Лев Усыскин - Новая секретарша Страница 2

- Где?.. у нас в приемной?

Директор на миг улыбнулся, наверное, впервые за этот день, встал и, разминая затекшие ноги, пошел через приемную в туалет. Вернувшись, Куныгин, к немалому удивлению, обнаружил в себе довольно ясные следы нешуточного раздражения. Мальчик с серьгами в ушах раздражал его самим фактом своего присутствия в конторе, причем, как ни пытался Куныгин отнести это на счет его недостаточной респектабельности, что-то говорило ему, что дело не в этом. Во всяком случае - не только в этом. В поисках правдоподобного объяснения Куныгин принялся размышлять о молодежной культуре, знакомой ему исключительно по газетам, о наркотиках, которые ни разу в жизни не пробовал, о чем-то там еще - пока настойчивый телефонный звонок не вернул ему сполна чувство реальности: звонил Голованов из Череповца, просил уточнить текущие котировки векселей Северной железной дороги.

К концу дня пятницы к исчезнувшему бесследно капролактаму и застрявшему в Новороссийске грузу калийной селитры добавился арестованный в порту Ливорно за долги Балтийского пароходства сухогруз, который должен был забрать из Таганрога большую партию полиэтилена в гранулах. Срыв данного контракта был чреват неустойками из разряда, что называется, космических, причем, помимо этих трех крупных напастей, случилось еще пять или шесть более мелких, досадных, однако тоже требовавших от Куныгина личного, напряженного вмешательства. Уже к обеду ему с превеликим трудом удавалось концентрировать свое внимание на чем-либо, а еще чуть погодя, где-то, наверное, около четырех, он словно бы явственно услышал, как в голове что-то щелкнуло, замкнулось и тут же повеяло легким сладостно-мутным ветерком паники. Куныгину стало стыдно, что он не в силах заставить себя работать, однако ничего поделать с собой он уже не мог - просто сидел и вслушивался то в шум улицы за окном, то в разнобой собственных бессвязных мыслей. В половине шестого принесли и положили на стол факс из "Сибконтракта" с предложениями по формальдегиду. Там, в Иркутске, в это время, должно быть, была уже ночь, часов, наверное, одиннадцать, тем не менее Золотуха сидел в своем офисе и рассылал оттуда факсы. Куныгину стало еще неуютнее, последним отчаянным усилием он собрал волю в кулак и постановил через четверть часа взяться за эти самые предложения - наименее неотложное из текущих дел, однако наиболее близкое к конечному, так сказать, результату, - через четверть часа, а пока выпить чашку чаю и, если удастся, хотя бы немного прийти в себя...

Он вышел в приемную и, увидев, как, в предчувствии окончания трудовой недели Жанна подводит губки, опустился перед ней на стул, оседлав его верхом, вперед спинкой.

- Жанна, солнышко, что, если я тебя попрошу еще поработать сегодня?.. надо будет минут через двадцать факс подготовить в Иркутск...

- Хорошо, Константин Иванович... конечно... как скажете... я подожду, не волнуйтесь...

Куныгин тяжело поднялся, попутно отметив, что за неделю работы речь девушки уже начала приобретать какие-то новые интонации - несколько более ровные, плавные и как бы менее птичьи, что ли. Он вернулся в кабинет, сел за стол, затем, запрокинув голову, с такой силой вытянул вверх руки, что хрустнуло где-то в слежавшихся позвонках. Надо было работать. Куныгин разложил перед собою бумаги и, вооружившись пузатым светло-голубым маркером, принялся сличать бесконечные столбцы цифр. Однако ни минут через двадцать, ни даже все сорок минут спустя материалы для пресловутого иркутского факса все еще готовы не были. Работа шла исключительно через силу, Куныгин подумал, что это похоже, как если бы в надутый до предела резиновый шарик кто-то вдувал и вдувал по новой воздух - еще через десять минут он признался себе в том, что давно отложил бы все на завтра, на выходной, и лишь сидящая без всякого толку в ожидании невесть чего девчонка в приемной подстегивает его самолюбие, не давая сдаться. "Ну ее к черту... - подумал Куныгин, - катись оно все..." Еще минуту спустя он наконец мрачно усмехнулся, с нарочитым шумом уронил на стол авторучку и, смахнув не глядя все свои бумаги в лакированный кофр, вышел вон из кабинета.

Жанна сидела на том же самом месте с тем же самым выражением лица - добродушно-радостным и в то же самое время отсутствующим до некоторой степени, - как и положено перед выходными. Кроме нее и директора, в конторе никого уже не было - как и неделю назад, сотрудники в этот час наполняли собой, по всей видимости, пригородные электрички. Увидев шефа, Жанна подняла голову, но ничего не спросила, отчего вынужденный начать разговор Куныгин почувствовал еще большую неловкость.

- Все переигралось, Жанна... ответим в понедельник... извини... бывает, что ж, это работа... - Он несколько виновато улыбнулся.

- Значит, факса не надо будет слать, да, Константин Иванович?.. мне теперь можно идти домой?.. я больше не нужна?..

- Да, иди... спасибо, Жанна... извини, что так вышло...

Девушка принялась собирать вещи с прежним выражением радостного добродушия на лице, причем, как ни старался Куныгин разглядеть под ним хотя бы следы досады или раздражения, ему этого не удалось. Он вернулся в кабинет, выключил свет и, взяв в руку кофр, вновь вышел в приемную как раз в тот момент, когда Жанна уже стояла в дверях и с видимым усилием пыталась застегнуть висящую через плечо дешевую дамскую сумочку. Куныгину опять стало жалко девушку и, кроме того, почему-то ужасно неловко за бесцельно загубленный им час жизни - ее и его час.

- Жанна... послушай, ты где живешь?.. хочешь, я тебя подброшу, а?.. - вдруг вырвалось у Куныгина словно бы само собой, что называется, вперед мысли. Давай, мне не сложно...

Предложение, казалось, застало Жанну врасплох; она оставила в покое свою сумочку, затем открыла рот, намереваясь, судя по всему, что-то сказать в ответ, однако вместо этого произнесла лишь неуверенное, заплетающееся "спасибо".

- Ну вот и славно... закрывай тут все и спускайся... я тебя жду внизу - синий "Saab", знаешь уже, какая моя машина, да?..

Куныгин быстро вышел в коридор и, насвистывая, направился к входной двери, предоставив девушке самостоятельно проверить окна во всех помещениях конторы и погасить оставленный сотрудниками свет.

За день автомобиль прямо-таки засыпало падающей с деревьев мусорной шелухой: сгустками тополиного пуха, какими-то засохшими веточками и пожелтевшими листьями, словно бы вдруг почему-то наступила осень. Куныгин достал ключи, согнал в упор не желавшую его понимать флегматичную кошку, устроившую на капоте неторопливую ревизию своим растопыренным коготкам, затем открыл переднюю дверцу и, просунув на заднее сиденье кофр, сел за руль. Жанна появилась спустя, наверное, минуту - почти бегом, с трудом придерживая ту самую злополучную сумочку, застегнуть которую, судя по всему, ей так и не удалось.

- Готова?.. Пристегнулась?.. нет, сюда... ага...

Они тронулись.

- Так где ты живешь, а, Жанна?..

- На Васенко, улица Васенко, у "Гиганта"... по Кондратьевскому одну остановку, потом направо.

- Ага, понял... места знакомые. У меня там сестра раньше обитала... до развода...

Куныгин вывернул на Загородный. Забитый транспортом узкий проспект властно подчинил его своему рваному, нерегулярному ритму. Куныгину вдруг стало хорошо: ему нравилось, как слушается его купленная четыре месяца назад машина, нравилось, что не надо больше думать о цистернах формальдегида, нравилось, что рядом - невообразимо девятнадцатилетняя, можно сказать, почти новая в этом взрослом мире и потому не заезженная еще этим самым миром, но уже вполне настоящая женщина, излучающая, пока еще неосознанно, должно быть, даже для себя самой, то чудесное всепроникающее тепло, что не дает мужчине забыть о том, что он мужчина, где бы оно его ни настигло; тепло, которое совсем скоро она научится направлять и дозировать и источник которого, несмотря на эту искусную и выверенную экономию, будет неумолимо уменьшаться в размерах и гаснуть, пока, лет через двадцать пять от силы, не сойдет на нет вовсе. Куныгин почувствовал в себе приступ какой-то безумной легкости, он подумал почему-то, что сейчас, наверное, похож на тех бритоголовых ублюдков, что носятся, презрев все правила, по городу на ворованных "мерседесах", катая своих барышень, у которых вместо души перманент, а вместо мозгов - тампакс. Он чуть слышно хмыкнул и, взглянув в зеркало заднего вида, состроил ему гримаску, словно бы и в самом деле мог увидеть в нем свое отражение.

- Устала?..

- А?.. Когда?.. Сегодня?..

- Ну, сегодня... и вообще... за неделю...

Жанна мотнула головой:

- Не-а... ну, то есть так... не очень...

Она смотрела куда-то в сторону, думала о чем-то своем и лишь механически отвечала на вопросы.

- А у меня неделька выдалась - будьте нате... раз в год такое счастье, не чаще... слава богу...

Куныгин поймал сам себя на каких-то неестественных интонациях, словно бы старался придать голосу дополнительную напевность, что ли.