Аркадий Драгомощенко - О песке и воде Страница 2

Здесь я решаюсь привести высказывание Ле Цзы по той простой причине что, судя по его словам, сказанным задолго до наших дней, мир просматривался совершенно иным образом, нежели в действительно великой традиции, погрузившейся со временем в наше бессознательное грамматикой восприятия.

"Есть те, кто наблюдает мир в его изменении, но есть и

другие, которые наблюдают изменения в самом изменении."

Легко представить, что в момент произнесения этого суждения или его написания была предрешена участь мира, который мы доживаем в недоумении, и доживание которого буквально вызвало в свое время глубокую тревогу Гуссерля, по сути дела повторившего несколько в иной форме финал "Кратила" в своей неразрешимой тяжбе текучести сознания и трансцендентности/постоянстве оснований Бытия.

Однако сколько бы мы ни говорили о дихотомии (а именно о ней идет в данный момент речь), зиждущей описание (все менее репрезентирующее окружающее) и конституирующей собственно язык в его игре различения и сходства (что едва ли не является синонимами изменения и постоянства), все яснее открывается то, как некая эрозия расточает границы этой оппозиции, бывшие еще более полувека назад вполне четкими и определяющими очертания реальности в процессе производства конфигураций ее смыслов.

Вместе с тем почти размытая и растворенная в этосе нового сознания, эта казалось бы музейная проблема как и раньше - пускай под иным углом "зрения" - порождает весьма хрупкий вопрос, остающийся невыносимым для европейского сознания: вопрос о соотнесенности и разрешении проблемы конечности моего существования в теле Бытия, так и не обретшего своего дома, невзирая на заверения Хайдеггера. Именно это усилие ставит перед пониманием постоянства как Смерти-Конечности, не схватываемой "Я", протекающей бесследно, - так как смерть не может рассматриваться в термах прошедшего, бывшего, но только, как будущее: она (конечность) лишь только будет для меня, но никогда не станет для меня "есть" или уже "была" и, следовательно, будучи метафизической фигурой неизменного приближения к постоянству - она есть, не оставляющее следов, абсолютное не присваиваемое изменение.

Возникновение и исчезновение рассеиваются друг в друге, стремясь друг к другу, переходя друг в друга. С раннего детства меня завораживала одна вещь, факт, который много спустя стал медленно проявлять себя в словах: если одно превращается в другое - возможно ли вообразить некий пунктум времени, "место" пространства, точку моей способности понимать - где одно уже прекратило быть тем, что оно есть, но еще не стало тем, чем должно стать в ходе этого процесса?

Возможно на этот вопрос нет ответа и, паче того, сам вопрос не может быть ментально актуализирован в каком-то конкретном образе. Возможно также, что благодаря отсутствию ответа, вы-"зов", доносящийся мне из мира, звучит отчетливей и явственней - абсолютно призрачный, не имеющий никакого источника, в области которого можно было бы обрести, летящее по обыкновению вспять, эхо.

Амбивалентность "постоянства/изменения" стала настолько тривиальна в неустанном обращении, что о ней забывают в нескончаемых полемиках, посвященных проблеме существования человека в среде, им создающейся и нескончаемо трансформируемой. В заключение я лишь бегло напомню одну из них - проблему технологии и истинности мира, то есть, проблему опосредования и непосредственности, которая ставит вопрос о самой идее techne (Хайдеггер) как совокупности их смысловых инстанций, поражающих "Бытие" и в своем развертывании преобразующих пространство и время. Двойственность этой проблемы очевидна, кроме того эта двойственность напоминает при ближайшем рассмотрении строение апория. С одной стороны, технологии сегодняшнего дня определяются, судя по множеству мнений, возможностью оптимизации циркуляции капитала и производства не продукта, но образа, что относится также и к "знанию", которое можно представить, как сосредоточие того и другого, - символическую машину опосредования. С другой стороны технологии, а я имею в виду прежде всего коммуникативные, неуклонно (во всяком случае, таково стремление и существующие возможности) сводят пространство к "здесь", а время к "сейчас", то есть, к реализации того, что, будучи неустранимым присутствием и постоянным настоящим, не нуждается ни в каком опосредовании, а они сами, бывшие вначале системой опосредования и передачи, становятся виртуальной реальностью, модусы которой, согласно Делезу и Гваттари, находят свое выражение в союзе "и", отсутствие которого письмо "воды и песка" постоянно обращает в непереходное намерение.