Федор Кнорре - Жена полковника Страница 2

- Какая ближайшая деревня будет?

- А вот сейчас. Сувологи. Да там одни трубы.

- А следующая? - спросил полковник.

- Следующая Ряднова. Километра четыре. Вы бы с головой накрылись, товарищ полковник, у нас тут сухо... Да вот и Сувологи. Оживленный пункт.

Машина затормозила.

- Вы тут станете? - спросил полковник шофера.

- Нет, нет, сидите, пожалуйста, товарищ полковник, сейчас дальше поедем.

- А что у вас тут?

- Да так, - как бы извиняясь, сказал шофер, - мальчишки. Мы тут все мимо ездим каждый день, так они привыкли, чертенята.

Машина остановилась среди пустыря, где в дождевом тумане смутно виднелся угол растрепанного плетня, огородившего пустое место, и толстая широкая русская печь на полянке, в нескольких шагах от березы.

Шофер выглянул из кабины, огляделся и крикнул нетерпеливо:

- Э-ей, там!..

- Тут, тут... - послышался в ответ детский голос, и из-за печи вышел мальчик с какими-то жестянками в руках.

- Что же вы там, оглохли, что ли? - сердито спросил шофер. - Стоять, вас дожидаться?

- Бегу, бегу, - сказал мальчик, продолжая семенить мелкой, суетливой рысцой.

Высунувшийся из-под брезента боец свесил через борт руку с котелком.

- Живы? - спросил боец.

- Теперь-то живы, - пробормотал озабоченно мальчик, деловито принимая котелок, и, расставив на дороге две консервные пустые банки, покрепче вдавил их в глинистую грязь и осторожно стал переливать суп из котелка по банкам.

- Давай-давай, - видимо стесняясь полковника, торопил шофер, - да гущу-то не оставляй.

- А я ее палочкой, - сказал мальчик и стал выскребывать со дна котелка осевшую на дно крупу. - Все, - он закрыл крышку, протянул котелок бойцу и выжидательно поглядел вверх.

В кузове засмеялись.

- О, ты и с хлебом любишь? - подмигивая, спросил боец, который подавал котелок.

- О-о, а ты как думал? - обидчиво, но не всерьез, а улыбаясь усталой улыбкой, ответил мальчик.

- Давай-давай, - нетерпеливо обернулся шофер к бойцу.

- Рассыпалось, собираем, - ответили из кузова, возясь под брезентом.

Мальчик заботливо отнес и поставил свои банки в сторону от машины.

- Вот живут в своей разбитой деревне, а уходить нипочем не соглашаются, - объяснил шофер полковнику и крикнул: - Ну, что, народ к вам в деревню еще не вернулся?

- Да нет, - отозвался мальчик, - никого народу нет. Если которые остались наши-то, так они далеко, еще дойти не поспели. На торфоразработку их немцы позагоняли. А она знаешь где, торфоразработка-то? Разве оттуда скоро дойдешь?

- А что? Оттуда дорога трудная? - быстро спросил полковник. - Ведь не так далеко, кажется? Неужели никто оттуда не возвратился?

Мальчик равнодушно мотнул головой куда-то в сторону.

- Вон там какие-то бабы, говорят, с торфоразработков идут. Только это другие разработки. А наших далеко загнали. Оттуда, брат, скоро не выберешься.

- Где бабы? - спросил полковник.

- Вот спасибо вам! - быстро проговорил мальчик, бережно, как стекло, принимая из рук бойца кучку хлебных кусков в газетном обрывке.

- Поехали! - крикнул шофер, захлопывая дверцу кабины.

Зажужжал стартер, и полковник, разом решившись, оперся на борт и спрыгнул на землю, махнув рукой машине.

Мальчик взял в обе руки по банке и, прижимая к себе локтем хлеб, осторожно ступая, пошел в сторону от дороги.

- Где эти бабы, говоришь? - спросил полковник, догоняя его.

Внимательно глядя на полные банки, чтоб не пролить, мальчик, не поднимая глаз, снова мотнул головой, показывая:

- Вон, у кузни. Отдыхать сели, что ли.

Откуда-то из-под печи вылезло еще двое ребят с банками.

Не обращая внимания на полковника, они расставили банки на земле, присели на корточки, достали жестяную ложку без ручки и сосредоточенно принялись делить суп на три части.

Полковник нерешительно двинулся в ту сторону, куда показал мальчик, и скоро услышал голоса.

В конце улицы показалась высокая женщина в черном. Она широко шагала впереди других, чьи голоса он слышал, и нехотя остановилась, когда он спросил ее, не с торфоразработок ли они идут.

В то же время и другие подошли и остановились полукругом, разглядывая полковника.

- С торфоразработок, спрашиваете? - переспросила первая женщина, поворачивая к нему скуластое, костлявое лицо. - Мы не с торфоразработок. Нет. Мы из ада идем. Знаете, какой ад бывает? Вот мы оттуда.

- Ладно тебе, - недовольно сказала пожилая женщина, - ты отвечай по-человечески. Да, действительно, товарищ военный, с торфоразработки. С немецкой, конечно. А сами мы городские, в город возвращаемся...

Полковник, теперь обращаясь больше к этой женщине, назвал фамилию жены и ее имя и спросил, не припомнят ли они такую.

Костистая женщина, хотя спрашивали не ее, быстро сказала:

- Какая? Ярославцева?.. Ох, миленький, да мы не помним, как самих-то вас звали при прежней жизни, не то что еще других.

- Ярославцева? - повторила пожилая женщина мягко и с видимым сожалением, что, несмотря на свою готовность, ничем не может помочь. - Не припоминается. Как, никто о такой не слыхал, а? - спросила она, оборачиваясь к остальным.

Никто не отозвался, только одна седая городская старуха болезненно стала морщиться и что-то бормотать, припоминая, и все к ней повернулись. Потом она замолчала, перестала морщиться и спокойно уставилась на дорогу.

Пожилая женщина тронула ее за рукав.

- Ну, что ж ты, Прокофьева, ты вспомни, что ж ты успокоилась? Слыхала?

Прокофьева оторвала глаза от дороги и спросила:

- Как, говорите, фамилия?

Ей повторили с нескольких сторон.

- Ага, - быстро заговорила Прокофьева, - это маленькая такая?

- Да, да, - схватился полковник. - Шура маленькая...

- Так, так, - лихорадочно заторопилась Прокофьева, болезненно морщась, кусая губы и щурясь, - это, значит, так... Шура?..

- Ты не торопись, не суетись, - предостерегающе одернула за рукав женщина, но Прокофьева все бормотала, уже непонятное, потом внятно проговорила:

- Нет, не маленькая. Почему маленькая?.. Не помню. Зачем вы меня спрашиваете?

Костистая высокая женщина махнула рукой с досадой.

- Ну, все. Чего вы с ней разговариваете? У нее же память отшиблена. Она, может, через час вспомнит. А может, через год. А вернее всего - она и не знает ничего.

Пожилая посмотрела на нее недовольно и укоризненно, но согласилась.

- Это правильно она говорит. Прощайте, товарищ военный. Нам всю ночь идти.

Когда они отошли уже шагов на пятьдесят, одна из женщин обернулась и крикнула что-то, чего за дождем нельзя было разобрать, и махнула рукой.

Полковник прошел до конца пустой деревенской улицы среди синеющих сумерек и на выгоне, в стороне от дороги, заметил маленькое строение, около которого прямо на земле мигал загороженный огонек.

Какие-то фигуры двигались около огня за сеткой мелкого дождя. Подойдя вплотную, полковник увидел женщину, которая, присев на корточки, подкладывала щепочки в огонь сложенного из битого кирпича очажка. На нем стояли, приткнувшись один к другому, два дочерна закопченных котелка.

На шум его шагов другая женщина, собиравшая щепки под навесом кузницы, подняла голову и выпрямилась, и он увидел немолодую женщину, в рваных мужских сапогах и широкой выцветшей майке с большой дырой от прожога. Женщина подняла на него глаза, и он вдруг ощутил такую беспомощность и страх, что сейчас случится что-то, чему он не может помочь и в чем он виноват, и прямо перед ним были эти глаза, и вдруг женщина схватилась за голову, качнулась вперед, но не сделала шага, а осталась стоять, и только тут его что-то грубо и сильно ударило в сердце, и он понял, что это Шурины глаза, что это Шура, Шура стоит перед ним, веселая, молодая Шура, которую он видел в последний раз смеющейся на залитой светом сцене, - это она стоит, сгорбившись и бережно прижимая к груди мокрые щепки своими окоченевшими и черными от грязи руками. Он шагнул к ней, и тогда она не то что обняла, но отчаянно схватилась за него, вцепилась в него, задыхаясь и напрасно стараясь выговорить что-то трясущимися губами.

Среди женщин началось движение. Кто-то подходил, вглядывался и отходил. К той, что сидела и подкладывала щепки в очажок, подошла девушка с детски белесыми ресницами и такими же белесыми бровями и возбужденно проговорила:

- Слышь-ко? Муж-то у Шуры нашелся. Честное слово. А?

Сидевшая у очага быстро подняла голову и обрадованно, изумленно воскликнула:

- Ой, неправда! Где?

- Господи, да вон же они стоят!

- Да что ты говоришь? - торопливо поднимаясь с земли и хватаясь за руку подруги, все радостнее и изумленнее говорила та, что сидела у самодельного очажка.

Так, держась за руки, они вплотную подошли к полковнику и молча, с мечтательной улыбкой стояли, будто любуясь происходящим.

Потом, не выдержав, подвинулись еще ближе и с двух сторон полуобняли Шуру, которая всхлипывала, тяжело дыша, уткнувшись в плечо мужа.

- Да что ж ты дрожишь-то, дурешка моя? - Женщина ласково положила руку Шуре на затылок и вдруг совсем другим тоном обеспокоенно повторила: - Что ты опять дрожишь?