Василий Шукшин - Леля Селезнева с факультета журналистики Страница 2

Но бригадир молчал.

-- Могу "Беломор-канал" удружить, -- сказал здоровен-ный парень, Митька Воронцов, с готовностью подходя к де-вушке. Ему хотелось почему-то, чтобы Леля выкинула что-нибудь совсем невиданное.

-- Спасибо, -- Леля так просто взяла у Митьки папироску, так просто прикурила и затем посмотрела на плотников, что ни у кого не повернулся язык сказать что-нибудь.

-- Давай, ребята, -- негромко сказал бригадир, поднимаясь.

Леля отошла от борта парома и стала смотреть на ту сторону, где, выстроившись в длинный ряд, стояли грузовики с хлебом.

Шоферы не толпились на берегу и не смотрели с грустью на паром. Они собрались небольшими кучками у машин и разговаривали. Человек шесть наладили удочки и сидели на берегу в неподвижных позах. Кое-кто разложил поодаль от машин костер -- пек картошку.

А далеко-далеко, за синим лесом, заходило огромное красное солнце.

Стучали топоры плотников, и стук этот далеко разносил-ся по реке.

Леле стало грустно. Она вдруг ощутила себя смешной и жалкой в этом огромном и, в общем-то, простом мире. Есть заведенный порядок жизни, которому подчиняются люди. Если сломался паром и на том берегу скопилось много ма-шин, значит, должно пройти сколько-то часов, прежде чем паром наладят, значит, машины с хлебом -- а что сделаешь? -- будут стоять и ждать, и шоферы будут собираться группами и рассказывать анекдоты. Значит, начальство будет волноваться, звонить по телефону. Было бы странно, если бы оно тоже собиралось в группы и рассказывало анекдоты. В конце концов все знают, что надо ждать. И смешно и глупо здесь суетиться, писать бойкие статейки. Все понимают, что сломался паром, что машины, которые так нужны, стоят. Па-ром мог бы не сломаться, но он сломался -- вот и все. Жизнь на этом не остановилась.

Те же шоферы, которые сейчас кажутся беззаботными, через несколько часов сядут за штурвалы и без сна и отдыха будут гнать и гнать по нелегким дорогам, наверстывая по ме-ре возможности упущенное. И не будут чувствовать себя ге-роями, так же как сейчас не испытывают угрызений совести оттого, что не стоят толпой на берегу и не смотрят с тоскою на паром.

Леля вспомнила секретаря Дорофских и то, как она ему говорила: "С паромом следующее...", и ее собственная беспо-мощность стала до того очевидной и угнетающей, что она чуть не заплакала. Она стала мысленно доказывать себе, что люди сами определяют порядок жизни. И все делают люди. А киснуть и хныкать -- это легче всего. Это еще ни для кого не представлялось очень трудным. Все делают люди, и надо быть спокойнее и сильнее.

Она поднялась и подошла к старику плотнику.

-- Скажите, пожалуйста, а может быть, вас мало?

-- А? -- Бригадир выпрямился. -- Мало? Нет, тут больше не надо, пожалуй... Да и нету у нас их больше-то.

-- Но ведь стоят машины-то! -- тихо, с отчаянием сказала Леля. -- Что же делать-то?

-- Что делать?.. Вот делаем.

-- Когда вы думаете закончить?

-- Завтра к обеду... -- Старик прищурился и посмотрел на ту сторону реки.

-- Ну нет! -- твердо сказала Леля. -- Так не пойдет. Вы что?

-- Что? -- не понял старик.

-- Товарищи! -- обратилась Леля ко всем. -- Товарищи, есть предложение: собрать коротенькое собрание! Пятими-нутку. Я предлагаю... -- продолжала Леля, -- работать ночью. Мне сейчас трудно посчитать, в какие тысячи обходится го-сударству простой этих машин, но сами понимаете -- много. Я сейчас схожу в деревню, обойду ваши семьи, скажу, чтобы вам принесли сюда ужин...

-- Ну, это уж -- привет! -- сказал Митька Воронцов.

-- Да неужели вы не понимаете! -- Леля даже пристукну-ла каблучком по палубе. -- А как было в войну -- по две сме-ны работали!.. Женщины работали! Вы видите, что делает-ся? -- Леля в другое время и при других обстоятельствах поймала бы себя на том, что она слишком театрально показа-ла рукой на тот берег, на машины, и голос ее прозвучал на последних словах, пожалуй, излишне драматично, но сейчас ей показалось, что она сказала сильно. Во всяком случае, все посмотрели туда, куда она показала, -- там стояли машины с хлебом.

-- У нас на это начальство есть, -- суховато сказал брига-дир.

-- Мы что, двужильные, что ли? -- спросил Митька.

Он уже не ждал от девушки "фокусов", он боялся, что она уговорит плотников остаться на ночь. Пятеро других стояли нахмурившись.

-- Товарищи!.. -- опять начала Леля.

-- Да что "товарищи"! -- обозлился Митька. -- Тебе ж сказали: не останемся... -- Митьке позарез нужно было быть вечером в клубе.

-- Эх вы!.. -- сказала Леля и неожиданно для себя запла-кала. -- Люди стоят, машины стоят... их ждут... а они... -- го-ворила Леля, слезая с парома. Она вытирала ладошкой слезы, сердилась на себя, не хотела плакать, а слезы все катились: она очень устала сегодня, изнервничалась с этим паромом.

Плотники растерянно смотрели на тоненькую девушку в узкой юбке. Она отвязала лодку и, неумело загребая веслами, поплыла к берегу

-- Ты, Митька, балда все-таки, -- сказал бригадир. -- Ду-бина просто.

-- Он шибко грамотный стал, -- поддакнул один из плот-ников. -- Вымахал с версту, а умишка ни на грош.

Митька насупился, скинул рубаху, штаны и полез молч-ком в воду -- надо было обмерить пролом в боку баркаса, чтобы заготовить щит-заплату. Остальные тоже молча взя-лись за топоры. На берегу Лелю встретил председатель Тро-фимов.

-- Чего они там? -- встревожился он, увидев заплакан-ную Лелю. -Небось лаяться начали?

-- Да нет! -- Леля выпрыгнула из лодки. -- Попросила их... В общем, ну их! -- Леля хотела идти в деревню.

Трофимов осторожно взял ее за тоненькую руку, повел обратно к лодке.

-- Поедем. Не переживай... Попросила остаться их?

-- Да.

-- Сейчас поговорим с ними... останутся. Я еще трех плотников нашел. К утру сделаем.

Леля посмотрела в усталые умные глаза Трофимова, села в лодку, тщательно вытерла коротким рукавом кофты запла-канные глаза.

Трофимов подгреб к парому, первым влез на него, потом подал руку Леле.

Плотники старательно тесали желтые пахучие брусья. Только бригадир воткнул топор в кругляш и подошел к пред-седателю.

-- Ну что тут? -- спросил Трофимов.

-- Ночь придется прихватить, -- сказал старик, сворачи-вая папироску.

-- Я еще троих вам подброшу. К утру надо сделать, черт его... -Председатель для чего-то потрогал небритую щеку, протянул руку к кисету бригадира.

Леля смотрела на бригадира, на плотников, на их запо-тевшие спины, на загорелые шеи, на узловатые руки. И опять ей захотелось плакать -- теперь от любви к людям, к терпе-ливым, хорошим людям. Она взяла сухую, горячую руку бри-гадира и погладила ее. Бригадир растерялся, посмотрел на Лелю, на председателя, сказал:

-- Это... Ну ладно. -- И пошел к своему месту.

-- Ничего, -- сказал Трофимов, внимательно глядя на па-пироску, которую скручивал.

Митька Воронцов фыркал в воде у баркаса, кряхтел, пле-вался.

-- Ты чего? -- спросил бригадир. -- Чего не вылезаешь-то. Обмерил?

-- Обмерил, -- сердито ответил Митька.

-- Ну?

-- Чего "ну"?

-- Вылезай, чего ты!

-- Да тут... трусы спали, заразы. Кха!

Кто-то из плотников хихикнул. Все выпрямились и смот-рели на Митьку.

-- Это тебя Бог наказал, Митька.

Митька нырнул, довольно долго был под водой, выныр-нул и стал отхаркиваться.

-- Нашел?

-- Найдешь... кхах...

-- Значит, уплыли.

-- Вот история-то! -- сказал бригадир и оглянулся на Лелю.

-- Я отвернусь, а он пусть вылезает, -- предложила Леля.

-- Митька!

-- Ну?

-- Она отвернется -- лезь!

Митька вылез, надел брюки и взялся за топор.

Опять на пароме застучали восемь топоров, и стук их да-леко разносился по реке.

К утру паром починили.

Когда огромное веселое солнце выкатилось из-за горы, паром подошел к берегу.

На палубе сидели плотники, курили (бригаде нужно было сплавать разок на сторону, чтобы посмотреть, как ведет себя паром с грузом). Кое-кто отмывался, доставая ведром воду, бригадир, свесив голову через люк, смотрел в баркас, предсе-датель (он оставался всю ночь на пароме) оттирал с колена смолистое пятно. Митька Воронцов спал, вольно раскинув руки и ноги. Леля сидела с блокнотом у борта, грызла каран-дашик и смотрела, как всходит солнце.

На той стороне выли стартеры, урчали, кашляли, чихали моторы, переговаривались шоферы. Голоса их были густые со сна, отсыревшие... Они громко зевали.

"Это было грандиозно! -- начала писать Леля. -- Двенад-цать человек, вооружившись топорами..." Она зачеркнула "вооружившись", подумала и выбросила все начало. Написа-ла так: "Это была удивительная ночь! Двенадцать человек ра-ботали, ни разу не передохнув..." Подумала, вырвала лист из блокнота, смяла и бросила в реку. Начала снова: "Неповто-римая, удивительная ночь! На отмели, на камнях, горит ог-ромный костер, освещая трепетным светом большой паром. На пароме двенадцать человек..." Леля и этот лист бросила в реку.

Паром тем временем подошел к берегу. Стали въезжать машины. Паромщик орал на шоферов, те бешено крутили рули, то пятились, то двигались вперед.