Сергей Михайлов - Страх Страница 2

Сумбур в голове сохранялся до самого вечера, однако никакого особенного дискомфорта я не испытывал. В конце концов, люди на земле умирают ежесекундно. Что ж, таковы правила игры, не следует делать из этого трагедию, тем более что сегодняшний эпизод лично меня никак не коснулся: сумасброд, бросившийся под колёса поезда, был мне совершенно чужим. Какое мне до него дело?

*    *   *

Реакция на случившееся проявилась только на следующий день. Как обычно, утром я собрался на работу. Благополучно добрался до метро и нырнул в подземный переход. Поначалу всё шло как по маслу; включившись в привычный ежедневный ритм, я мчался сквозь плотный людской поток и ничего вокруг не замечал. Проблемы начались, когда я спустился на платформу. В голове вдруг ярко вспыхнула картина вчерашнего самоубийства. Невидимая стена возникла на моём пути, когда я попытался протолкаться к краю платформы.

Страх... Да, это был страх, самый настоящий, животный, иррациональный страх. Платформа, круто обрывавшаяся вниз, стрела блестящих холодных рельсов, мрачная дыра тоннеля, таившая в себе вот-вот готового вырваться на волю беспощадного стального зверя, не ведающего ни жалости, ни сострадания, - всё это вызывало у меня острое ощущение близкой смертельной опасности. Настолько острое, что я в панике шарахнулся от края назад, в зону относительной безопасности, едва не сбив с ног сонного, до хруста в скулах зевающего типа. "Сдурел, что ли?" - обиженно проблеял тот. Но тут подошёл поезд, двери с шипением раздвинулись, и толпа, увлекая за собой сонного типа, ринулась штурмовать свободные сидения. Обычно я влетал в вагон в числе первых, так как владел этим видом единоборства в совершенстве - редкие дни я не находил для себя свободного места. Ехать мне далеко, и перспектива трястись более получаса в потной, разящей перегаром толпе меня не прельщала. Однако сегодня всё было иначе. Меня оттеснили назад, и я едва успел, в последний момент, просочиться сквозь уже начавшие закрываться двери. Ясное дело, на сидячее место рассчитывать не приходилось: вагон был набит битком.

Впрочем, всё это мелочи, не стоящие внимания - могу и постоять, не рассыплюсь. Сейчас меня тревожило иное: я вдруг отчётливо понял, что оказался заложником страха. Страха, который питало - это тоже было для меня яснее ясного - вчерашнее трагическое происшествие, тот сумасшедший прыжок отчаявшегося самоубийцы, столь варварским способом решившего оборвать нить собственной жизни. Что именно внушало мне такой страх? Очевидно, боязнь тоже оказаться на рельсах.

Я тешил себя надеждой, что приступ неконтролируемого страха окажется единственным и уже к вечеру, когда придёт время возвращаться домой, больше не повторится. Однако надежде не суждено было сбыться. Приступ повторился. И я не в силах был побороть его - страх оказался сильнее.

*    *   *

Шли дни. Всё оставалось по-прежнему, никаких изменений к лучшему не происходило. Страх преследовал меня постоянно, достигая своего апогея, едва я только спускался в метро. Мне всё время казалось, что кто-то подкрадывается ко мне сзади и вот-вот столкнёт вниз, на рельсы, под колёса мчащегося поезда. Это было невыносимо - то и дело оглядываться назад и исподтишка следить за окружающими. Я чувствовал себя последним идиотом, когда, заметив какого-нибудь подозрительного типа, маячившего у меня за спиной, поворачивался к нему лицом или боком и напряжённо наблюдал за всеми его перемещениями. В эти минуты нервы у меня бывали подобны туго натянутым канатам, воображение рисовало в мозгу жуткие кровавые сцены, кулаки сжимались, готовые обрушиться на любого, кто задержится на мне взглядом более одной-двух секунд. Случалось - и не раз - я терял над собой контроль и в панике покидал край платформы, уступая поле боя двум-трём не внушающим доверия типам, оказавшимся в опасной близости от моей персоны. Порой мои странные, параноидальные, не поддающиеся логике действия вызывали у людей недоумение, пожатия плечами, многозначительные переглядывания и покручивания пальцем у виска: мол, глянь-ка, у мужика крышу сорвало. Да, это была самая настоящая паранойя. И я не знал, как от неё избавиться.

Я стал избегать метро, если мог добраться до нужного пункта назначения наземным транспортом. Либо пользовался подземкой только в те тихие, спокойные часы, когда потоки пассажиров сильно редели, а платформы пустели. И всё же дважды в день, утром и вечером, в часы-пик, я вынужден был снова и снова смотреть в лицо собственному страху: до работы я мог добраться только на метро.

Прошёл месяц, за ним потянулся второй. Страх по-прежнему изводил меня, выматывал, давил гигантским невидимым прессом. Всё чаще и чаще я подумывал о том, чтобы обратиться к врачу, и постоянно откладывал этот визит, в глубине души храня огонёк надежды, что всё изменится к лучшему. Но к лучшему ничего не менялось. Скорее напротив, положение ещё более усугубилось. Я потерял покой, сон, аппетит, стал рассеян и вспыльчив, приступы хандры, сменяемые вспышками дикой ярости, одолевали меня изо дня в день, депрессия стала моим обычным состоянием.

В довершение ко всем моим бедам меня стали преследовать ночные кошмары. Вернее, один и тот же жуткий кошмар, который ввергал меня в бездну отчаяния, заставлял пробуждаться в холодном поту, с мыслями о самоубийстве. В своих снах я вновь оказывался в метро, у края той самой платформы...

*    *   *

Тугая, плотная волна тёплого воздуха с металлическим привкусом вырывается из недр подземного тоннеля, предупреждая о скором вторжении поезда в ограниченный мирок безликих пассажиров, застывших в позах истуканов. Я медленно движусь к бездне... ближе... ближе... ближе... Движения плавные, тягучие, бесшумные, словно при замедленной съёмке с выключенным звуком. В моём фокусе - человек, один-единственный человек, остальные для меня не существуют. Подавшись вперёд, он стоит у самого края платформы и нетерпеливо всматривается в чёрную бездну тоннеля. Я вижу его со спины, лицо человека от меня скрыто. Приближаюсь почти вплотную, медленно вытягиваю вперёд правую руку... а из тоннеля уже вырывается железная морда электрички... достаточно лёгкого толчка, чтобы... я делаю последний шаг... рука почти касается его спины... смутное, тревожное ощущение, что эту спину где-то я уже видел... на миг рука неуверенно замирает в каком-нибудь сантиметре от неё... но медлить нельзя: поезд уже летит по финишной прямой... всё ближе... ближе... ближе... я чувствую, как приливает кровь к подушечкам пальцев... Пора! Резкий выдох, корпус, словно высвободившаяся пружина, кренится вперёд... но я не успеваю сделать это: он оборачивается. В его глазах - немой вопрос, удивление, испуг... и следом - ужас... ужас, рвущийся наружу беззвучным криком... ужас в глазах... ужас в моих глазах... Я узнаю его: он - это я сам!..

*  *   *

На этом видения обычно обрывались. Я пробуждался в холодном поту, балансируя на грани между сном и явью, не в силах сразу обуздать мощный эмоциональный напор ночного кошмара. В эти мгновения сердце готово вырваться из груди, глухими частыми ударами отдаваясь в висках. Я задыхаюсь; подобно рыбе, выброшенной прибоем на горячий песок, жадно ловлю воздух пересохшими губами. Мозг плавится в полубредовой горячке, призрак сна продолжает осаждать его с настойчивостью голодного вампира. Кошмар ещё долго преследует меня, и в такие ночи мне уже не удаётся уснуть.

Со временем подобные видения стали посещать меня всё чаще и чаще, и скоро уже каждая моя ночь была отмечена печатью кошмара. Сюжет оставался всё тем же: я пытался столкнуть своего двойника под колёса несущегося поезда, но в последний момент сон прерывался - и я просыпался. В конце концов силы мои истощились настолько, что я уже просто боялся уснуть: страх перед ночным кошмаром овладел всем моим существом, не оставив места ни желаниям, ни надеждам. Долгими осенними вечерами просиживал я у телевизора либо искал какое-либо иное занятие - лишь бы отсрочить тот страшный миг, когда нужно будет отходить ко сну. Но усталость всё-таки брала своё, сон медленно подкрадывался ко мне, обволакивал мягкой паутиной амнезии, и тогда я прибегал к последнему средству: вливал в себя лошадиную дозу кофе. На первых порах эти инъекции приводили к должному результату, однако уже очень скоро обычной дозы становилось недостаточно: сон валил меня с ног с внезапностью морского шквала. Увеличил дозу, перешёл на чистый кофеин, но все мои ухищрения остались втуне. В конце концов, этого следовало ожидать - ведь не мог же я совсем обойтись без сна! Восставать же против незыблемых законов человеческой природы было не в моей власти.

Я высох, пожелтел, стал похож на мумию с болезненно-горящими глазами и движениями прогрессирующего паралитика. Начались осложнения и на работе: всегда лояльное ко мне начальство всыпало мне по первое число, когда я запорол два важных проекта и сорвал подписание контракта с одним очень серьёзным зарубежным партнёром. Что и говорить, весь этот сонм неприятностей осложнял моё и без того катастрофическое положение. Дальше так продолжаться не могло, нужно было принимать кардинальные меры. Вот только какие? И тут меня осенило. Есть выход!