровна, переехала к дочери, а квартиру свою в одном из переулочков близ Чистых прудов отдала внучке. Пускай молодые живут, да радуются! И они стали жить. И родилась у молодых дочка Елена, которую бабушки с дедом называли Аленушкой, а мама с папой - Элей.

Элька росла резвая, тонкая - в мать. Только была она мягче, тише, задумчивей. С раннего детства манил её сокровенный мир, в который никому, кроме неё самой, хода не было.

А глаза были такие же удивленные, огромные, привораживающие как у матери. Только были они светлей. Гораздо светлей... Золото в них отблескивало густой прозеленью, точно искры далекого костра посверкивали сквозь чащу.

После выпуска Тасю распределили в одну из московских школ. Самую обыкновенную. Она, как могла, старалась оживить и разнообразить программу, рассказывала о судьбах поэтов, о том, что за избранничество и дар слова им, как правило, приходилось платить, и дорого. Очень дорого. Часто - жизнью...

Она таскала своих учеников по музеям, устраивала поэтические вечера, иной раз прямо под открытым небом - где-нибудь на бульваре или "на Патриках", возила в Загорск, в Сергиеву Лавру... Часто сиживали они с классом за необъятным раздвижным овальным столом в бабушкиной, - а теперь её, Тасиной, квартире, уплетали пирожки, винегрет, сладкий-сладкий рулет с маком - струдель, который она выучилась печь у бабушки Тони. Ученики её обожали. Мальчишки тайно влюблялись...

Коле это не слишком мешало - он был всерьез увлечен наукой и не раз уверял Тасю, что ей предстоит стать женой Нобелевского лауреата! А вот коллеги... Их Тасина пылкость весьма и весьма раздражала. И что за идол такой - эта Корецкая А.П.?! Выскочка, девчонка, соплюшка! Опять же обычная история... Вскоре они всем дружным коллективом Тасю так обломали, что и вечерние прогулки по гудящей Москве, и чаепития за овальным столом все стало ей в тягость. Заклевали так, что пришлось сменить школу. И пошло, и поехало...

В ней зрел протест, а ненависть к обывателям разряжалась в домашних скандалах. От обиды и боли ей и муж-то казался порой слишком "пресным", слишком рутинною - жизнь. Она начала корить всех домашних и даже маленькую Элю за то, что эта самая жизнь с упорством ломовика вгоняла её в накатанную колею...

И все же... Какой теплотой были согреты иные вечера, когда Тася с дочуркой укрывались в детской и читали, читали... Эля самозабвенно полюбила "Властелина колец" Толкиена. Да и Тася, читая ей всю трилогию вслух, получала настоящее удовольствие. Из вечера в вечер - перед сном, когда по стене детской бродили тени и дом готовился к великому таинству погружения в ночь.

Тогда жизнь становилась полною тайного смысла, крепло их доверие друг к другу - тончайшая связь, которую не наладить, если нет между близкими по крови близости духа...

Из этого девичьего сродства, обогретого вечерами за книжкой, Николай мало-помалу стал выпадать. Его все больше раздражала манера "женщин", как он называл Анастасию с Еленой, обособляться и делать вид, что только им открылась тропинка к постижению высшего сокровенного смысла. Он понимал: хоть жизнь и опалила Тасины крылышки, но все же она не сдалась. Нет! Только стала более замкнутой, отужденной от всего и вся, кроме Эли.

Тут подкрались девяностые. Перестройка. Инфляция. Жить стало не на что. И Николай подался в коммерцию.

Года два мотался челноком - Польша, Турция... Потом завел киоск на Смоленке. Дальше - больше: взял у приятеля в долг под проценты довольно крупную сумму и открыл магазин. Все как надо оформил, с властями потолковал - власти им остались довольны... Видно, щедрость проявил - не поскупился. Хотя, попробуй-ка поскупись с префектурой! Закупил огромную партию товара, продавцов нанял, менеджера. Деловым человеком себя почувствовал. И соответственно - купил часы "Роллекс" и "Форд". Правда не новый, но с виду вполне "крутой".

Тася морщилась - вся эта мужнина кутерьма с первых дней стала ей ненавистна. Однако, терпела: муж семью кормит! Только совсем замкнулась мрачная стала, подавленная. И в комнатке у неё появился деревянный бар на колесиках.

Тут оказалось, что она вновь беременна. И как узнала, пританцовывать начала, песни петь, стоя у плиты. И все веселей они с Элей перемигивались за столом, все тесней вечерами прижимались друг к другу, перечитывая трилогию Толкиена. Бар был задвинут в чулан.