Михаил Садовский - Завтрашнее солнце (Книга стихов) Страница 2

И каждодневно, и жестоко,

И нету давности и срока,

И не найдет ее никто.

Она в нас всех четыре года

Влезала страшно каждый час

И сорок лет бросает нас,

Но как оплачена свобода!

Уже мы стали из детей

Почти седыми стариками

И о войне расскажем сами

Все без придумок, без затей.

Как нас она с тех пор казнит,

Как нас калечит, в нас стреляет

И каждый шаг определяет,

И все без промаха разит.

А что я помню о войне?

А что она навек во мне!

1987

На сером рассвеете

На сером рассвете

Пора грибника.

На сером рассвете

Приходит строка.

На сером рассвете

Ложится роса.

На сером рассвете

Иссякнет слеза.

На сером рассвете

Глухая пора.

На сером рассвете

Пора топора.

На сером рассвете

Похмелья стена.

На сером рассвете

Приходит война.

1981

На Белой

На реке на Белой

Ты осталось детство,

На реке на Белой

Давние года.

Там в избушке старой

Все мое наследство:

Рваное пальтищко,

В супе лебеда.

На реке на Белой

Ох, какие грозы!

Но слышна сильнее

Дальняя гроза

По реке по Белой

В Дюртюли привозят

Тех, кто из блокады

Кожа да глаза...

На реке на Белой

В три обхвата луны,

Снежные бураны

Солнца не видать.

Вспоминаешь позже,

Что не ценишь юным:

Там я чистый голос

Начал поднимать.

На реке на Белой

Все теперь другое,

Разве Белой дело

Нынче до меня!?.

Отчего же сердце

В детство захотело,

Тишина на Белой

Снится мне, маня.

1986

x x x

Не столько даже сытость,

А тепло

От бед земли

Нас разом ограждали.

По сопкам время

Медленно текло,

А мы конца войны

Упрямо ждали.

И гимнастерки самый малый рост

Нам был до пят

А нам давай шинели,

И мучал нас всего один вопрос:

Что мы на фронт добраться не успели.

И не могли никак мы совместить

Конец войны и быть или не быть!

1987

x x x

А этих маленьких побед

Нам так бывало не хватало,

И нету хлеба на обед,

И нету на ночь одеяла...

А вера?..

Коли в голод голо,

И Бог не бог, а только полу...

А доходяги шли и шли.

Когда их только хоронили?

Но жили мы, а если жили,

То непременно и росли.

Все заменила нам война:

И мать с отцом, и воспитанье,

И одеяло, и питанье...

И неизбывна в нас она.

И в ней остались имена

Лишь тех, кого мы хоронили,

Кого встречали и любили,

И гетто красная стена,

Исписанная именами

Аж на четыре этажа,

Все это неизбывно с нами,

И вспоминаем все, дрожа...

А Бог - не бог, он только полу

И далеко, и высоко

В фуражке с поднятой рукой,

А нам и голодно и голо!...

Мы это имя повторяли.

Кричали все - и мы орали!

За что себя нам обвинять?!

Другие мысли нас терзали:

Где ночевать и что пожрать!..

1988

Не забывайте детских прозвищ

Не забывайте детских прозвищ,

Они так верно нам даны,

Что неожиданно на помощь

Приходят в тягостные дни.

Не забывайте детских прозвищ,

Когда живется как-нибудь,

Они точнее, глубже, проще

Нам выявляют нашу суть.

Не забывайте прозвищ детских

Они неоценимый дар,

В них сила доказательств веских,

Недостающих иногда.

Не забывайте прозвищ этих,

Как подтверждение они,

Что есть еще друзья на свете

И не стареют наши дни.

1983

Мой брат учит Шумана

Мой брат учит Шумана.

Мой брат зубрит Шумана.

Мой брат долбит Шумана.

И больше нет Шумана.

Я слышу бездельника Шумного.

А из овала на нотах

Смотрят глаза страдальчески

На эти детские пальчики

И на их владельца зевоту.

Мой брат не знает Шумана,

Приносит с урока двойки,

И больше я не прошу его

Проигрывать мне уроки.

Я говорю:

- Сыграй,

то, что тебе нравится.

И сыплется мишура

Хроматического танца.

И это ему легко,

Совсем не надо стараться,

Не путаются под рукой

Запутанные альтерации,

И все нарастают секвенции,

Красоты прозрачного города,

И падают в воды Венеции

Со всплеском легким аккорды.

И не добравшись до тоники

Кончились кодой острой.

И мальчик с шеей тоненькой

Вдруг показался взрослым.

Я тихо вышел из комнаты

От музыки и от шума...

А брат открыл ноты

И стал долбить Шумана.

Они проходили Шумана.

Полгода сонату Шумана.

Чтоб сдать с облегченьем Шумана.

Моего любимого Шумана.

1963

x x x

Они поднялись на рассвете

И шли, предвидя ту весну,

За все грехи земли в ответе

Сквозь небывалую войну.

Юнцы безусые шагали

Сперва назад, потом вперед

Их дни рожденья забывали,

Их возраст - сорок первый год.

И смотрят с фотографий дети,

Всех искупившие вину,

Но старше всех на белом свете

Они на целую войну.

1987

Дневник брата

Памяти Володи Садовского

Хрупкая бумага. Пятна слез.

Может, сам того не понимая,

Сквозь страницы эти я пророс,

Чтобы мерить жизнь девятым мая.

Не юродство близкое родство,

Если можно умолчать о прочем,

Даже тем похож я на него,

Что у нас один как будто почерк.

Как его наивность мне близка,

Вечность повторяется в рассвете,

Это я писал , наверняка,

Умирая в горьком лазарете.

Ты страницу разгляди вблизи:

Не сумеешь позабыть об этом,

Тот осколок нас еще разит,

В сердце попадая рикошетом!..

1978

Шинель

К чему такая канитель:

Кроить и лицевать...

Надену старую шинель

На моду наплевать!

Она любой дохи теплей

И прибавляет сил,

Отец ведь был на фронте в ней,

Отец ее носил.

Она почти что мне до пят,

И рукава длинны,

Но кто достанет из ребят

Шинель, шинель с войны!?.

Все! Решено!

Я в ней иду.

Я в школу в ней пошел

И самый лучший день в году

В шинели той провел.

Но дружным был наш пятый класс

Никто не отставал.

На утро не узнаешь нас:

В шинелях класс шагал.

По снегу полы волоча,

Мы гордо в школу шли,

Мы и подумать в этот час

О боли не могли.

А мы несли ее с собой:

Не все шинель нашли,

У всех отцы ушли на бой

Не все назад пришли.

Как много было вас в пальто,

Ребята...

кто же знал...

И больше, в класс идя, никто

Шинель не надевал.

1975

x x x

Падают в печали

Годы, как подкошенные,

И стучат ночами

Сапоги поношенные.

Как на новогодней

Ёлочке поверженной,

И на мне сегодня

Все обиды прежние.

Хоровод затеял

А грустить причины нет,

Иглы облетели,

Сапоги не чинены...

1986

Моцарт мой

Моцарт грустный,

Нежный Моцарт,

Моцарт мой, кристалльно-зимний,

Есть ли правила эмоций,

Как умеешь, объясни мне.

Может, слышу я неверно,

Все смеются - странно: плачу,

И заметил ты, наверно,

Плачут все - улыбку прячу.

Ах, как в легкости упругой

Нелегко опять зарыться,

Я ищу совета друга,

Ты - любому друг, ты - рыцарь!

Препарировано сердце

На листе бумаги нотной,

С опровергнутым усердьем

И улыбкой беззаботной!

И в тональности названьи

Боль участия и ласки,

Не предам своим незнаньем

Я твою любовь огласке.

Помню все, что было в свете,

Толковать лишь не умею,

Полнотой живого сердца

Глубину и боль я мерю.

От эпитетов прискорбных,

От слащавых слов жалейных,

Сбереги себя ты, Вольфганг,

"Для грядущих поколений."

Учини разгром в кладовой,

Где разложен ты по полкам,

Не рукой многопудовой,

А своей усмешкой только.

Мне не жаль других ни мало

Лоэнгринов и Валькирий,

Человеческое мыло

С их мелодией варили.

Там не все мне ясно вроде

Не успею разобраться,

Прерывает бег мелодий

Тонкий писк походных раций.

Моцарт грустный,

Нежный Моцарт,

Ты все ближе мне и ближе,

Пусть трещит страна эмоций,

Я хочу, чтобы ты выжил.

Клетки памяти стареют,

Для любви не сложишь лоций,

Приходи ко мне скорее,

Непокаявшийся Моцарт.

1975

x x x

Приходит время горьких трав,

Расплаты и успокоенья.

Зачем, зачем пора цветенья?

Скажи: я прав или не прав?

Как объяснить,

Как оправдать

Несовместимое на свете

Страшна не смерть,

А страшно умирать,

Как умирала мама на рассвете.

1977

x x x

Ко мне сегодня мама приходла,

И вновь она была такой земной.

Но только взглядом душу холодила,

И я спросил тихонько: "Ты за мной?"

- Идем, идем, хоть жаль, что пожил мало.

С тобой не страшно.

Вместе мы опять.

Прости меня, как много раз прощала,

Что снова я тебя заставил ждать.

Она назад неслышно наступала.