Анатолий Найман - Жизнь и смерть поэта Шварца Страница 2

Шварц (подсказывает). О, Русь моя! Жена моя! До боли...

Таисья. ...ее судьба, ее слава. Дословно: о, Русь моя! Жена моя! До боли.

Шварц. ...нам ясен долгий путь.

Таисья машет на него рукой.

А лучше: я не первый воин, не последний.

Таисья. Сам он так никогда не скажет. Но я-то слышу: ходит по комнате и себе под нос: я не первый воин, не последний. Вот это какое-то, простите меня за откровенность, соединение величия и скромности. И наконец (начинает всхлипывать) жестокая правда, но это так: его дни сочтены. Он полон творческих сил, но смертельно болен. Он еще не знает, а мне врачи сказали. Он умирает мужественно и в то же время как ребенок. Как поэт! Протянет в лучшем случае полгода, и если не получит премии сейчас, то не получит уже никогда. (Плачет.) Не могу на это смотреть. Он так обрадовался, что представлен на соискание. Честное слово, как... Не могу найти слова. Да и вообще не могу говорить. Ребенок, совершенный ребенок. И воин, солдат. Не могу... Да, да... Спасибо, спасибо. Мне так нужна сейчас поддержка. Я вам правду скажу, Зоя: то, что вы теперь это знаете, мне уже достаточно. Я знаю, с кем я говорю, вы ведь сами пишете. Мне попадались ваши стихи, они ужалили меня. В конце концов дело не именно в Щельцове. Хотя Шварц всегда говорит о нем с таким уважением, и мне очень хотелось бы, чтобы Щельцов вошел в наше положение через вас. Ничего другого не желаю, как чтобы он узнал это с ваших слов, в вашем сердечном изложении... Абсолютно... Абсолютно... Спасибо... В любое время... И вы... И вас... И вами... Шварц хотел вам, вам лично, послать "Избранное", но постеснялся... А "Амальгаму"?.. Обе: знаю, что это ему радость... И вас... И вы. (Опускает трубку. Шварцу.) Ставить надо на Пастернака, Ахматову, Бродского. Генеральная линия. Продумать как следует. Кончать импровизации.

На некоторое время диалог между ними должен состоять из слов "Пастернак", "Ахматова", "Бродский", употребляемых в функции разных частей речи. Что-то вроде:

Шварц, Таисья (все равно в какой последовательности). Пастернак был ахматый и бротый. Пасторный и ахматый. Ахматал меня. Не каждого, а тебя ахматал. И пасторил. Не бродско, но и не пастернако. Меньше всего ахматнически. Но в посторных ахматах. А Ахматова не могла бродскуить? Бродскистски пастерначить, я имею в виду. Так матово, хватово. Охмурять, ухмыляться, охомутать. Пасти по стерне, истерить. Бродить, бередить, бутерброд. Бродский, Бродский, Бродский. Ахматова, Ахматова. Пастернак и точка. Бродский.

Шварц. Я же шейный платок Пастернака ему послал. В Стокгольм, на Нобеля.

Таисья. Если бы! Это Пен-клуб послал. Шейный платок Пастернака Бродскому? Это Пен-клуб, десять раз уже напечатали, все знают, что Пен-клуб.

Шварц. Который был на Пасторе, когда он получил Нобеля?! Пен-клуб?! Это я послал! Броду в Стокгольм, на вручение Нобеля! Ив Сен-Лоран, красный в белый горошек.

Таисья. Если бы! Сен-Лоран появился лет через десять после Пастернака. Бродский в интервью сказал.

Шварц. Ив. Ив через десять. Пен-клуб послал Ива. А это Жюль. Жюль Сен-Лоран. Я послал Жюля. И Оська получал золотую брошь из рук короля в моем платке.

Таисья. Если бы! Он был в черном фраке.

Шварц. А платок зашил в карман. У меня есть фотография кармана с зашитым внутри шейным платком. Тебя тогда еще не было. Жила у мамочки и ела сырковую массу.

Таисья. Я жила тогда у Олега.

Шварц. И ела сырковую массу.

Таисья. И лучше бы с ним и осталась. Морской офицер. Подтянутый, элегантная форма. Бархатный баритон. Сейчас уже адмирал.

Шварц. Облученный. Мужеская мощь - нуль. Только певческая.

Таисья. Тебе бы такую.

Шварц (с интонацией заигрывания). Таи-сья...

Таисья. Что-то быстро твои "таисьи" кончились.

Шварц. Из-за сырковой массы. Не надо было твоей мамаше меня сырковой массой кормить.

Таисья. Наворачивал, как миленький. Только успевала сумками носить. Молоко, сметана, яйца.

Шварц. Млеко-яйки, млеко-яйки. А зачем еще на молочном заводе работать?

Таисья. Она работала топ-менеджером.

Шварц. Подклеивала скорлупки кислой сывороткой.

Таисья. И твою мать кормила.

Шварц. Моя мать была звезда кишиневской оперетты. Она вращалась среди высшего комсостава, членов Политбюро, лучших из лучших.

Таисья. Моя была зато честная.

Шварц. Таи-сья. Моя твоей два пальца подавала.

Таисья. Твоя мать была сволочь.

Шварц (лениво). Молчи, сука.

Таисья. Твоя мать была сука.

Шварц. Это потому, что ты перед ней на коленях стояла.

Таисья. Чтобы не разрушать семью.

Шварц. Семью-ю. Чтобы меня захапать.

Таисья. Такое золото.

Шварц. Какое-никакое, а Пастернак-Ахматова благословили, Бродский благословился. Лиру дали и фотографию, где они вдвоем собирают ягоды.

Таисья. А сам-то ты кто?

Шварц. А сам я то, что ты у меня ноги мыла и воду пила, чтобы только я тебе дал переменить фамилию на Шварц. Как у тебя фамилия-то была, не помню. Жижиляева? Жидкоструева?

Таисья. У Олега была Кологривов, дворянская. Не Шварц пейсатый.

Шварц. Хулдомуев была у твоего Олега фамилия. Ты ему, кстати, позвони.

Таисья. С какой такой стати?

Шварц. Пусть военно-морские силы поддержат. Пусть где надо шепнет адмирал. Дескать, несем вахту, зачитываясь Шварцем. Госпремию ему ознаменуем сверхплановым проникновением в шведские территориальные воды.

Таисья. Как глазки разгорелись! Хвост распустит: поэт - то, поэт - се, поэту ничего нельзя дать, ничего нельзя отнять. А за Госпремией - ползочком на брюхе.

Шварц. Повторяй за мной, дура. Пока - не требует поэта - к священной жертве Аполлон - в заботах - суетного света - он малодушно погружен.

Н-но! лишь божественный глагол... Как пробудившийся орел.

Таисья. А не стыдно? Государственная - ведь бывшая Сталинская. Который полнароду горло перерезал. Включая твоего папашу.

Шварц. "Полнароду"! А начал с кого? Я же первый от него пострадал. Как никто. Он же меня преследовал, как педофил пионера. Приплыл к нам в лагерь "Горнист" по Черному морю, увидел меня на линейке и - пл-ламя из пасти! Вот подайте мне этого мальчишечку и никого другого. Я говорю: товарищ Сталин, неудобно - октябрятский актив, комсомольцы... Он мне: Валерий! Я Берию брошу, Маленкова брошу, Лепешинских обеих, Ольгу-балерину и Ольгу Борисовну-академика, которая открыла, что живая природа образуется из неживой, уже, считай, бросил - только приходи ко мне сегодня в административный корпус. Я: Осип! Кончай! Мы не дети. Я будущий великий поэт Шварц... Он: по-о-а-эт?! И гекзаметром можешь? Я с ходу: о, Виссарёныч Иосиф, держав и пещер гладиатор! И пентаметром? - Насморков гиперборейских, Ёсиф, ты осушитель. Ладно, говорит, спасать надо паренька, гений нации, это же видно: привяжите меня к мачте и везите в Пицунду к Берии и Маленкову. (Повторяет с грузинским акцентом.) "Это же видно. Невооруженным глазом".

Таисья (махнув на него рукой, укоряюще). Циник. Уж вроде привыкла к твоему цинизму, а каждый раз с души воротит. Отца бы родного вспомнил, циник. Циничная твоя физия.

Шварц. Папаша был французский шпион, диверсант и саботажник. Откровенный враг оккупационного режима большевиков. Погиб в открытом бою с тоталитаризмом. Сталин ему слово, он Сталину пять, Сталин ему пулю, он Сталину дулю. Никто не знает, где отец кончил, как, с кем вместе, но песни о нем до сих пор ходят по зонам. (Поет.) "У костра чифирил я когда-то со Шварцем - он архангелу служит теперь ординарцем".

Таисья. Честное слово, я от тебя уйду. Ты мне душу - просто кислотой выжигаешь. Хоть бы смешно было... Или интересно... Одно и то же каждый день, пятнадцать лет, одно и то же.

Шварц. Неужели пятнадцать? Как вчера было. Ладно, говорю, женюсь, уговорили, согласен. И твоя мать: позвольте вам руку поцеловать. Так и быть, женюсь - она чмок, женюсь - чмок, да женюсь же, женюсь - чмок, чмок.

Таисья. Ты хоть к кому-нибудь что-нибудь чувствуешь? Хоть к кому-нибудь из людей хоть какое-то тепло?

Шварц. Да я всего себя растратил на тепло к людям! Второй закон термодинамики. Энтропия мироздания непрерывно стремится к максимуму, отчего душа поэта изнашивается до минимума.

Таисья. Ты и про меня гадости говоришь.

Шварц. Про тебя?! Откуда ты это взяла?

Таисья. Мне передают.

Шварц. А ты верь больше.

Таисья. Сама слышала по параллельной линии.

Шварц. Подслушиваешь? Иногда говорю. Пусть люди меня жалеют. Да, умираю, да, жена со свету сживает. Сочувствуйте. Вознаградите за муки премией. Карта слезу любит. Это для них, для чужих. А для тебя - я хочу сказать, для себя для нас с тобой - ты же воплощаешь мой тип женщины. Лапландско-украинский тип. Мой идеал.

Таисья. Про всех твоих жен это от тебя слышала.

Шварц. Это?! Что это?! У меня было семь жен, и у всех росла синяя борода. Отчего наши браки и не могли совершиться на небесах. Семь жен, не считая детей!

Таисья. Багров Бродского в ссылке навещал, а ты в это время по бабам бегал и по кабакам.

Шварц. С Папой Римским! Бродский один меня понимал и за это уважал.

Таисья. Все знают, что Багров к нему ездил, а ты в Союзе писателей водку пил.