Виктор Кин - Записные книжки (-) Страница 2

"О, да! - подхватывает Виктор. - На Кленовской тропе много перебили народу. Начальника корейского отряда... залпом. Врача убили..."

Эти рассказы приводят меня буквально в экстаз.

Вечером, ложась спать, Антон рассказал мне одну историю.

Трое наших ребят шли вечером по дороге. Дело было в Приханкайском крае, в местности, часто посещаемой и партизанами и каппелями.

Внезапно они видят двух всадников. Двое из них бросаются в кусты, один, растерявшись, остался на дороге.

Всадники захватили его. На другой день он был найден зарубленный шашками на берегу реки.

Оказалось впоследствии, что всадники были партизаны и убили его потому, что тот, не веря им, молчал на все расспросы.

12-го я ушел из Анучино.

Я пожал руку Антону и Ногайцеву и двинулся в путь, одушевленный мыслью о тиграх, медведях и 46-ти переправах.

Но...

Пройдя Н.Варваровку, я начал приходить к выводу, что на мне, во-первых, не улы, а сапоги, и, во-вторых, не китайские, а испанские, имевшие широкое употребление в доброе старое время в обиходе испанской инквизиции. Несмотря на все мое уважение к старине, я начал морщиться и стонать, сопровождая каждый свой шаг ругательствами и проклятиями, которые шокировали бы даже флегматичную лошадь Антона.

С самыми мрачными мыслями я вошел в Ст.Варваровку, проклиная все Облбюро в целом и каждого по отдельности за то, что ими был упущен случай достать мне ичиги.

Когда я снял улы, я ужаснулся. Портянки были в крови, ноги в ранах, а большой ноготь левой ноги стремился к сепаратизму, как сказал бы Глеб.

Из Ст.Варваровки я вышел с рассветом.

Грудастая баба напоила меня молоком (не подумайте дурного: из кувшина). Свежий воздух и красоты природы настроили меня на самый бесшабашный лад. Ноги были приведены в относительный порядок, и китайские улы не слишком проявляли свои национальные особенности.

Шел я долго. На начерченном Виктором плане значилось, что я встречу заставу. Я наивно полагал, что на обязанностях заставы лежит встречать всех проходящих. Позднее я убедился, что нужно обладать исключительными способностями, чтобы разыскивать здешние заставы.

Повторяю, шел долго - верст восемь.

Внезапно дорогу пересекает река.

Решив, что это первая из 46-ти переправ, я храбро влезаю в воду, мокну по пояс и направляюсь дальше, орошая дорогу обильными потоками воды. Несмотря на прелесть новизны, нахожу, что ощущение отвратительное.

По дороге встречаю корейцев.

- Эта дорога идет в Кленовку?

Утвердительно кивают головами.

- Далеко до заставы?

К моему ужасу, объясняют, что заставы здесь нет, а дальше будет русская деревня - Виноградовка.

Волосы заерзали у меня на голове.

- Так это дорога на Сучан?!

Радостные кивки головами.

Я разражаюсь проклятиями.

- Клинока - туда ходи!

Опять лезу в реку, решая, что у меня будет 48 переправ.

Снова встречаю фанзу. На циновке лежит кореец и курит.

- Где дорога на Кленовку?

- Я снай! - улыбается кореец.

- Эта дорога на Кленовку?

Улыбка еще шире.

- Я снай!

- Да черт возьми! Кленовка - куда ходи?

Очевидно, он понял.

- Клинока - туда ходи!

Коричневая рука описывает в воздухе полукруг в 90 градусов.

Чувствуя, что мои симпатии к азиатам подвергаются слишком сильным испытаниям, я повертываюсь и иду наугад обратно.

Что мне делать? Солнце уже высоко, прогулка в 16 верст порядком утомила меня, а впереди еще 35 верст по тайге!

Наконец встречаю русского парня. Оказывается, заставу я прошел давным-давно.

- Ты один идешь?

- Один. А что?

- А не боишься - тигра задавит?

Я внушительно кашляю и принимаю величественную позу, насколько это возможно при моем ободранном, мокром костюме.

Тайга произвела на меня самое сильное впечатление.

Карабкаюсь по горам, мокну в реках, балансирую на бревнах.

Темнеет. Дохожу до разрушенной печки и решаю, что volens nolens, а мне придется ночевать в тайге.

На недостаток стиля я не мог пожаловаться. Но мокрые брюки и пустой желудок самым категорическим образом протестуют против прелестей такого первобытного ночлега.

Но делать нечего. Вокруг окончательно темно. Я дохожу до переправы, развожу костер, обсыхаю и закуриваю.

Маленькое развлечение: убиваю змею.

Я сидел у костра и дремал.

Внезапно вздрагиваю и оглядываюсь. В кустах, сажнях в пяти от меня подозрительный шорох.

Сижу и слушаю. Шорох повторяется в правой стороне, ближе.

- Что за черт? Неужели тигры?

Я ничего не имел бы против встретить тигра днем. Но в темноте, когда ничего не видно, встреча с тигром не обещала ничего хорошего.

Определенно кто-то ходит вокруг. Вспомнив рассказы Виктора о пугливости тигров, я бросаю камень по направлению звуков и ору что-то страшное во всю силу своих легких.

Несколько минут тихо.

И вдруг...

Самое настоящее рычание!

Правда, довольно тихое. Шорох удаляется, и все стихает.

Несмотря на стиль, эта сцена наводит меня на неутешительные размышления. Стоит мне задремать, костер погаснет, и тигры меня слопают как бутерброд.

А спать страшно хочется!

Первое время принимаю все предосторожности. Идя за хворостом, держу винтовку наготове, оглядываюсь, опасаясь наступить на какого-нибудь полосатого хищника. Потом снова начинаю дремать.

Опять! На этот раз шорох ближе, прямо напротив меня. Слышно, как ломаются сухие ветки, шуршат листья; несколько минут тихо, а потом опять.

Я решил ретироваться на дерево. Если тигр, думал я, попробует прыгнуть, то ему помешают ветки, если полезет на дерево, то при свете костра я без труда застрелю его.

На дереве я сидел с полчаса. Сомнений не оставалось - это тигр. Я ясно слышал по временам его мягкие шаги вокруг. Наконец я не выдержал.

Положив винтовку на ветку, я прицелился по направлению звуков и выстрелил.

Сначала я ничего не слышал. Спустя минуту я услышал шум, но уже далеко, сажнях в тридцати.

Я подождал, слез с дерева и просидел до рассвета у костра.

В Кленовку я пришел часов в 10 утра.

Остановился у какой-то добродушной старушки. Пообедав, я разулся и завалился спать.

Часов через пять я почувствовал, что она меня расталкивает.

Дело в том, что отряд Топоркова ушел из деревни и у жителей сложилось единодушное мнение, что в деревню войдут каппелевцы.

- Ты, хлопчик, пийдешь до заимок, - уговаривала меня хозяйка. - Там и ночуй.

- Почтеннейшая, - убеждал я ее, - это плод вашего расстроенного воображения. Каппелевцы не могут прийти в деревню.

Из долгого опыта я вывел заключение, что лучше всего можно переспорить крестьян, говоря непонятным языком.

- Почему не придут?

- Потому что для оккупации деревни нужна соответствующая дислокация частей противника.

Но на упрямую старуху ничего не действовало.

- Самы ж партизаны баяли, что придут белые. Дывысь: с сопцы застава ушла.

Дыму на сопке, где у костра сидела застава, действительно не было.

Между тем старуха энергично принялась выживать меня из хаты. Видя, что мне так или иначе, а придется выселяться, я решил шантажировать старицу своим положением:

- Уйти, конечно, можно, но на дорогу надо, во-первых, хлеба, - начал я.

Старуха поняла мой ход.

- Прошлый раз як каппели наскочили... - с видом задумчивости проговорила она.

- Да и пожрать на дорогу малость надо, - продолжал я, не обращая ни малейшего внимания на ее ухищрения.

- ...так двоих хлопцив и забили...

Старуха долго еще устрашала меня каппелевскими зверствами, но я разлегся с самым категорическим видом на лавке. В конечном счете она накормила меня и дала хлеба.

Я едва мог стоять на ногах, до того они распухли. Несмотря на это, я прошел еще 15 верст до заимки. На заимке меня встретили очень радушно, накормили и уложили спать.

На другое утро я снова шел по тайге до Н.Хотуничей. По дороге встретил трех владивостокских рабочих, убежавших от мобилизации Дитерикса.

Погода стояла все время великолепная. Я в изобилии находил кедровые шишки.

Из Н.Хотуничей на следующее утро пошел опять по тайге на Кондратеевку. Это 45 верст.

Ночевал на корейских фанзах. Мой хозяин, курчавый как негр, что очень редко среди корейцев, любезно привел меня в фанзу, угостил табаком и семечками и удалился.

Корейская фанза состоит из трех комнат. Первая, самая большая, является кухней и помещением для младших членов семьи. Печка находится на уровне с полом ("кан"), труба идет под всей фанзой и выходит не на крышу, а рядом с фанзой. Это большое выдолбленное дерево, обычно выше фанзы.

Вторая комната - спальня. Там я не был. И третья, выстланная циновками, - приемная, гостиная и кабинет хозяина. Обстановка ее заключается в жаровне, служащей зажигалкой, пепельницей и плевательницей, и в нескольких деревянных полукруглых чурбачках, заменяющих подушки. У этой комнаты отдельный ход на улицу - решетчатая дверь, заклеенная бумагой. Интересно, что зимой они живут с этими плохо затворяющимися дверями, не меняя их и не обивая войлоком.