Сергей Семенов - Сюрприз Страница 2

– - Ну, одиночество, одиночество. Кому до этого какое дело? Тут ни на что не смотрят; коли приказывают, так не супротивься.

На минуту все приумолкли, потом начали совещаться, как им с этим делом поступить, и после долгого спора и шума труховцы постановили, чтобы мужикам на гулянье идти всем, а бабам -- кто захочет, а так как деньги на плату за вход не у всех были, то велели старосте выдавать взаймы, кому сколько нужно, из общественных сумм; ввиду же того, что расходиться домой по окончании гулянья придется поздно, что будет совсем неудобно, особенно молодежи, то нарядить для этого десять общественных подвод.

На этом кончили сходку и стали расходиться домой.

Такие же или приблизительно такие же распоряжения насчет гулянья происходили и в соседних селах и деревнях, окружающих село Каменское.

В самом же селе Каменском, на барском дворе, по случаю предстоящего гулянья шло необычайное оживление. Несколько дней там происходили суетня, беготня, кипела работа: утверждали столб для лазанья на призы, устраивали палатки для торговцев сластями и театр. О театре были заботы больше всех. Сначала было думали обратить в театр каретный сарай, но нашли, что сарая для всей публики мало, и решили сараем воспользоваться лишь для сцены, а публика должна находиться на открытом воздухе, только перед открытыми воротами сделать несколько особых мест и обнести их барьером. Эта выдумка была очень хороша, но одно препятствие было: а ну, как пойдет дождь? Посмотрели на барометр; судя по нему, дождя не предполагалось, и все знакомые Федора Александровича решили, что лучшего театра и выдумать нельзя.

Сам Безукрасов, молодой еще человек, полный, белолицый, с черными усами и слегка отвисшими, как у бульдога, щеками, сдвинутой на затылок фуражкой с красным околышем, хлопотал больше всех. Он целый день метался по двору, следил за устройством столбов, то распоряжался о посылке за материалом, то забегал в садовую беседку, где несколь молодых людей разучивали роли для спектакля, и объяснял им, как такое-то место нужно исполнять. Пьеса была на этот случай написана им самим, в обличение крестьянских нравов. И конечно, как автор и устроитель гулянья, он руководил исполнителями и был увлечен этим до самозабвения. Один раз к нему подошел было приказчик и сказал:

– - Федор Александрович, -- приехал прасол Ивушкин, спрашивает, что будете продавать из скота, потрудитесь поговорить с ним.

– - Пошлите его к черту, -- вспылил Федор Александрович, -- какие переговоры о скоте, когда видите -- во!..

Еще раз к нему ткнулся было письмоводитель по служебным делам:

– - Федор Александрович, пятловские мужики, что землю у князя покупают, пришли, просят бумаги посмотреть.

– - Выбрали время теперь, где они раньше-то были? Гоните их к дьяволу!

А когда однажды, за завтраком, против затеи Федора Александровича выступила его жена и сказала, что дело, которое теперь занимает Федора Александровича, более прилично гимназистам в каникулярное время, чем земскому начальнику и кандидату в предводители, то он прочитал ей целую нотацию.

– - Ты, матушка моя, судишь очень односторонне, -- сказал Федор Александрович. -- Видеть деловых людей только за будничными занятиями и только в этом полагать обязанности их, -- очень узко. Ведь мы не удовлетворяемся одними утилитарными целями; надо нам заглянуть иногда в иные области? В область поэзии, искусства и т. п.? Почему же у народа отрицать эти потребности? А раз это так, то почему же за удовлетворение этих потребностей прилично браться только гимназистам? Напротив, по-моему, чем солиднее лицо берется за проведение в народе разумных удовольствий и развлечений, тем больше шансов на самое широкое развитие их. Народ всегда имеет и имел право на здоровый и приятный отдых. Он так много трудится, так много болеет душой и телом, что простое участие в его судьбе может быть сочтено за серьезную заслугу.

– - Я согласна с этим, -- сказала было супруга Федора Александровича. -- Но участие к положению простых людей, по-моему, должно бы выражаться прежде всего именно на почве будничных интересов, а потом уж…

– - Во всем-с, во всем-с, -- перебил ее Федор Александрович. И он начал горячо доказывать, что, пока вкусы народные так грубы и ему неизвестны искусство и эстетические наслаждения, никакое материальное благоустройство не может скрасить его жизни. А когда жена попробовала было заявить, что мы не знаем, насколько способен народ к пониманию прекрасного, что, может быть, у него на этот счет существует более определенный взгляд, то Федор Александрович не стал и слушать дальнейших ее соображений, а поспешно выпил свой кофе и убежал наблюдать за приготовлениями к гулянью.

Наконец наступил и самый день гулянья. Участвующие в спектакле и распорядители съезжались в Каменское с самого утра, и после вкусного и обильного завтрака кто пошел на генеральную репетицию пьесы, кто стал готовиться к другим номерам гулянья: делать спевку с хором, распределять призы, подготовлять бенгальские огни и иллюминацию; все хлопотали чрезвычайно энергично, спорили, ругались и хлопотали.

С полудня приехал торговец, который должен был торговать в палатке сластями, начали собираться блюстители порядка: урядник, сотские и старшина с писарем из ближайшего волостного правления для продажи билетов, часов с трех начали собираться и крестьяне.

– - Молодежь-то, молодежь-то где у вас? -- спрашивал главный распорядитель гулянья, уездный член, метавшийся по двору из угла в угол и распоряжавшийся и тем, и другим, и третьим.

Молодежь выступала из прибывающих групп и отводились в сторону; главный распорядитель разъяснял, где они должны становиться, по скольку в круг и когда начинать хороводы.

– - Вы того, подружнее начинайте-то, да знаете, повеселее пойте-то, а то вы, может быть, стесняться вздумаете, -- наставлял он парней и девок.

Те слушали его, конфузливо улыбаясь и обещаясь "поддержать коммерцию".

Час начала гулянья приближался. Участники хорового пения собирались к предназначенному для них кругу и становились в ряд, музыка, вызванная из уездного города и состоявшая из пяти подозрительного вида человек, начинала налаживать свои инструменты. Народ все прибывал и прибывал.

Из дальних деревень собрались всех прежде; целый ряд подвод настроился за чертой села и занял чуть не десятину места.

Многие подводчики, задав лошадям корма и привязав их самих, входили в барский двор и, присоединившись к своим односельчанам, расхаживали с ними по двору и приглядывались ко всем штукам, которыми баре вздумали развлекать крестьян.

Пожилые мужики и бабы ходили чинно, боязливо озираясь, и если мимо них пробегал какой-нибудь распорядитель из "господ", то они торопливо сторонились. Мужики при этом не забывали снять шапки. Бабы если вздумывали что заметить друг другу, то делали это шепотом. Некоторые из молодых баб "от скуки ради" запаслись у торговца подсолнушками, но еще опасались грызть их по обыкновению, и если грызли, то не позволяли себе бросать шелуху, а бережно собирали ее в горсть и освобождались от нее только тогда, когда горсть делалась полная…

Труховские пришли на гулянье одни из первых. Парень, который раньше объяснял у старосты что такое представление, летал со своими товарищами по всему двору и объяснял им, что для чего устроено. Он отказался от участия в хороводах и выразил желание лезть на столб за призом. Другой парень намеревался перейти по вертящемуся бревну.

Гаврила Ферт и Павел Штык ходили по двору особливо от всех, вдвоем.

Лица у них были румяные, и глаза горели веселым огоньком, по всему было заметно, что они успели уже заложить в себя кое-что, веселящее сердце человеческое. Кроме того, у Гаврюхи как-то подозрительно топырились в бок карманы у карусетовой поддевки, что, видимо, очень соблазняло Павла. Он несколько раз направлял глаза на правый карман приятеля, наконец не вытерпел и сказал:

– - А не приложиться ли нам к этому?

– - Ну, вот, чудак, успеешь, -- говорил Гаврила. -- Гулянье начнется, и мы его начнем, а то что без поры безо времени, еще, пожалуй, заметит кто, -- ишь их сколько здесь тонконогих-то шляется.

– - Ну-ну, -- соглашался Павел, -- так-так-так, обождем, когда начнется.

– - Знамо, да и бутылка плевое дело -- приложился три раза, и дух вон.

– - Для двоих-то хватит.

Один мужик, вздыхая, приговаривал:

– - Эх, овин остался не высушен, завтра помолотки хотел справить да другим делом заняться, ан не успеть.

– - Ну, вот еще об чем толкует! Коли престольный праздник подходит, то и не такие дела бросаешь и не тужишь, а тут из-за одного дня затужил, -- уговаривал его приятель.

– - К празднику-то так и готовишься, а тут нежданно-негадано.

Толстая попадья с семью дочками терлась около сцены и, обращаясь к сопровождавшему ее чиновнику с почтовой станции, кисло пеняла ему: