Михаил Булгаков - Александр Пушкин Страница 2

снегом. Гончарова. С кем ты приехала? Пушкина. Меня проводил Дантес. Ну что ты так смотришь? Гончарова. Значит, ты все-таки хочешь беды? Пушкина. Ах, ради всего святого, без нотаций. Гончарова. Таша, что ты делаешь? Зачем ты напрашиваешься на несчастье? Пушкина. Ah, mon Dieu! [Ах, боже мой! (фр.)] Азя, это смешно. Ну что худого

в том, что beau frere [зять (фр.)] меня проводил?

Гончарова подает письмо Пушкиной. Пушкина читает.

(Шепчет.) Он не видел? Гончарова. Бог спас. Никита хотел подать. Пушкина. Ах, старый дуралей! (Бросает письмо в камин.) Несносные люди! Кто

это делает? Гончарова. Это тебе не поможет. Сгорит это, но завтра придет другое. Он все

равно узнает. Пушкина. Я не отвечаю за анонимные наветы. Он поймет, что все это неправда. Гончарова. Зачем же ты мне-то говоришь так? Нас никто не слышит. Пушкина. Ну, хорошо, хорошо. Я сознаюсь, я точно виделась с ним один раз у

Идалии, но это вышло нечаянно. Я и не подозревала, что он придет туда. Гончарова. Таша, поедем в деревню. Пушкина. Бежать из Петербурга? Прятаться в деревне? Из-за того, что какая-то

свора низких людей... презренный аноним... Он и подумает, что я

виновата. Между нами ничего нет. Покинуть столицу? Ни с того ни с сего?

Я вовсе не хочу сойти с ума в деревне, благодарю покорно. Гончарова. Тебе нельзя видеться с Дантесом. Неужели ты не хочешь понять, как

ему тяжело? И притом денежные дела так запутанны... Пушкина. Что же прикажешь мне делать? Натурально, чтобы жить в столице,

нужно иметь достаточные средства. Гончарова. Я не понимаю тебя. Пушкина. Не терзай себя, Азя, ложись спать. Гончарова. Прощай. Уходит.)

Пушкина одна, улыбается, очевидно, что-то вспоминает. В

дверях, ведущих в столовую, бесшумно появляется Дантес.

Он в шлеме, в шинели, с палашом, запорошен снегом,

держит в, руках женские перчатки.

Пушкина (шепотом). Как вы осмелились? Как вы проникли? Сию же минуту

покиньте мой дом. Какая дерзость! Я приказываю вам! Дантес (говорит с сильным акцентом). Вы забыли в санях ваши перчатки. Я

боялся, что завтра озябнут ваши руки, и я вернулся. (Кладет перчатки на

фортепиано, прикладывает руку к шлему и поворачивается, чтобы уйти.) Пушкина. Вы сознаете ли опасность, которой меня подвергли? Он за дверьми!

(Подбегает к двери кабинета, прислушивается.) На что вы рассчитывали,

когда входили? А ежели бы в гостиной был он? Он запретил пускать вас на

порог! Да ведь это же смерть! Дантес. Chaque instant de la vie est un pas vers la mort [Каждое мгновение

жизни - это шаг к смерти (фр.)]. Слуга сказал мне, что он спит, и я

вошел. Пушкина. Он не потерпит, он убьет меня! Дантес. Из всех африканцев сей, я полагаю, самый кровожадный. Но не

тревожьте себя, он убьет меня, а не вас. Пушкина. У меня темно в глазах... что будет со мною? Дантес. Успокойтесь, ничего не случится с вами. Меня же положат на лафет и

повезут на кладбище. И так же будет буря, и в мире ничего не изменится. Пушкина. Заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, покиньте дом. Дантес. У меня нет ничего дорогого на свете, кроме вас, не заклинайте меня. Пушкина. Уйдите! Дантес. Ах нет. Вы причина того, что совершаются безумства. Вы не хотите

выслушать меня никогда. А между тем есть величайшей важности дело.

Надлежит слушать. Там... да? Иные страны. Скажите мне только одно

слово, и мы бежим. Пушкина. И это говорите вы, месяц тому назад женившись на Екатерине, на моей

сестре? Вы и преступны, вы и безумны! Ваши поступки не делают вам

чести, барон. Дантес. Я женился на ней из-за вас, с одной целью быть ближе к вам. Да, я

совершил преступление. Бежим? Пушкина. У меня дети. Дантес. Забудьте. Пушкина. О, ни за что! Дантес. Я постучу к нему в дверь. Пушкина. Не смейте! Неужели вам нужна моя гибель?

Дантес целует Пушкину.

О, жестокая мука! Зачем, зачем вы появились на нашем пути? Вы заставили

меня и лгать, и вечно трепетать... ни ночью сна, ни днем покоя...

Бьют часы.

Боже мой, уходите! Дантес. Придите еще раз к Идалии. Нам необходимо поговорить. Пушкина. Завтра на балу у Воронцовой, в зимнем саду, подойдите ко мне.

Дантес поворачивается и уходит.

(Прислушивается.) Скажет Никита или не скажет?.. Нет, не скажет, ни за

что не скажет. (Подбегает к окну, смотрит в него.) О, горькая отрава!

(Подходит к двери кабинета, и прикладывает ухо.) Спит. (Крестится,

задувает свечи и идет во внутренние комнаты.)

Тьма.

Потом из тьмы - зимний день.

Столовая в квартире Сергея Васильевича Салтыкова. Рядом

- богатая библиотека. Из библиотеки видна часть

гостиной. В столовой накрыт завтрак. Филат стоит у

дверей.

Кукольник. Разрешите, Александра Сергеевна, представить вам нашего лучшего

отечественного поэта Владимира Григорьевича Бенедиктова. Вот истинный

светоч и талант! Бенедиктов. Ах, Нестор Васильевич... Кукольник. Преображенцы, поддержите меня! Вы высоко цените его творчество!

Преображенцы, двое, - сыновья Салтыкова - улыбаются.

Салтыкова. Enchantee de vous voir... [Очень рада вас видеть... (фр.)]

Чрезвычайно рада вас видеть, господин Бенедиктов. И Сергей Васильевич

любит наших литераторов.

Следом за Бенедиктовым (скромным человеком в вицмундире)

подходит к руке Салтыковой хромой князь Петр Долгоруков.

Рада вас видеть, князь Петр Владимирович.

В столовой появляется Иван Варфоломеевич Богомазов.

Богомазов. Александра Сергеевна... (Подходит к руке Салтыковой.) А

почтеннейшего Сергея Васильевича еще нет, я вижу? Салтыкова. Он тотчас будет, просил извинить. Наверно, в книжной лавке

задержали. Богомазов (Долгорукову). Здравствуйте, князь. Долгоруков. Здравствуйте. Богомазов (Кукольнику). Был вчера на театре, видел вашу пиэсу. Подлинное

наслаждение! Публики - яблоку негде упасть! Позвольте поздравить вас и

облобызать. Многая, многая лета, Нестор Васильевич! Филат. Сергей Васильевич приехали. Кукольник (тихо Бенедиктову). Ну, брат, насмотришься сейчас.

Салтыков входит. Он - в цилиндре, в шубе, с тростью и С

фолиантом под мышкой. Ни на кого не глядя, следует к

Филату. Бенедиктов кланяется Салтыкову, но поклон его

попадает в пустое пространство. Долгоруков, Богомазов и

Кукольник смотрят в потолок, делая вид, что не замечают

Салтыкова.

Филат наливает чарочку водки. Салтыков окидывает

невидящим взором группу гостей, выпивает, закусывает

кусочком черного хлеба, прищуривается. Преображенцы

улыбаются.

Салтыков (сам себе). Да-с, не угодно ли? "Секундус парс"! "Секундус"!

[Secundus pars! Secundus! - Второй часть! Второй (лат.). Салтыков

повторяет типографскую опечатку. Правильно - "secunda pars", так как

слово "pars" женского рода. Достоверный факт - в библиотеке графа

Салтыкова действительно была книга с указанной опечаткой.] (Смеется

сатанинским смехом и выходит.)

Бенедиктов бледнеет.

Салтыкова. Mon roari... [Мой муж... (фр.)] Кукольник. Александра Сергеевна, не извольте беспокоиться... Знаем, знаем...

На отечественном языке говорите, Александра Сергеевна. Вы услышите, как

звучит наш язык в устах поэта. Салтыкова (Бенедиктову). Мой муж - страшнейший чудак. Я надеюсь, что это не

помешает вам чувствовать себя у нас без церемоний.

Салтыков возвращается. Он без цилиндра, без шубы, без

трости, но по-прежнему с фолиантом. Тут все обращают к

нему оживленные лица.

Салтыков. А! Весьма рад! (Стучит по фолианту.) "Секундус парс"! "Секундус"!

Преднамеренная опечатка, "Корпус юрис романи" [Corpus juris romani.

Свод римского права (лат.)]. Эльзевир. (Преображенцам.) Здравствуйте,

сыновья.

Преображенцы улыбаются.

Богомазов. Позвольте же поглядеть, Сергей Васильевич. Салтыков. Назад! Салтыкова. Серж, ну что это, право... Салтыков. Книги не для того печатаются, чтобы их руками трогать. (Ставит

книгу на камин. Салтыковой.) Ежели ты только ее тронешь... Салтыкова. И не подумаю, и не надобно мне. Салтыков. Филат, водки! Прошу вас.

Закусывают.

Салтыкова. Прошу вас к столу.

Усаживаются. Филат подает.

Салтыков (глядя на руку Кукольника). А, вас можно поздравить? Кукольник. Да-с, государь император пожаловал. Долгоруков. Рука всевышнего вас наградила, господин Кукольник. Салтыков. Неважный перстенек. Кукольник. Сергей Васильевич! Салтыков. По поводу сего перстня вспоминается мне следующее... Филат! Что

там на камине? Филат. Книга-с. Салтыков. Не ходи возле нее. Филат. Слушаю. Салтыков. Да, вспоминается мне... В бытность мою молодым человеком император

Павел пожаловал мне звезду, усеянную алмазами необыкновенной величины.

Преображенцы косятся на Салтыкова.

А такой перстень я и сам могу себе купить за двести рублей или за

полтораста. Салтыкова. Серж, ну что ты говоришь?

Бенедиктов подавлен.

И все ты наврал, и никакой звезды у тебя нет. Салтыков. Ты ее не знаешь. Я ее прячу от всех вот уж тридцать семь лет с

табакерками вместе. Салтыкова. Ты бредишь. Салтыков. Не слушайте ее, господа. Женщины ничего не понимают в наградах,