Юрий Дружников - Деньги круглые Страница 2

- Помалкивай, сам знаю!

2.

День стоял не солнечный, но и не пасмурный. Ветер вяло закручивал пыль в воронки, медленно гнал вдоль тротуаров мусор вперемежку с листьями. Грузовики застилали улицы сизым дымом. Дым растекался и таял, оставляя запах горелой каши. Проехали потихоньку пустырь и несколько кварталов. Отец лениво глазел по сторонам, изредка чертыхался. Сцепление, наверно, вело не туда. Возле гостиницы на тротуаре стоял чемодан с привязанной к нему авоськой. Рядом нервно бегал мужчина в сером плаще. В одной руке он держал коробку, другой размахивал, пытаясь остановить какой-нибудь транспорт. Отец притормозил, перегнулся, навалившись на Машу, к окошку.

- Куда?

- На Курский. Если можно, поскорей.

- Всем надо скорей. Но если будет пойда, можно.

- Пойда? Что-то я не слыхал...

- Это по-восточному, как бы сказать, смазка.

- Ах, смазка! Так бы и сразу. Смазка будет.

Пассажир открыл переднюю дверцу.

- О, да тут занято...

И расположился на заднем сиденье, обхватив рукой вещи.

- Дочка, - объяснил отец. - Мать нас с ней из дому выгнала. Но мы и сами проживем, верно, Маш?

- Не совсем ведь выгнала, пап!

- Дурочка, я ж шучу.

Застеснявшись, Маша кивнула и стала разглядывать прохожих на тротуарах.

- У меня тоже дочка в Муроме. Вот куклу ей везу. Посмотреть не хочешь?

На сиденье легла коробка. Маша вопросительно взглянула на отца.

- Посмотри, чего ж, руки не отсохнут.

Маша вежливо сняла крышку. Кукла была ослепительная: синие глаза, черные ресницы, желтые волосы. Платье - модное. Даже бусы и часы на руке. Закрыв коробку, девочка сказала равнодушно:

- У меня полно кукол, да, пап? Целых двенадцать штук...

- А такой у тебя, положим, нету, - возразил пассажир. - Я сам торговый работник, весь поступающий товар знаю. Это новинка, импорт из Венгрии. Нету ведь?

- Такой нету, - призналась Маша.

- Скажи отцу, пускай приобретет. Сейчас как раз завоз.

- Приобретешь, - засмеялся отец, - а мать ворчать будет...

- Разве ж таксисты мало гребут?

- А торговые работники мало?

- Вроде и немало, - неопределенно протянул клиент. - И зарплата текет, и навар. Но рублю-то цена копейка, сам знаешь.

- Мама говорила, в рубле сто копеек.

- Много она понимает, твоя мама, - проворчал отец.

- По-моему, бабы не виноваты, - сказал пассажир.

- Кто ж тогда виноват?

- Деньги ненаглядные! Они ведь скользят да вертятся. Тут возьмешь, там отдай. Круглые, что твой руль.

- Пап, почему деньги круглые?

Маша смотрела, как выталкивают одна другую цифры на счетчике. Пассажир глянул на счетчик, потом на девочку, сощурился:

- Круглые? Потому как гуляют по кругу. Вон, вишь, вертятся? Ты даже глаз оторвать не можешь - гипноз! Отец отдает твоей матери, мать продавцу в магазин, продавец в такси садится - опять отцу, отец опять матери.

- А мама мне на мороженое?

- И на мороженое. Детям тоже радость положена.

Отец долго молчал.

- Впрямь круглые, - вдруг согласился он. - Ты их крутишь, они тебя. И все норовят вкруг горла, вкруг горла... Только, по-моему, все ж деньги не полную цену имеют.

Пассажир заинтересованно наклонился к отцу.

- Что же, по-твоему, имеет полную цену?

- Не знаю. Люди-то должны быть людьми. Али теперь уж нет?

- Ну, люди! - клиент расхохотался. - Чего они стоят? Практика показывает: и копейки человеку за так нельзя дать. Дашь - возьмет и тебя же в дерьмо обмакнет. Жизни цену определяешь, только когда заболеешь, и в карман врачу клади. На людей, брат, надейся, а сам простофилей не будь. Ищи, где плохо лежит! Деньги на деревьях не растут.

- А если б росли? - скосил глаза отец.

- Если б росли, я бы Мичуриным стал. Выводил бы гибриды - полсотенные с сотенными скрещивал. - Пассажир засмеялся, удовлетворенный родившейся мыслью. - Вот какая агрономия, верно, дочка? Учат вас в школе разной ерунде, а как деньги делать - предмета такого нету. Еще называется аттестат зрелости. Вот она, зрелость-то!

Он постучал по карману. Маша хотела защитить школу, но промолчала. Скоро месяц, как она во второй класс ходит. И будет всегда в школу ходить, потому что дома еще скучнее. Санька же в шестом классе. Он про деньги давно все знает. В магазин сам ходит и к отцу в день получки едет, чтобы скорей деньги матери привезти. А то отец еще когда дома появится. Они с Тихоном с получки должны в шашлычную зайти. Они уважают шашлычную.

Отец, резко повернув, остановился у стеклянного подъезда Курского. Пассажир стал шарить в карманах.

- Сколько там, дочка, натарахтело?

Маша быстро прочитала:

- Ноль два семь восемь.

Человек протянул бумажку - пять рублей.

- Не мало?

- Ладно! - сказал отец.

- Пятьсот копеек, - сказала Маша и стала загибать пальцы, беззвучно шевеля губами. - Сдачи я сейчас посчитаю.

- Да не считай, - заторопился пассажир. - Вот только куколку у тебя заберу. Ну, прощай, доченька!

Он вылез, вытащил чемодан с авоськой, коробку и смешался с толпой.

- Хороший дядя...

- Все хорошие, пока...

- Пока что?

- Да так... Поехали на стоянку, пока нас тут не прижучили.

На стоянке - толкотня, чемоданы, детский плач, мешки, лица всех наций, дым, ящики, базар, ругань. Наверное, только что пришел поезд. Отец хлопнул дверцей, обошел машину.

- Чья очередь?

Машин нос расплющился о стекло. Она изо всех сил колотила в окно.

- Чего тебе?

- Пап-пап! Посади вон того Гитлера с птичкой.

Отец подмигнул и, пока трое с большими чемоданами ссорились, кому садиться первому, привел за рукав и посадил худого старика в синем выцветшем костюме. У него были смешные квадратные усики, и этим он напоминал Гитлера. Гитлер держал в руке клетку. В клетке сидела на жердочке голубая птица.

- Так я, собственно говоря, молодой человек, вне, так сказать, очереди.

- Знаю! Дочке ты понравился... Куда?

- Собственно говоря, на Птичий рынок.

- На Птичий, так на Птичий...

- Поставьте клетку сюда, - Маше захотелось поиграть с птичкой. Пожалста! Я ее крепко буду держать.

Она обняла клетку и просунула внутрь палец. Палец был тоненький, и голубая птица клюнула его, приняв, видно, за червяка. Но не больно.

- Это какая птица?

- Попугайчик, милок, волнистый.

- Он поет?

- Разговаривает, если не волнуется. Только о чем, неведомо...

Ехали долго, у светофоров были пробки, а где светофоров не было, пробки были еще длиннее. Никто не хотел пропускать других, и движение совсем стопорилось. Отец вывернул влево, обошел несколько машин и тут же услыхал посвист гаишника. Тот не обращал внимания на пробку, но выискивал, кого бы остановить.

- Нарушаем? Попрошу документики.

Гаишнику, Маша знала, всегда оставляют, если ни за что, то десятку. Но не просто дают, а так, чтобы он не обиделся. Иначе придется ждать, пока он сочинит бумагу в парк, а за ее ликвидацию надо будет давать уже не десять, а двадцать пять. Папа умеет с ними разговаривать: всегда хватает десятки. Но тут разговор пошел долгий. Из-за того, что такси остановлено посреди дороги, машин скопилось еще больше.

Старик все время бормотал что-то, кивал и гладил рукой щеточку усов. Девочка пыталась поговорить с попугайчиком. Тот поворачивал набок голову, прислушивался. А то начинал метаться, испугавшись визга тормозов. Иногда Маша оборачивалась, и тогда старик подмигивал ей или тихонько свистел:

- Чифырть-чифырть-чику! Чику-чифырть!..

Наконец все уладилось.

- Десять? - спросила Маша со знанием дела.

- А как же! - отозвался отец. - Чтоб он ими подавился!

- Извини, сынок, - проговорил старик. - Это я такой невезучий. При мне всегда что-нибудь да не так.

- Ладно уж, сочтемся...

Когда подъехали к Птичьему рынку, Маша погладила клетку и попыталась посвистеть, как старик. Но не получилось. Она обняла отца за шею и зашептала ему в ухо.

- Ты что - дурочка? Мать же нас убьет...

Но тут же, отстранив дочку, спросил старика:

- Продавать, что ли?

- Собственно говоря, однако, да.

- Почем?

- Тут главное, - старик засмущался, - в какие руки, так сказать, отдавать. Если в чистые, тогда совсем задешево и с клеткой. У старухи астма, птицу в дому держать нельзя.

- Тоже правильно! Пятерки хватит?

- Хватит, конечно, хватит! - растерялся старик, вертя в руках деньги. - Только... Вот ведь какая мелодия: мне теперь рынок-то ни к чему. Меня старуха дома ожидает.

- Зачем дело стало? Обратно на вокзал свезем, Маш?

Она кивнула.

- Накладно мне выйдет.

- Да так отвезу! Я уже эту сумму из попугая вычел.

- Счастливый ты человек, - сказал старик. - Знаешь практику жизни.

- Уж счастливый, дальше некуда!

- Сам-то из каких?

- Я-то? Гегемошка, кто ж еще?

- Как-как?

- Ну гегемон. Пролетарий то есть.

- Рабочий класс? Это хорошо. А я вот из кулаков. Так сказать, классовый враг. За это просидел молодость, пришлось...

- Не повезло!

До самого вокзала старик держал пятерку в руках. А как приехали заморгал, засуетился, вытащил кошелек, спрятал туда деньги и все что-то причитал. Потом полез в карман и вытащил пакетик проса.