Андрей Федоренко - Пеля Страница 2

"Как же я прошел? Я же именно здесь пробирался! Спокойно, теперь главное - не спешить!"

Мало-мальски привел себя в порядок, смыл ржавой водой грязь и до боли в глазах стал осматриваться. В той стороне, откуда я пришел и где только что пытал счастья, чернела грязью разверстая яма, и в этой грязи лениво плюхались мои караси. Они-то в своей стихии. Ну, ничего, податься, слава Богу, есть куда - на все три стороны. На этот раз я пустился в путь с предосторожностями, ощупывая кочки, тыча впереди себя посохом. Внезапно, когда было пройдено метра три, кочки исчезли и открылась ровная, заросшая зеленой травкой дорога. Посох легко пробил эту дорогу и ушел вглубь. Вот это было уже серьезно.

Я мысленно нарисовал себе план западни, в которую угодил, и на лбу выступил холодный пот. Я стоял в самом центре пели. Вокруг, где открытая, где затянутая поверху мхом, лежала трясина. Она огибала озерцо подковой с узеньким просветом между краями. По дороге сюда я каким-то чудом набрел на этот просвет, а теперь яма, из которой только что выбрался, соединила концы подковы. Возможно, были и еще проходы, возможно, было где-нибудь узкое место, чтобы перепрыгнуть или даже перешагнуть, - но если бы все это днем! А сейчас, когда не видишь дальше протянутой руки?.. Гадюку еще можно было отнести за счет случайности. Но когда все вместе, одно к одному - это уже нечто большее, недооцененное: как будто кому-то не хочется меня отсюда выпускать...

Уже не было видно ни воды, ничего. Я сидел под ольхой, на насесте-коряге, искусанный комарьем, отупевший, и мне казалось, что та самая гадюка, подкравшись сзади, прокусила мне спину и высасывает кровь. Я встал если там гадюка, почувствую ее тяжесть. Нет, не похоже. Ощупал спину рукой: жирная пиявка, свернувшаяся шариком, теплая, ребристая... С ноги снял еще двух.

Съездил в Крым, прошелся по лесу, половил рыбки! Далеко уже мой поезд...

Случись все это не здесь, а хотя бы вблизи соседней деревни - была бы досада, было бы отчаяние, но уж никак не ощущение какой-то трагедии. Эти места я знал с малых лет, любил их и всегда думал, что и они меня любят, почитают своим. Не было тут тропки, по которой я не ходил бы; рядом с этими пелями зимой и летом мы рубили дрова, гоняли сюда стадо. И никогда я не слышал ни о каких страшных историях, которые были бы связаны с этим болотом...

Стояла ночь.

Время от времени я срывался с места, хватал посох, тыкал им то в одну сторону, то в другую... Посох нигде не встречал сопротивления. Мне казалось, что я весь распух от комариных укусов; от их звона, от густых болотных запахов, от ощущения пиявок на теле, и от игры нервов кружилась голова. Чужим, каким-то сиплым голосом я заговорил, обращаясь к болоту: "Ты хочешь, чтоб я тут подох... Как бы не так, я выживу, мне даже смешно!.. И не переменюсь за эту ночь, никак она на мне не отразится... Все это будет стоить матери здоровья, у меня пойдет прахом лето - вот и все, чего ты добьешься. Но зато я плюю на тебя, смрадная лужа, гадючий питомник! Мало вас поосушали! У меня еще все впереди, я увижу новые города, новую жизнь - я буду жить, а ты - задыхаться тут в собственном смраде, зарастать, пока не высохнешь к черту!.."

В ответ мне только звенело, чавкало, булькало и колыхался такой густой туман, что его было видно даже в сплошной тьме.

Утро наступило на удивление быстро. Уже к середине ночи начало развидняться, поубавилось комарья, защебетала какая-то птаха.

Немного погодя я уже мог различить воду, свои ноги, кусты. Посреди пели плавала моя удочка, от которой расходились мелкие волны, - видимо, на крючке сидел карась... На онемевших ногах вдоль самого краешка ямы, едва не ставшей моей могилой, я выбрался на свой вчерашний след и вскоре был уже на сухом берегу. На пелю мне не хотелось даже оглядываться...

Сейчас, спустя столько лет, уже не так стыдно вспоминать, как возле самой своей хаты умудрился заблудиться и едва остался в живых. И не смешно. Пожил я за эти годы новой жизнью, повидал новые города, даже в Крым съездил. А вспоминаются почему-то не прокуренные сквозняки общежитий, не однообразные - на всю ночь - безрадостные пьянки, не скитания по чужим квартирам, когда вынужден был таиться от хозяев, что приехал из-под Чернобыля... Вспоминается пеля.

Кто-нибудь скажет: ну и что, больно нам интересна твоя ностальгия по каким-то болотам!

А я скажу: тем летом отряд наш был расформирован, потому что на второй день по приезде, в Крыму, автобус, подвозивший студентов на работу, врезался в скалу. Один человек погиб, и двое остались калеками. Мог я оказаться среди них? И если это случайность, то что же такое тогда - судьба?

Родина моя - деревня, болото... Оказывается, ты любила меня и любишь. Разве не любовь стоит за тем, что ты все чаще и чаще приходишь в мои мысли, воспоминания, сны и, словно оберегая от чего-то, - не отпускаешь?