Станислав Золотцев - Непобедимый народ Страница 2

Еще одна "салонная беседа" среди мешков и корзин. Ветеран сочувственно спрашивает своего более молодого знакомца, недавно в расцвете сил уволившегося из доблестных офицерских рядов: "Да-а, на двух работенках сразу, намаешься, да еще и картошку сажай, - несладко после армии на "гражданке"-то тебе?" Мгновенно, не дав раскрыть рта бывшему воину, с лукавой язвительностью встревает его супруга (или подруга): "Это смотря на какой гражданке!"

Недавно мне довелось побывать в одном сельце неподалеку от пушкинских земель, от Святогорья. По преданию, по одной из исследовательских версий, именно в этом сельце с Пушкиным произошла забавная ночная история, позже использованная им в романе "Дубровский". Помните: главный герой, под личиной гувернера Дефоржа живущий у Троекурова, после пира идет почивать во флигель, а к нему в сотоварищи по ночлегу напрашивается трусливый канцелярист и пытается по-французски уговорить его не гасить свечу... Но об этом чуть ниже. дело в том, что в тот день, когда я в этом сельце оказался, на ТВ-экране возник Ельцин, объясняющий, почему он прервал летний отдых и возвратился в столицу: дескать, близится осень, она будет горячей, и надо к ней готовиться, "кое на кого давнуть".

Казалось бы, мы уже привыкли к перлам президентского "новояза" (в 1993-м летом он обещал осенний "артобстрел" - и слово сдержал), но "давнуть" - это что-то совсем новое... Тут-то и вспомнилась история, произошедшая в этом сельце с Александром Сергеевичем, гостившим у своих приятелей-помещиков. Все было почти так, как в "Дубровском": поэт после дружеского пиршества направился ночевать во флигелек, где ему была отведена комната на пару с неким чиновником. Последний, под влиянием винных паров пытавшийся говорить исключительно на французском, увидал, что поэт тушит свечу, закричал: "Пуркуа ву туше, пуркуа ву туше! - спрягая с грехом пополам русский глагол "тушу" на французский лад. И добавил: - Я не могу дормир (спать) в потемках".

...Жизнь России, определяемая "новоязом" ее нынешних хозяев, поистине "дормир в потемках". Сплошной дормир в сплошных потемках...

Конец декабря, железно-кованый мороз... У мемориала-часовни, поставленной в память псковских десантников и других наших земляков, погибших в "мирное время" - в разных "горячих точках" страны и планеты, поминальная встреча: очередная годовщина ввода наших войск в Афганистан. После краткого митинга - по три рюмки (а кто и больше: мороз-то лютый), разговоры... Вот что я услышал там от одного из парней, побывавших в Чечне:

"Выбили мы их из села, загнали в ущелье, сами туда не лезем, сидим ждем, пока они высунутся, выкуриваем их. Вдруг смотрим: они уже наверху, на скалах, пролезли туда какой-то тропой. В горы уходят... А еще орут, суки, слышно-то хорошо: "Ведь это наши горы, они помогут нам, они помогут нам!" Тут мы аж затряслись! вот ведь наглецы: нашу песню, Высоцкого нашего под себя приспособили!.."

Да... "ведь это наши горы..." Думал ли таганский бард, слагая тридцать лет назад свои песни для альпинистского фильма "Вертикаль", кто и при каких обстоятельствах будет петь про "наши горы", - полагаю, и в страшном сне не могло ему привидеться то, о чем рассказывал псковский "чеченец". Как наше слово отзовется... И впрямь умом нас не понять. Вспоминается хрипящий голос того же паренька у мемориальной часовни: "...А все ж, думаю, хоть и бандиты они - но молодцы! Не дали себя в обиду... А мы? Там нас предавали и продавали все - сверху донизу, здесь нам в морду плюют, а мы все терпим, сопим в две дырки! И еще себя утешаем: мол, нас долбают, а мы крепнем..."

Эта мемориальная часовня заслуживает того, чтобы о ней сказать отдельно. Уже тем уникален сей памятник, что сооружался он почти исключительно на народные пожертвования. Что тут скажешь: нет денег у власти на памятные знаки защитникам страны. На то, чтоб начать и бездарно провести чеченскую бойню, несчетные миллиарды нашлись, на памятник же сгинувшим в ней (и прочих "малых" войнах) ратным людям - извините, ребята... Но - собрали по всей области, по крохам, по копейкам, поставили и именно в день поминовения Александра Невского, позапрошлой осенью. На торжество открытия прибыли тогда многие военные с большими звездами. Был и командующий ВДВ Подколзин, еще не знавший, судя по всему, что его через месяц "схарчат" облеченные высшей властью люди, которым очень не по нутру эти самые ВДВ... Помнится, генерал Иван Бабичев (в начале чеченской войны комдив псковских десантников, тот самый, кто первый крикнул на весь мир: "Не дам наматывать людские тела на гусеницы!" - и тем вошел в историю), стоя у мемориальной стены, со слезами на глазах гладил выбитые золотом на черном мраморе имена своих погибших подчиненных и тихо повторял: "Эх, ребятки, за что же, за что-о?!"

А вот чем этот мемориал по-настоящему уникален: это первый на моем веку памятник, в котором советская символика совмещена с символикой православной. Часовня открытая, то есть без стен, на четырех столпах-опорах. Купол-шелом - по замыслу двух местных авторов памятника это и шлем древнего ратника, и купол парашюта, а опоры - парашютные стропы. Внутри часовни - крест черного мрамора с надписью: "Несть выше чести, аще живот положити за други своя". мемориальная стена чуть поодаль, тоже из черного мрамора, с именами положивших голову "за други своя" воинов - и с советскими пятиконечными звездами...

Крест - и звезда. Не знаю, как там будет в других мемориальных сооружениях, но здесь обе символики, по-моему, органично уживаются. Да и как возможно иное: не разрывать же вновь на части нашу историю - тем паче над прахом тех, кто творил ее ценой жизни своей. Крест - и звезда!

И еще... Часовня эта поставлена рядом с церковью, носящей имя Александра Невского. Храм святого и благоверного князя изначально, на заре столетия, был построен именно как воинский, рядом с казармами, и сегодня он окружен военным городком, где дислоцируется псковская (Черниговская) прославленная дивизия ВДВ. И теперь, после отмены "марксистско-ленинского воспитания" в армии, священник храма сего протоиерей отец Олег с причтом окормляют десантников и других воинов нашего края...

Мне же храм Александра Невского дорог еще и "фамильно", кровно. Еще до Первой мировой войны в нем был крещен младенец Александр, через годы ставший воином Великой Отечественной войны, сельским псковским учителем - и моим отцом... Но в 20-е годы храм закрыли, превратили в армейский склад, обезглавили и разрушили звонницу. В 90-е же открыли вновь, и к 775-летию великого святого князя "народной стройкой" воссоздали это дивное, темно-красного кирпича здание во всей его прежней красе...

И прошлой зимой отец Олег в храме Александра Невского отпевал почившего навек Александра, учителя и воина, - отца моего. А минувшим летом я привез в Псков моего маленького московского внука, чтобы он знал, где находится его подлинная - духовная - родина. И тот же священнослужитель, пастырь воинский, крестил его под сводами ратной псковской церкви...

Это мой храм. Я его прихожанин.

Все ж иногда за голову хватаюсь: какую нечистую пену нагнали в наш град святой Ольги времена "рыночных реформ"! Вот иду по псковской улице. Меня обгоняют несколько юных существ, одни из коих сверкают бритыми головами, несмотря на холод, у других из-под "кепонов" свисают косицы и крашеные подобия конских грив - но по этим признакам не понять, кто парень, а кто девушка; и одинаково прокуренно-гнусаво звучат их голоса. "Кайф словили", "заторчали", "я с тебя тащусь", "шизеет, падла" - слышу я их обмен мнениями о вчерашней гульбе, и все это через слово пересыпано густейшим матом: всевозможные "идиомы" на "х", "п", "ж", "б", "е", и употребляемые юнцами и юницами не в буквальном смысле, а всего лишь как междометия... А вокруг и рядом - древние православные храмы, оплоты благочестия и духовности.

Иду дальше, мимо только что воздвигнутого могучего "замка", где расположен коммерческий банк; вижу несколько достаточно еще молодых людей, стоящих около своих "вольво" и "тойот", слышу отрывок их деловой беседы: "Ты в фирме по консалтингу?" - "Нет, я по маркетингу". И еще: "Дилеры нужны, а риэлторы у нас не в лом". И еще несколько "жгучих глаголов", прозвучавших в устах местных бизнесменов: "лизинг", "фьючерс", "офшорная зона"... но, между прочим, сии респектабельные господа в двубортных малиновых пиджаках уснащали свою беседу "ненормативной лексикой" не в меньшей мере, чем вышеупомянутые юнцы... В киоске покупаю местную - нашу, не какой-нибудь "Коммерсантъ" - газету, и всего лишь одна первая полоса обрушивает на меня и "саммит", и "холдинг", и "брифинг", и призывает руководителей вырабатывать приличный "имидж", и зазывает посетить некий зарубежный город, ибо там хороший "шопинг". И так далее...

И все это, с позволения сказать, "русскоязычие" звучит в центре края, где чистота духа и речи многие века была заповедной. Там, где в одном из православных монастырей под пером старца Филофея Московское государство впервые было возвеличено как "третий Рим". Где ссыльный Пушкин, вбирая в свою душу язык жителей Святогорья и "преданья старины глубокой", вызрел в национального русского поэта. в краю, где Мусоргский в детстве слышал народные напевы, ставшие основами его оперных шедевров... И на этой земле в жизнь - и в речь ее коренных жителей - вторглись и стали торжествовать "брокеры", "дистрибьюторы" и "листинги акций", не говоря уже о "киллерах"!