Нодар Думбадзе - Не буди ! Страница 2

Вдруг Кукури взорвался.

- Ты что, не слышишь меня? Марш сейчас же домой! - прикрикнул он на растерявшуюся сестру, потом сильно толкнул корову: - Домой, корова, домой!

И корова пошла домой. За ней последовал Кукури.

- Болван! - проговорил Анания.

- Да он просто дурак! - добавил кто-то.

А случай, о котором я расскажу сейчас, произошел в феврале 1943 года, на уроке грузинского языка и литературы.

Мы - восьмиклассники бондисхидской средней школы - в ожидании учительницы Джоконды Мелимонадзе сидели у тлевшего камина, стараясь хоть немного отогреть окоченевшие руки и ноги.

Село Бондисхиди* расположено по обоим берегам знаменитой реки Губазоули (ее в народе называют второй артерией Гурии. Первая артерия, как известно, это река Супса). Через реку перекинут висячий мост, давший селу название. До сооружения моста село называлось Джварцма**, но не потому, что здесь был распят Христос, а потому, что именно здесь приняла мученическую смерть от набежавших со стороны Бахмаро татар известная каждому гурийцу монашка Центерадзе. Если не считать святой Шушаник и царицы Кетеван***, Центерадзе первая женщина в мире, погибшая во имя христианской веры. Обо всем этом нам известно из лекций, прочитанных в нашем клубе руководительницей кружка атеистов Агнессой Багатурия. И мы гордимся своим историческим прошлым.

_______________

* Б о н д и с х и д и - "висячий мост".

** Д ж в а р ц м а - распятие.

*** К е т е в а н - мать грузинского царя Теймураза I, в 1624 г.

была замучена иранским шахом Аббасом за отказ принять ислам.

Бондисхиди со всех сторон окружен небольшими деревушками - Мециети, Чачиети, Буксиети, Цкварамети, Укунети, Квирикети, Какабети, Коколети и Ципнагвара. Дети, живущие в этих деревушках, после окончания своих начальных школ продолжают учебу в бондисхидской средней школе. Они ничем не отличаются от бондисхидских детей, разница разве только в том, что от бесконечного хождения по висячему мосту у бондисхидцев немного разболтались мозги, а у ципнагварцев глаза чуть печальней, чем у остальных их сверстников, и лица у них невыспавшиеся. Объясняется это просто: от Ципнагвара до Бондисхиди добрых семь километров, поэтому вставать им приходится на целый час раньше других учеников. Во всем же остальном Бондисхиди с окружающими его деревушками - обычное гурийское село, и его средняя школа - обычная сельская школа, не очень-то напоминающая Икалтойскую академию*.

_______________

* И к а л т о й с к а я а к а д е м и я - высшая школа в

Грузин, возникшая на рубеже XI - XII вв.

Кукури и его сестра Натела жили в Ципнагвара. Я же, спасаясь от городского голода военных лет, жил у своих родственников в Бондисхиди.

Итак, было февральское утро. И мы - озябшие восьмиклассники бондисхидской средней школы - толпились у тлевшего камина в ожидании преподавательницы грузинского языка Джоконды Мелимонадзе.

Она вошла в класс без обычного "Здравствуйте!" и "Садитесь!", бросила журнал на стол, подтащила к камину стул, села и протянула к огню побелевшие от холода руки.

- Замерзли вы, да? - спросила она после минутного молчания.

- Холодно, учительница!

- Сколько вас сегодня?

- Восемь из шестнадцати!

- Маловато!

- Ничего, начнем, остальные подойдут! - посоветовал Титико Чантурия.

- Где же они до сих пор?

- В дороге, наверно...

- Например?

- Например, Натела Нижарадзе!

- Она придет? Не подведет нас?

- Не думаю, чтобы Натела способна была подвести! - ответил Гури Гогиберидзе.

- А урок ты знаешь? - спросила вдруг учительница.

- Я? Конечно, знаю!

- В таком случае, пожалуйста, начни!

Скрип дверей спас Гогиберидзе.

В комнату вошла Натела.

- О-о-о, зачем ты так спешила! - воскликнула учительница.

- Мать у меня захворала, учительница! - солгала Натела и, устыдившись собственной лжи, потупила голову.

- Ладно, ладно, не накаркай здоровому человеку!

- А что мне делать, учительница? От моего дома до школы семь верст!

- Надо вставать пораньше!

- Когда пораньше - ночью?

- Не болтай глупостей!.. А урок ты выучила? - Натела еще ниже опустила голову. - Тебя спрашиваю, Нижарадзе!

- Нет, учительница!

В классе наступило неловкое молчание. Оно длилось довольно долго, и все это время учительница не сводила глаз с Нателы.

- Зачем же ты шла в школу? Нет, подумать только: вставать чуть свет, идти в такую даль, в снег, метель и мороз, и ради чего? Чтоб заявить учительнице: "Я не знаю урока"? Можно ли так рисковать из-за трех слов? Вдруг по дороге споткнешься, или сорвешься в овраг, или, не дай бог, волк из лесу выскочит! Ведь тогда пропала ты и, что самое главное, пропали все мы! Зачем же поступать так неосторожно?! Не лучше ли сообщить телеграммой - так и так, урока не знаю, сожалею, но в школу сегодня не приду...

Классная комната ходуном заходила от хохота. Смеялась Натела, смеялась сама учительница...

- Ладно, иди сюда, погрейся! - Джоконда уступила Нателе свое место у камина, а сама подошла к столу, взяла книгу и начала:

- "Распоряжение". Рассказ Эгнате Ниношвили...

Долго рассказывала наша учительница про жалкое, голодное, бесправное существование гурийского крестьянства, про такую же голодную, несчастную жизнь его верного заступника - Эгнате Ниношвили. Она рассказывала так тепло и проникновенно, что мы не могли сдержать слез. Наши переживания достигли кульминации, когда уставший, голодный и холодный Кация Мунджадзе, посланный сельскими властями караулить железнодорожный путь, прилег вздремнуть и, боясь прозевать поезд, положил голову на рельс.

Дочитав до этого эпизода, учительница закрыла глаза и продолжала шепотом, наизусть:

"Положив голову на рельс, Кация спал... Сияла полная луна, озаряя небритое лицо Кации. В кустах сладчайшей трелью заливался соловей. Вот вдали показался поезд... Кации снится сон: он почувствовал приближение поезда, вскочил, взял ружье на караул, вытянулся... Подходит поезд вагоны из чистого золота, и люди в них в золотых мундирах. Они сердито смотрят на Кацию - дескать, как ты посмел спать на посту!.. "Боже мой, думает Кация, - сошлют, чего доброго, меня в Сибирь! Пропала бедная моя семья!.." Колеса паровоза скользнули по рельсам, где лежал Кация, и продолжили свой бег..."

Учительница умолкла. Мы плакали навзрыд.

- А дальше? - спросил, глотая слезы, Сосико Гигинейшвили. Учительница, с трудом уняв дрожь в голосе, докончила рассказ:

"На рассвете путевой обходчик нашел на рельсах обезглавленный труп. Это был Кация Мунджадзе..."

Минут пять в классе длилось молчание. Потом учительница подошла к камину, подняла Нателу, села на свой стул и спросила:

- Есть вопросы, дети?

Вопросов не было - умер Кация, и все тут. Какие еще вопросы? И вдруг раздался голос Нателы:

- У меня вопрос, учительница!

- Говори!

Натела не спеша подошла к своей парте и спросила:

- Ежели у Кации оторвало голову, кто же рассказал про его сон?

Разразись в классе гром и молния и провались все мы в преисподнюю, Джоконда была бы удивлена меньше! И мы заржали так, что в окне зазвенели стекла. Натела села и стала удивленно оглядываться - дескать, что я такого сказала?

Когда класс унялся, учительница подняла покрасневшее лицо:

- Нижарадзе, встать!

Натела встала.

- Собери книги!

Натела собрала книги.

- Вон из класса!

Натела двинулась к двери.

- И чтоб глаза мои не видели тебя на моих уроках!

Натела вышла. Мы сидели притихшие и удивленные. Никто не ждал такого финала.

- Учительница! - встал я.

- Чего тебе, Нанадзе?

Я сам не знал, чего мне хотелось в ту минуту. Но я чувствовал, что, если сейчас не выскажу всего, что накипело в душе, - задохнусь. И я начал скороговоркой:

- Что же это вы, учительница... Что же это вы с утра отравляете нам настроение!.. Читаете нам про голод, несчастье, смерть, про отрубленную голову, про горе и слезы!.. Мало нам своих забот? Прочли бы этот рассказ сытым, довольным судьбой детям - пусть пожалеют бедняка Мунджадзе... А нам хватит и своего горя - войны, холода и голода!.. Да!.. И потом, если хотите знать, Нателу Нижарадзе вы выгнали совершенно напрасно! Вот так!

Я сел, еле переводя дыхание. И тотчас же встала учительница.

- Ты кончил, Нанадзе?

- Да, учительница!

- Все сказал?

- Да, учительница!

- Значит, Ниношвили тебе не нравится?

- Нет, не нравится!

- А кто тут ревел минуту тому назад? Не ты ли, Нанадзе? Или мне показалось?

- Потому он и не нравится, что заставил меня реветь!

- Собери свои книги, Нанадзе!

Я ждал этого, и книги мои были уже собраны.

- Закрой за собой дверь и догони Нижарадзе, она не могла уйти далеко!

Я вышел во двор. И вдруг мною овладело такое чувство, словно все это время я сидел в раскаленной пекарне, а потом кто-то вытащил меня оттуда и ткнул головой в снег.

Натела шла, опустив голову, не спеша. Я окликнул ее. Она оглянулась, остановилась.