Александр Этерман - Утомительно помнить, что солнце заходит Страница 2

27

Происшествие

Хорошо, что пропустила, слышишь, а, Я боялся, у меня денег нет на такси, Ну ясно, я выпимши, Я так боялся, она хороший человек,

Говорю, Мне до Варшавской, ведь без пересадки, Слышишь, а,

Пропустила, Говорит, Валяй, тебе я доверяю,

Так слава Богу, Я доеду до Варшавской Без пересадки, Я доеду, добреду И больше ничего не надо,

Ах, добрый человек!

28

Пер. с Ахматовой

Весь день я его черкала, Теперь, поди, не прочесть. А что вчера написала, Успело мне надоесть.

Взяла себя ночью в руки И думаю - Что же я! Что если черкать со скуки Возьмется жена твоя?

29

Песнь о Нибелунгах

Миннезингер, Мой друг веселый Зигфрид,

Погибель общая Гортанная струя шестиязыких строк, И если я и не авантюрист, То стоило ли поджимать И, стало быть, транжирить губы?

Мне, в общем, довольно стыдно, И этот мир уж очень радужный,

Во Франции Носили уж очень легкие доспехи, Наверно, оттого Меня так манит Скандинавский мир И саги вместо скучного Вольтера.

30

К тебе

Вельми значителен идущий день, Все, что имеет право - остается, Или с изяществом канатоходца Глотает ночью белую сирень.

И, поступившись белою сиренью, И, отступив к наивному цветенью, Изобретатель завтрашнего дня Качается и ценит Возлюбленную брата своего, Которая, едва родившись в пене, За бешеную цену отдается Достойному внимания ее, В чем нет, конечно, ничего плохого.

Однако как пределы простоты В классических полотнах проступают, Так дьявольские кандалы звенят На всем, что окружает человечность, И, наконец, весенние цветы Играют в ослепительные игры, И, обстреляв крупнейшие порты, Фатальные ошибки исправляя, Враг отступил от наших берегов.

Баран глядит на новые ворота С разумным удивлением. Смешон, Кто вне пределов старого болота Волшебные не видит огоньки, Блуждающие вроде бы бесцельно. Вдвойне смешон, кто, встретив их однажды, Решит, что это бродят светляки.

Я влез в вагон на площади Свердлова В двенадцать двадцать - в майской духоте Опаздываешь и не держишь слова, Но только был вагон, как никогда, Набит людьми, и вплоть до Павелецкой В нем не было уже свободных мест,

Вот только сам я был свободным местом.

Но, как выходит в ночь из-под земли Немой, но тарахтящий вечно поезд, И звезды, отражаясь под мостом, Мерцали надо мной слепящим роем,

Так несколько мгновений над водой В надрывный гул, из недр другого гула Тащившийся, жил маленький Содом.

Он был закован в те же телеса, Что некий царь, и грех проникновенья В чужую плоть - мельчайший из грехов В глазах уставших или петухов.

Я беспокойно двигаюсь в страну, Где лето не отбрасывает тени, Так Афродита в прошлую войну От взрывов донных бомб рождалась в пене По меньшей мере тридцать раз на дню.

Твоей любовью движется гора, Мое движенье было безответным, Как быстрое движенье топора. И пахло необычным перегаром, Как будто пили чистый кипяток, Заваренный в старинной винной таре И сдобренный бутылочным стеклом...

31

В тоске, как неопалимый куст От огненного припадка Сперва от избытка нежных чувств, Потом от их недостатка.

Том Сойер - забор, карту мира - мы. Не Яго ее, а Кассий Ее супруга - уняв с кормы Его чернокожих пассий.

32

Осень

Листья не осыпает И не жует травы. Здесь снегопад бывает, А листопад - увы.

В столь экстремальном виде Год рисовался мне Разве что в Антарктиде Или в кошмарном сне,

Где и осетр не диво, И обыватель пьет Только не мед, ни пиво Не попадают в рот.

x x x

Скамейки перестали пахнуть, Значит, зима.

33

Плоть к плоти - неучтенные никем. Вкусить ее, наесться древней пыли На бронзовом ноже остался крем. В карманном "Древний мир в издержках стиля" Читаем: "Жизнь во времени есть плен".

Ах, как умели спать цари Микен!

Парадный вход и бани где-то тут, Поблизости. Нашли кусочек мыла. Тут, у окна, она его убила Но это, может, так, а может, врут. Патрокл был современником Ахилла, Поскольку ел с довольно схожих блюд.

34

Признание

Под желтые своды листвы Как в Стикса свинцовые воды? Мы были в плену у любви, А стали рабами погоды. Мы спали без долгих затей, И, не поддаваясь природе, Легко выпускали детей Одетыми не по погоде.

Кого там пугают дождем?

А ныне беспомощно ждем, Пока она к нам обернется.

35

Совет

"Себя изыщите в удаве Прискорбно, но истина с ним. Закончится к нашей же славе Период, проигранный в дым".

А дело не в шляпе, а в моде. Бессмысленно жаться к стене, Когда он цитирует в Лоде "Записки о Галльской войне".

Боюсь, это будет несладко Узнать после стольких геройств, Полезна ли римская хватка Без римских же качеств и свойств.

Набравшись любви к Клеопатре, Почувствует прямо с пути, Что дальше деления на три В науках ему не уйти.

36

Если вздыхать - то с тобою в связи, Слишком опасно мы в прошлом играли. Вот и целебные свойства сандалий Просто ногами по этой грязи.

Только не возят перчаток сюда, Медных доспехов, сапог с голенищем. Там, где успеха, как правило, ищут, Я бы мгновенно сгорел со стыда.

37

Город

Как ни много, все же мало Древних стен и их ушей Но ни дома, ни квартала, Говорящего душе.

Возрожденный для свершений, Чей он - чей или ничей? Не шутя рядился гений С интуицией своей.

Некто, отрывая Трою, Огорченно говорил: "Я б ее иначе строил, Я бы в ней иначе жил.

А пока она такая, Что поэт находит в ней?" На супругу надевая Украшения царей.

Двадцать лет он пробирался Сей извилистой тропой, С каждой переменой галса Прогрызая новый слой.

Юный пыл еще сослужит, Здравый смысл обороня. Под холмом он обнаружит Деревянного коня.

Так вполне осуществится И вконец расстроит миф, И тогда он ополчится На Микены и Тиринф.

Он не то еще не знает, То ли знает, что отвык, И прилежно изучает Древнегреческий язык,

И вполне уверен с детства, Что отыщет Илион Но любовь и музы дерзки Даже с большими, чем он.

38

Прозрачности вопреки, Спасайся от обобщений, А Англию упрекни.

Колониальный, вот Какой он, центральный Лондон Великое дело - флот!

39

Природы любимое чадо! В безвестности странно витать. Ведь сколько везения надо Такой разговор записать.

Где ветер мешается с громом, И ты бы, наверное, смог На то получается комом Заказанный к свадьбе пирог.

40

Цветок

Строя незаметный дом Из бесхитростного зданья, До обидного всезнанья Доходить своим умом.

Камень дереву под стать В Иудее, где привьется, Но зато ему придется Самому себя питать

И спускаться по скале, Не даваясь вражьей силе В лучшем мавританском стиле, Да еще в Святой земле.

41

Вздохнуть, наклониться и душу отдать, И будет, что будет - сей риск Отныне придется не на душу брать, А так - на коленный мениск.

Любезно и праведно в общем ряду Пускай учиняет разрыв, Бесплотным союзом на третьем году Младенческий пыл охладив.

Вкрапления кремния в каждой слезе И в голосе - чистая медь, Пока на какой-нибудь милой стезе Не станется помолодеть.

42

Чего считается виной Ожиданная неудача? Как будто может быть иначе! Кому дано - тому дано,

А просто на своих местах. Чем плакать от стыда и спеси, Пусть лучше неудачник взвесит Ее на собственных весах.

43

Ветер бесшумен, а снег мягкотел И поедаем у дышащих зданий. Так и не знает переживаний Тот, кто ботинки и шляпу надел.

Кто закрутил трагедийный эффект Та, что милиция на уши встала? Лед появился где лучше, и снег Там, где трагедия не ночевала.

44

Он - прекрасный пример того, Что ценит в людях Всевышний, Мой друг, завоевавший любовь Потому, что он симпатичный.

И как, хотя это и не так, Я сразу засомневался. За что, например, любят меня, Прагматика и испанца.

46

Елене

Декабрьский боевой кортеж В снегу спасается от шума И объяснений - как Кортес В сокровищнице Монтесумы.

Наш девятиэтажный дом, Почти задушенный метелью, Наивно мстит зеленым льдом Жильцам, застигнутым в постели:

Одним - родиться в декабре, Другим - удерживать рыданья, А третьим - умирать в Комбре От легкого похолоданья.

47

Никто не стоит того, чтобы думать О нем, как думают о нем. Моя двенадцатая память Растаяла, пока тепло.

Раскаюсь, только бы иначе Не нашуметь. Сер небосвод, И будет сер, и слава Б-гу, Пока еще не новый год.

Забавно будет. Люди, тоже Зачем им вещи, ей же ей, Они немодны и прозрачны, А мне и дочери нужней.

48

Самое мудрое - молчать, когда не знаешь, Что говорить, молчать и тогда, когда говоришь, Так, положив себе в рот разноцветные камешки, Слушал великий оратор, как волны пинали голыш.

Спорить с природой, с власть предержащей Спорить бессмысленно, ясно, природа права, И пробирая до слез, притворяясь молчащей, Ночь без труда подбирает у моря слова.

- Тише - шипит волна. - Шипи, дорогая, Слаще тебя не будет на нашем веку, Старый дурак проникает к счастливой Данае Целую ночь проторчав на морском берегу.

Влажные губы и влажные поцелуи, Темная ночь - безмолвие и тишина... Слушать молчание, женщину полунагую Молча лишать спокойствия и сна.