Максим Горький - Весельчак Страница 2

Это было смешно.

Изет постоял, посмотрел, столкнул лодку, не торопясь, влез в нее с кормы,- стало видно, как лодка закачалась на гладкой воде, неотделимой от воздуха.

А перс, прищурив глаза, снова тихонько запел воющую песнь; пел он горлом, с неожиданными повышениями до визга, странно захлебываясь звуком, капризна прерывая его ленивое течение. Эта песня еще более усугубляла знойную тоску пустого дня; ничему не мешая, ничего не будя, звуки и слова, чуждые мне, плыли, кап стая мелкой рыбы. Казалось, что песня давно уже звучит в тишине, всегда звучала в ней,- мелодия ее была неуловима и ускользала из памяти, не поддаваясь усилиям схватить ее. В светлой пустоте дергалась лодка, точно неуклюжая рыба с тонкими длинными плавниками; Изет едва греб, медленно опуская и поднимая весла.

- Что ты поешь, о чем?-спросил я перса, когда мне надоело слушать его вой.

Он тотчас же замолчал, оскалил зубы и охотно начал рассказывать:

- Такой веселы пэсня - тасниф, наша зовут, тасниф!

Но слов у него не хватило, он закрыл глаза, закачался и снова начал вопить:

Ай-яй-яй-ай-и!

Минэ нады иэхать Фарсиста-ан!

Прервал пение, подмигнул мне и заговорил:

- Нады, не нады, кто знайт? Алла знайт, человечка нэт знайт! Молодой баба остался дома, другой муж взял - не взял,- кто знайт? Скажи, добрый Джин, который моя друг, жены новый муж? Так поем тасниф. Шайтан шутит человечка плачит...

Баринов пошевелился и сказал осуждающим тоном:

- У них все песни про баб, больше ничего не знают, псы...

А перс всё говорил, весело и бойко поблескивая глазами, путая незнакомые мне слова с изломанными русскими.

- Нады иэхать Фарсистан,- не нады иэхать? Буду пить вино, буду обмануть дыруга и все люди,- такой тасниф! Дома человечка - умны, дорога глупы!

Он засмеялся, крепко потирая руки, и вдруг, потемнев, задумался, замер, глядя в сверкающее зеркало моря.

И я задумался, слагая его смешные слова в незатейливую песню.

Я хочу делать хорошие дела...

Ах, надо ехать в Фарсистан!

Скажи, мой добрый Джин,

Сколько беды и зла

Готовит мне шайтан?

У меня молодая жена...

Люблю се мягкие колени!

А мне надо ехать в Фарсистан!

Скажи, добрый Джин,

С кем жена мне изменит?

У меня есть два друга,

Скутно мне без них станет!

Мне ведь надо ехать в Фарсистан.

Скажи, добрый Джин,

Который друг меня обманет?

Ах, я человек смирный,

А дорога мне не знакома...

Как тут ехать в Фарсистан?

Скажи, добрый Джин,

Не умнее ли буду я дома?

А не послать ли к шайтану

Дела, друзей к жену?

Не надо ехать в Фарсистан!

Лучше я сам всех обману,

А потом - напьюсь пьяный...

Лодка подвинулась близко к мели, я вижу круглое, красное лицо угрюмого Изета, он сидит прямо, гребет не сгибая спины. Перс гибко встал на наги, пощупал рукою пазуху и легко пошел навстречу лодке.

- Ну, надо и нам садиться да ехать,- сказал Баринов, потягиваясь так, что у него захрустели сухожилия.- А то погодим, пускай дружки поговорят...

Изет выпрыгнул из лодки в воду и потел на берег, изогнувшись, спрятав руки за спину, а перс вдруг присел на корточки. Тогда Изет, остановясь на секунду, поправил шапку, провел ладонью по лицу и, стряхнув с нее пот, тоже смешно подогнул колени.

- Эй, эй, дьяволы! - испуганно заорал Баринов, вскакивая на ноги, и торопливо бросил мне:

- Драться хотят, негодяи! Эй, вы,- нельзя! Они ведь ножами!

Да, в руках друзей, точно живые сельди, сверкали длинные тонкие ножи. Присев на корточки, напоминая тетеревей на току, они переступали с ноги на ногу, подпрыгивали, а Баринов, оглядываясь, тревожно бормотал:

- Эх, палки нет - палкой бы их по башкам.

Вдруг перс быстро сунулся всем телом вперед, а Изет крякнул, размахнул руками и упал на спину.

- Куда? Зарежут!-крикнул Баринов, когда я побежал к лодке.

Стоя на коленях, перс совал левой рукою нож в песок - сунет, вытащит и, вытерев лезвие полою куртки, снова сунет.

- Что ты сделал? - спросил я.

Он ответил, оскалив зубы, гладя нож пальцами:

- Мы ему, собаку, давно искал.

По правой руке его из-под рукава стекали алые струйки крови, кровь тяжелыми каплями падала на песок и исчезала, оставляя за собою ржавые пятна.

Изет лежал на спине, спустив ноги в воду, плотно прижавшись щекою к влажному песку. Лицо у него побурело, тусклые глаза пристально смотрели на разжатый кулак откинутой руки и на нож около нее. Пальцы другой руки вцепились в песок, а толстые губы сердито надуты.

- Серсэ нашол,- сказал перс, подмигнув мне.- Чик!

Баринов осторожно, стороной, подобрался к лодке, влез в нее и закричал мне:

- Едем, чёрт!

Когда я, столкнув лодку, сел на весла, он, перевалившись на корму, начал злобно орать:

- Погоди, свинья, вот мы сейчас тебя, злодея...

Перс, стоя на коленях, весело кивал нам головой и вдруг звонко крикнул:

- Прочай!

Стянул с плеч куртку, рубаху и обнаружил длинную руку, красную по плечо,- она так ярко загорелась на солнце, точно была выкована из металла цвета крови.

А всё кругом - снова как сон.