Глеб Успенский - Теперь и прежде Страница 2

- Сено теперь сорок пять копеек, это нам известно! - кричат судьи. Ложись-ко!

- Коли бы по сорок-то пять я взял, так я бы и внимания не взял говорить! - оправдывается виновный. - Я тебе честью говорю - по двадцать восемь копеек!

- Полно зубы-то заговаривать - по двадцать восемь!

Знаем мы очень прекрасно. Твое сено - первый сорт.

Ослеп ты, что ли, за двадцать восемь-то отдавать?

- А забыл, дождик-то сколько погноил... на Илью-то?

Есть в тебе совесть?

- На Илью!.. Знаю я Илью... Ложись-ко без хлопот.

Погноил!..

Какое бы адски своекорыстное побуждение ни руководило всей этой жестокою комедией (ниже мы увидим пример проявления своекорыстия в такой жестокой форме), всегда пункт, на котором держатся судьи, и вина, которую может сознавать виноватый или которую навяжут ему. потому что знают, что он только в этом смысле и может коечто понимать, - всегда исходный пункт для всей этой операции - преступления хозяйственные: "продал телушку, а купил зеркало" и т. д., что уж доказывает фанаберию и т. д. Нет никакого, конечно, сомнения в том, что в этой жестокой комедии участвуют и другие мотивы, но самое понятное и самое доступное пониманию во всем этом бессмысленном безобразии - это вина против своего хозяйства, Кстати, чтобы не откладывать дела в долгий ящик, скажу теперь же о том своекорыстии (деревенском), которое умеет прикрываться всевозможными способами, меняя шкуру сообразно тем настроениям высших "командующих"

классов, которые входят в моду в данную минуту.

Приходит ко мне одно из "благонадежных" крестьянских лиц, стоящее на отличном счету у начальства. Подати у него всегда взысканы, мужики снимают шапки при проезде всякого начальства и вышколены им для "декорации преданных поселян" превосходно. Сам он - умный и, как увидим ниже, "добрый" человек; но мода "на мутную воду", на трескучий вздор, прикрывающий своекорыстие, совершенно его извратила. Он знает одно, что сильна и властвует только палка, и добивается он только того, чтобы в результате получился более или менее жирный кусок пнрога. Но, зная это, он превосходно понимает, что поступать открыто невозможно, и поэтому, руководствуясь общим жизненным настроением, поступает вполне прилично, законно и даже либерально. Люди подобного типа отлично собезьянили всю интеллигентную внешность своих воспитателей, административных педагогов; но педагоги эти ошибутся, если подумают, что в этой внешности есть что-нибудь в самом деле искреннее. Увы, старая пословица - "какое поп, таков и приход" - до сих пор остается глубоко справгллпаой: раз учителя не уважают человека, а норовят только поживиться на его счет, прикрывая своп частенько не только несправедливые, а прямо жестокие действия всякими законными, либеральными или охранительными доводами, - и ученики вышли такие же, с юю только разницей, что они, как простые деревенские люди, не привыкшие к пустякам, буквально уж не сделают ни единого бесцельного поступка. Вот на днях такие "надежные" маленькие сельские Капгеры поднесли адрес и альбом мировому судье.

Они отлично выразили в адресе свои чувства, преданность.

Альбом стоил рублей двести. Вы думаете, тут в самом деле чувство? Нет, тут "заручка" на "предбудущие времена", в случае попадется на какой-нибудь плутне или понадобится пристращать "должника" по знакомству. "Что ж, он в самом деле хороший человек? - спрашивал я благонадежного - Вот здесь, в адресе, сказано: "и ваше неустанное попечение о благосостоянии" - что ж, в самом деле он внимателен к народу?" - "Как же, в самом деле... Очень даже внимателен... Служил в земстве, так не забыл в свсе имение дорогу проложить..." Вот вам и "выраженные чувства". Или: я только что говорил о телесных наказаниях; народ не всегда доволен этим способом взыскания и ропщет на старшину и на начальство. И действительно: прикрываясь террором господ становых, "немедленным" взысканием и невниманием к просьбам погодить, пока "станут цены"

на тот или на другой продукт, многие из таких "благонадежных" людей скупают во время этого террора за бесценок и сено, и телушку, и рыбу и потому улучшают твое благосостояние, так что человек несведущий, наслышавшись о бедности деревенской, въехав в деревню и встретив расфранченного парня (из числа улучшивших свое благосостояние вышеупомянутым способом), говорит: "Какое... бедность! Я сам видел мужиков с часами, бархатный жилет...

Чистое лганье - эта литература". В деревне это лганье оказывается, однако, для всех, на счет которых явились часы и жилеты, совершенно ясною правдой и возбуждает недовольство, пока скрываемое. Незнакомый с деревенской подноготной видит в этих серебряных часах только серебряные часы, а знакомый с нею, напротив, видит не часы, а лошадь или сто пудов сена. Для него ясно, что в кармане этого франта спрятана целая лошадь, купленная по нужде и перепроданная за дорого, а вовсе не часы "с двум доскам".

"Власть земли", "Народная интеллигенция", "Земледельческий календарь", "Теперь и прежде" - очерки из цикла "Власть земли", впервые напечатанного в журнале "Отечественные записки" в 1882 году (No 1-3).

Настоящий текст печатается по изданию: Г. И. Успенский.

Собрание сочинений в 9-ти т. Т. V. М , ГИХЛ, 1956.