Виктор Некрасов - По обе стороны стены Страница 2

Кеннеди. Вместе с Аденауэром. У Бранденбургских ворот. Между колонн натянуты красные полотнища - это Ульбрихт натянул, чтобы народ зря не глазел.

И среди этого ужаса и трагедии нет-нет и радостные лица. Это те, кому удалось... Молодой человек, австриец по происхождению, обнаружил в одном из автомобильных салонов на Курфюрстендамм машину таких габаритов, такую низкую, что ему на ней, вместе с невестой, удалось промчаться под пограничным шлагбаумом, не задев его. Вслед за ним такой же номер проделал аргентинец, тоже с невестой... После этого все шлагбаумы были оборудованы какими-то вертикальными приспособлениями.

Еще одно улыбающееся лицо. Счастливцу удалось, смастерив примитивный моторчик с пропеллером, проплыть под водой (5 часов!) 25 километров до Дании и только там улыбнуться. С его легкой руки некая солидная западногерманская фирма стала выпускать такие моторы серийно для спорта и... побегов. Оба аппарата - экспонаты музея.

Переплюнуты все Дюма и Рокамболи. Тридцать шесть ребят, в основном студентов, и одна девушка, в течение шести месяцев рыли туннель. И прорыли 145 метров на глубине 12 метров. Спускаться в него можно было по канату из уборной одного из домов восточной зоны. Кончался же он в булочной на Бернауерштрассе. Хозяин сдал ребятам за 100 марок в месяц. 3 октября 1964 года 28 человек спаслись по этому туннелю, включая старика-сердечника, вылезшего из-под земли с синими губами, и пятилетнего пацана, которого удивило только то, что в туннеле не оказалось никаких чудовищ. О наличии их на поверхности он, по-видимому, не догадывался.

Еще одна счастливая четверка. Переоделись в советских офицеров и по всем правилам, отдав честь пограничникам, спокойно проследовали сквозь заставу. Компаньонку упрятали в багажник.

И еще, и еще... Сто тысяч ухищрений. На фотографии растерянный, обалдевший мальчишка, которого папаша прикрепляет к обыкновенному блоку. Потом по натянутому канату его на этом блоке препроводили с крыши шестиэтажного дома в свободную зону.

За 17 лет существования стены - с августа 1961, рискуя жизнью, бежало из Восточного Берлина 175 287 человек.

Вот из этих-то бежавших, помоложе и поактивнее, и сколотился коллектив, организовавший музей. Во главе его немолодой уже Райнер Гильдебрант, автор книги о восстании 17 июня 1953 года. Сейчас передо мной другая книга - "Это происходит у Стены" - сборник фотографий, которые должны знать все.

2

Надо увидеть, чтобы понять. Есть такое выражение. Да, берлинскую Стену надо увидеть, чтобы понять - или окончательно перестать что-либо понимать.

В существование ГУЛага на Западе долгое время не верили. Многие просто не хотели верить. Воочию не видели, очевидцам, жертвам не доверяли. Пошатнулись и даже ужаснулись после Солженицына... А берлинская Стена тут, перед твоим носом. Незыблемая, как символ.

У каждого она вызывает свои эмоции. Аденауэр, рядом с Кеннеди, думал, очевидно, о немецком народе, нации - навеки ли будет разделена или есть какие-то сроки? Кеннеди - не знаю о чем, возможно, об этом же, а вот темпераментный Эмка Коржавин, хотя и поэт, но, стоя на вышке у Бернауэрштрассе, выражал свои эмоции простым и очень громким матом по адресу проезжавшего внизу ГДРовского джипа.

Меня же берлинская Стена, кроме всего прочего (а его предостаточно, и оно не прочее, а основное), натолкнула на мысль озаглавить книгу так, как я ее озаглавил. По обе стороны Стены.

Пятнадцать лет назад мне крепко досталось от незабвенного нашего Никиты Сергеевича за книгу со сходным названием "По обе стороны океана". В ней я, наивный чудак, вернувшись из Италии и Америки, пытался разобраться в том, что увидел за океаном, и что-то сопоставить с тем, что вижу каждый день дома.

Попытка оказалась явно негодной. Сопоставления никому не нужны. Нужны разоблачения, выведение на чистую воду. У меня это не получилось, и вполне естественно, что мне дали по мозгам, доказав мою полную несостоятельность. В фельетоне "Известий" очень точно подметили, что "В. Некрасову понравились небоскребы на Золотом берегу в Чикаго, но можно дать справку: один квадратный фут стоит что-то около 20 тысяч долларов. Естественно, что квартирная плата в этом районе по карману только миллионерам, поэтому противопоставлять их архитектуру московским Черемушкам по меньшей мере нелепо. И уж совсем непонятно, как умудрился советский писатель не увидеть социальных контрастов и классовых противоречий американской жизни, военного психозa, разжигаемого империалистическими кругами. Вот уж, действительно, приехал турист с тросточкой".

- Ну, зачем вы, - на полном серьезе корили меня потом на бесчисленных парткомиссиях, - сравниваете какой-то там флорентийский кабак с киевским подвальчиком "Абхазия"? Ведь напротив прекрасный, многоместный, самый большой в Европе ресторан "Метро"? Почему вы о нем ни слова? Нет, далась вам эта паршивая "Абхазия", ее, кстати, вскоре закрыли. Нехорошо, нехорошо, товарищ Некрасов... И не тринадцать в нью-йоркском телевидении каналов, а всего одиннадцать. Не только вы в Нью-Йорке бывали. Были люди и пообъективнее вас... Вот так-то, товарищ Некрасов. Малость передергиваете. И в чью пользу? Не нашу, не нашу...

После свержения Никиты очерки вышли отдельной книгой. Но сколько битв пришлось мне выдержать в кабинете милейшей Валечки Карповой, главного редактора "Совписа". Не отставные следователи-пенсионеры, а на этот раз квалифицированные литераторы вполне серьезно пытались доказать мне, что я преувеличиваю военную помощь Америки в прошедшей войне. "Простите, дорогой Виктор Платонович, но как вы, автор такой правдивой книги о войне, можете писать о какой-то там свинотушенке, когда на ваших глазах героически умирали наши солдаты?"

Вспоминаешь это сейчас и не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать, то ли плюнуть и забыть. Последнее легче всего. Мне не надо теперь ходить на Б. Гнездниковский, 10, подниматься на лифте на десятый этаж, ждать приема у товарища Лесючевского, а потом узнавать, что на тебя бумаги, увы, не хватает. А на Софронова и Грибачева? Рука тянется к ящику письменного стола: "Хотите, я вам покажу, сколько заявок мы на них получили? От библиотек, воинских частей, различных заводов и предприятий?" И крыть нечем. На меня никаких заявок нету. Не хочет читатель читать, и всё - что тут поделаешь...

Но всё это в прошлом. Стоит ли вспоминать? Сразу и не ответишь стоит, не стоит. Ушел в небытие волюнтарист, ушел со всеми своими гидропониками, кукурузой, домишками из дерьма (было и такое в Киеве, не все знают), а стало ли лучше? И что значит лучше? В каком смысле? Кому?

Мне - лучше. Потому что "драпанул". Инфляция еще не задушила. Пишу, что хочу, разъезжаю по Европам...

- Ну, куда поедем сегодня? - спрашивает меня Володя Загреба.

Он приехал два года тому назад из Ленинграда, работает анестезиологом в чудном (знаю по собственному опыту) госпитале малюсенького эльзасского городишки Альткирш. Все его там любят, подарили даже добрые люди старенькую, но упрямую еще машину "Ауди", а он в этом деле псих.

- Так куда, Вика, поедем сегодня? - спрашивает он, вымыв после пяти операций руки, а до работы успев еще съездить в Мюлуз на курсы французского языка - встал в шесть утра.

- Куда? - смотрим на карту. - В Гейдельберге был? Нет? Я тоже. Мотнем, что ли?

- Мотнем...

И мы со скоростью 140, а то и 160, мотаем в Гейдельберг. Там нас, правда, застигает проливной дождь, к тому же, к восьми мы должны быть дома, отмечать день рождения одной прекрасной девушки, поэтому ограничиваемся в этом чудом сохранившемся городке чашкой чая с лимоном, покупаем открытки, альбомы, глянули сквозь пелену дождя на замок (в следующий раз приедем в хорошую погоду), и назад на тех же скоростях.

Назавтра, после шести операций:

- Куда сегодня?

- На этот раз в Швейцарию, что ли?

- Куда прикажешь? Не хочешь в Невшатель? Там красота, горы, озеро...

- В Невшатель, так в Невшатель. Люблю красоту, горы и озера.

И мы сквозь горы и перевалы, только ели над нами серебрятся, за два часа и в Невшателе. Любуемся тучами и закатами над озером, пьем кофеек, пишем открытки "привет с берегов прекрасного озера" - и назад, теперь уже через Берн, заодно и сосисок там на ужин купим - французские нас не удовлетворяют, жуешь-жуешь, никакого вкуса. Кроме сосисок, умудряюсь еще купить (заносит, заносит в книжные магазины) книжечку про очень любопытного, неведомого мне австрийского архитектора Фрица Вотруба презабавную церковь в Вене построил...

- Ну, а сегодня куда?

- В Германии были, в Швейцарии были. Давай в Лихтенштейн. Есть такое княжество на границе с Австрией. Что скажешь?

И мы через Цюрих, через всю Швейцарию, в княжество Лихтенштейн: 22 километра на десять, со столицей Вадуц - пять тысяч жителей. Вот какие княжества есть на свете. Непонятные. Въезжаешь, и при всем желании не можешь обнаружить, где же была граница. Царствует там пожилой, мало кому известный Франц-Иосиф II - физиономия его на всех марках, во всех лавочках и киосках единственных двух улиц столицы. Живет он в средневеко-вом замке на горе - по вечерам подсвечивается. И благоденствует страна, говорят, благодаря банкам, которых хотя на этом клочке земли будто бы больше, чем даже в Женеве или в Нью-Йорке, мы с Вовкой обнаружить так и не смогли. В горах, в пещерах, что ли? Не обнаружили мы и "Гастронома" (сосиски!), очевидно, спасают приусадебные участки.