Николай Лесков - Пресыщение знатностью Страница 2

– Кто предсказал?

– Павел Степаныч!

– Какой Павел Степаныч?

– Как «какой Павел Степаныч»!.. Нахимов!

И Фрейганг рассказал какой-то давний случай, когда покойный Нахимов был недоволен каким-то продовольственным распорядителем или комиссионером и стал его распекать, а тот, начав оправдываться, стал беспрестанно уснащать свою речь словами «ваше превосходительство». Это так взорвало адмирала, что он закричал:

– Что я вам за превосходительство! Что это еще такое! Вы имени моего, что ли, не знаете, или прельщать меня превосходительством вздумали? У меня имя есть! Это вы ваше превосходительство, а моряков нельзя так звать, они вашим ремеслом не занимаются. Тогда их можно будет «так» звать, когда и они этим станут заниматься.

Праведный бедняк, адмирал с петербургских Песков, глубоко верил, что, перестав называть друг друга по именам, а начав величать по титулам, – моряки подверглись роковой порче.

Замечают тоже, что имя при настоящей заслуженной известности человека приобретало у нас такую известность, что самые фамилии делались ненужными для более точного обозначения лица.

В Орле один купец, тяжко оскорбленный в сороковых годах неистовством губернатора Трубецкого, выйдя из терпения, сказал ему:

– Тиран! я больше не боюсь, что ты князь, я Николаю Семеновичу пожалуюсь.

– Какому Николаю Семеновичу! – закричал Трубецкой.

– Тому, который стоит за правду.

И замечательно, что Трубецкой, человек невежественный и, по выражению еп<ископа> Смарагда, – «умоокраденный», узнал, однако, кого ему называют, и с злорадством воскликнул:

– Мордвинова больше нет!

Никакой курьер из самых зычных, прокричав: «генерал идет», – не может внушить того впечатления, которое ощущалось, когда, бывало, кто-нибудь шепнет на московском бульваре:

– Вон Алексей Петрович топочется.

Мало ли в Москве было разных Алексеев Петровичей, но все знали, что так называют Ермолова и что перед этим тучным, тяжело передвигавшим свои ноги стариком надо встать и обнажить головы. И все почтительно поднимались и кланялись ему иногда в пояс. Это делалось с удовольствием, не за страх, а за совесть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Лучшее лучше худшего (лат.).