Евгения Чуприна - Дурак Страница 2

Мадам: Но с другой стороны, если выбирать из двух женщин, то это не выбор, а нарушение прав человека.

Венечка: Почему?

Мадам: Потому, что должен быть третий путь... Для оригиналов.

Венечка: Но быть оригиналом - это так серо...

Мадам: Ты напомнил про серость, так мне сразу пришел на ум Достоевский. У него в романе была такая ситуация: две женщины, одна порядочная, а другая - Настасья Филипповна. Не могли поделить одного идиота.

Венечка: Похоже. Но если я идиот, то только потому, что добровольно остаюсь в этом аду.

Мадам: (Живо). О, это Сартр, "У(C) кльо".

Венечка: Только не по-французски, я с работы...

Мадам: Ескюзе муа.

Венечка: ... и к тому же это не столько Сартр, сколько Набоков.

Мадам: "Лолита"?

Венечка: "Лилит".

Мадам: Ты меня запутал. При чем тут Набоков? Сартр - более крупный писатель, потому что он француз!

Венечка: Ну, тогда ты - старая лесбиянка!

Мадам: Нет! Нет! Ты не правильно понял Сартра! Зачем так буквально? Я, конечно, современная женщина, я сочувствую феминизму, но не до такой степени, чтобы связаться с этим кефиром! Уж лучше пусть меня упрекнут в банальности!

Венечка: Мерси!

Мадмуазель: Что?

Венечка: Ничего, это пробурчал мой желудок. Но кто его слушает?

Появляется Эльза, собирающая бутылки. Она деловито оглядывает пространство возле скамейки, но ничего не находит. Это ее удивляет и беспокоит.

Мадмуазель: Еще неизвестно, может быть, вовсе нет никакого ада.

Мадам: Нет? (Указывает на зал) А это что?

Мадмуазель: Ой, сколько публики!.. (Приседает в реверансе, позирует, жеманничает, хочет сорвать аплодисменты). Милые! Я вас люблю!

Мадам: Но зачем же мы тогда живем?

Мадмуазель: (Поет) Мы все живем для того, чтобы завтра сдохнуть!

Венечка: Завтра, завтра, не сегодня - так лентяи говорят.

Мадам: Мы умрем, тела наши заберет с собою смерть, вот, что-то вроде этой женщины (указывает на Эльзу), но, разумеется, немножко краше. Хуже просто некуда. А души вылетят в трубу. Умрем - опять начнем сначала. И повторится все, как встарь: ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь.

Венечка: Красный!... как у фотографа.

Эльза: (Неожиданно ясным голосом). Венечка, ты сегодня будешь пить, или нет?

Венечка: Ну, подожди немного, не видишь, я с женщинами разговариваю!

Эльза: Вот это? Женщины?

Мадам: А кто тут еще женщина, ты, что ли?

Эльза: Ты что, Венечка, уже пил? А почему бутылки полные? (Ищет). Где ты их спрятал? Если сам хочешь сдать, так и скажи. А я пойду и сдохну с голоду.

Венечка: Ну-ну, не надо. Вот тебе бычок.

Эльза: (Нюхает). А, драпчик. Дай сюда. (Уходит).

Мадмуазель: В какую еще трубу? Души - и в трубу?

Эльза: (Уже из-за кулис) В какую? Известно в какую, в канализационную!

Мадмуазель: А если я не хочу? (чуть не плачет).

Венечка: Девочки, вот я смотрю на вас и думаю... вы случайно не бутылки?

Мадам: Да. И лучше, чтобы ты про это знал.

Кефир громко ревет и отворачивается.

Венечка: Ты, понятно, вино... (Принюхивается) Ох, какой букет!

Мадам: Естественно. А вот она - кефир. Пусть проваливает к своему Васисуалию Лоханкину!

Венечка: (Целует ручку) Какая эрудиция!

Кефир: (Сквозь слезы) Всем кефир нужен!

Мадам: Допустим. Но мы - не все. Мы - элита. Мы - квинтэссенция общества.

Мадмуазель: Но я не вижу в употреблении кефира ничего, унизительного для человеческого достоинства!

Мадам: Но и героизма в этом мало. Венечка, как ты думаешь, Ницше пил кефир?

Венечка: Он как раз мог бы. На больную голову. А не кефир, так йогурт. Почему бы нет?

Мадам: Тогда оставим эту тему.

Мадмуазель: (Внезапно) Ну, выпей меня, выпей, не то я потеряю веру в любовь, в Бога и в человечество!

Венечка: Да я бы с удовольствием, но вы же еще того-с... не открыты. Мне неудобно будет вас оставить, когда это случится.

Мадам: (С сарказмом) Неудобно на потолке спать без присосок.

Мадмуазель: (Вешается на шею) Так и не оставляй!

Венечка: Если вы так настаиваете, то я не виноват.

Мадам: Ничего себе, ситуация. У меня такое впечатление, что вся мировая литература объединилась против меня в каком-то апофеозе пошлости! Как вырваться из этого печатного плена в какую-нибудь непечатную область? Я могла бы решиться на философское самоубийство, но у меня нет денег на рекламу. А если убить себя в сентиментальном стиле, то я же умру, и меня не станет! Да к тому же с модой на грубый натурализм, придется внутренности раскидать на два квартала... а я женщина все-таки. Венечка, скажи мне, дитя мое, ты некрофил?

Венечка: Нет, я - профессионал!

Мадам: Да, убивать себя не следует. По крайней мере, до того, как я реализуюсь. То есть, надо, чтобы меня все-таки выпили. Банально это или нет, тонко или не очень, но в своем поиске нестандартных решений все-таки нельзя упускать из виду смысл жизни...

Эй, жоном, если вас так волнует проблема открывания бутылок, то хочу заметить: у меня такая пробка, которую легко водрузить на место. Притом, у меня с собой штопор. К тому же (кокетливо) у меня горлышко уже!

Мадмуазель: (Базарным голосом) А кто-то здесь очень даже похож на мочу!

Мадам: Я уж молчу, на что остальные похожи!

Мадмуазель: Фи, какая непристойность!

Венечка: Мадам, вы циничны, как дитя малое. Что я вам сделал? Можно подумать, вы видели, что у меня это похоже на кефир, а не на сметану. Но я могу доказать, что вы не правы (тянется к штанам).

Мадам: Господи! Что ж я сказала... иногда как ляпну - сама не знаю, что... Но вы, мадмуазель, с виду такая скромная, такая чистая девушка. Как вы могли понять такой тонкий, такой грязный намек?

Мадмуазель: Да потому, что я вовсе не девушка. И не женщина. Я мужчина. У меня форма не совпадает с содержанием. Сами подумайте, бутылка женского рода, а кефир - мужского. Вы можете меня презирать, можете не замечать, можете мною пренебрегать, но это факт. Меня следовало просто-напросто налить в пакет, а потом в стакан. Но не станет же этим заниматься филолог!

Мадам: Вот видишь, как опасно не ходить налево! Подумать только, от какой напасти я тебя спасла. Ведь потерять ориентацию - это почти то же самое, что потерять лицо. Только в другом месте. (С ненавистью щурится на кефир). Я всегда чувствовала, что в ней внутри есть что-то неженское...

Венечка: Тогда будет правильно, если я сразу отдам эту бутылку Эльзе. Эльза! Эльза! Где ж она? (К залу): ну, помогайте мне! Давайте, дети, мы вместе позовем нашу Снегурочку: Эльза! Эльза!

Появляется Эльза.

Эльза: Чего тебе, Венечка?

Венечка: Не мне, а вам. Эльза, я хочу угостить вас кефиром.

Эльза: В каком смысле?

Венечка: Господи, какой тут может быть еще смысл? В самом наикефирнейшем. Вот, угощайтесь! (Отдает Мадмуазель Эльзе).

Эльза: Отлично. Я с утра без обеда. (Уходит под руку с Мадмуазель).

Венечка: Ну вот, наконец-то мы с вами вместе, да еще и вдвоем!

Мадам: И ты начнешь новую жизнь, милый!

Венечка: А ты закончишь...

Мадам: Да!

Венечка: Ты такая красивая, что мне жалко тебя распаковывать.

Мадам: Ничего, я ждала этого много лет...

Венечка: (С интересом) А сколько тебе лет?

Мадам: (Гордо) 63!

Венечка: Это целая вечность! Любовь - прекрасное мгновение, но ждем мы его вечно. Вот что такое вечная любовь.

Мадам: Приехали! У тебя что, своей головы нет? Почему ты все время загоняешь наш роман в романный формат?

Венечка: А что я, кого-то случайно процитировал?

Мадам: Нет, ты просто сказал то, что сказал бы кто угодно, если бы ему пришло это в голову.

Венечка: Родная, культурность в том и заключается, чтобы хватило ума изобрести велосипед. Другое дело, что цитировать приятнее. Искусство для того и существует, чтобы кто-то сублимировался за нас. Ведь сублимация исключает удовлетворение, а это не всякий вынесет.

Мадам: Но если человек пользуется готовыми схемами, то почему он отступил от инстинктов? Зачем он съел райское яблоко? Мне кажется, для того, чтобы получить оригинальный опыт, чтобы посмотреть на окружающий мир незашоренными глазами.

Венечка: Ах, незашоренными глазами! Вокруг себя? Милая, ты забыла где я работаю! (Темнеет лицом. Берет бутылку, единым духом выпивает и ставит возле скамейки. Мадам, независимо покачивая бедрами, уходит.)

Венечка: (В блаженной позе) Какая чудесная осень! Только что дул противный пронзительный ветер, но вот он затих. Листья соскальзывают с деревьев и тихо-тихо, медленно-медленно падают вниз. И таким же тихим, медленным скольжением весь наш мир движется к пропасти и летит, летит в бездну. И достаточно просто оставаться на месте, чтобы пройти все круги дантовского ада, начиная с сартровского и заканчивая... (Появляется Эльза). Эльза, как вам кажется, какой из адов, не из задов, а из а-д-о-в самый глубокий?

Эльза: О! В этом вопросе мне чудится что-то экзистенциальное... Но это явно не водка. И, кажется, не пиво. (Водит носом, как Баба-Яга). Замечает бутылку. Ой, ничего себе, что это такое! Это же фран-цузское вино! Ну, и зачем мне это надо? Куда я дену такую бутылку? Ее же у меня нигде не примут. Венечка, ты что, больше не пьешь пива? Тогда ты просто пошлый человек. Нам не о чем с тобой говорить.