Анатолий Лернер - Возвращение Страница 2

— Ух-ты! — Восхищенно воскликнул Той. — Ты-то сама поняла, что сейчас выдала?

Лика пожала плечами: — Да пожалуйста, я еще и не так могу. Я еще и крестом вышивать умею…

— Значит, говоришь чувства?

— Они, они родимые. — В Лику возвращалась жизненная сила и она, наполняясь ею, слегка паясничала.

Ей было немного неловко за прошлое. — Единственные и неповторимые свидетели — наши чувства.

— Прекрасно! — Воскликнул Той. — Вот тут-то прокол у Симона.

— Кто это? — Спросила Лика. — Один из твоих героев? Но ведь каждый из твоих героев — это и есть ты сам. Это не прокол твоего героя, это твой собственный прокол, милый. — Лика заговорила басом. — Сознайся самому себе. Вы оба, ты и твой герой, забыли, что путь у каждого свой. Собственный. Что строем к Богу не приходят. А вы погрузились в книжные знания. В философию. И оба не знаете, что эти знания отличны от знаний чувств.

То, чем ты занимался, не что иное, как суеверие. Твой ум порождал его. Твой ум порождал твои заблуждения и питал ими твоих героев. Симон — это не что иное, как порождение твоего ума.

Не расстраивайся. Ты для Симона — такой же инструмент, каковым он являлся для тебя. Суеверие коварно. Оно позволило вам утверждать очень многое из того, о чем ни вы, ни само суеверие, понятия не имеете. Это и есть те самые плоды с древа познания, которыми вы с жадностью стали забивать свои головы. Да, когда появляется некто и говорит, что он знает нечто, искушение узнать то же самое, велико. А этот некто настаивает: — «Я познал и вот оно мое знание. Оно может стать твоим. Возьми плод, он созрел. Он красив и вкусен, этот плод моих раздумий. Вкуси плод моих размышлений и ты познаешь все сам». Змей.

Лика протянула руку к инжиру и сорвав плод, прежде чем вкусить, долго смотрела на него. Потом она посмотрела на Тоя и улыбнулась:

— Точно впервые вижу. — Она положила плод в рот и зажмурив глаза, насладилась его вкусом. — У! Какое чудо.

Попробуй! Она протянула Тою инжир.

— Это и есть искус, — пошутил Той. — Искус воспользоваться чужими плодами.

— Не морочь голову! — Рассердилась Лика.

— Я говорила о других плодах. Я говорила о плодах чужих знаний. И пусть они получены не из книг, и не при помощи сложной философской концепции, но посредством и при участии души. И пусть желание его поделиться с тобой было искренне, но в тот момент, когда Змей предложил тебе этот плод — он уже совершил свой грех. А ты совершил не меньший грех, когда принимал эти плоды, называя их своими.

Но, довольно! У нас достаточно сил, и для нас придумано время, а уж мир свой создавать я предпочитаю сама.

— Лика обняла Тоя. — Согласись, Той, что я и есть твоя лучшая ученица.

— Соглашаюсь. — Той смотрел на Лику и у него слегка кружилась голова. Именно поэтому нам с тобой дали дополнительное время, чтобы осознать нечто и это исправить…

— Здесь главное не спешить. — Ликой овладела жажда деятельности. — Той, посмотри на себя! Ты спешишь.

Спешишь и это непривычно для тебя самого. Не спеши гоняться за молниеносными образами. Постигни суть явлений… Ты же, Телец. Апис[2].

Той внезапно ощутил, что система координат слегка стала перемещаться. Это походило на легкое землетрясение. Мгновение, — и он наблюдает себя спешащим куда-то, боящимся не успеть, опоздать…

Он видел себя переходящим из мира в мир вместе с Атлантами. Он видел себя поглощающим эти миры. И поглощал он их так, словно поглощал плоды, которых не взращивал сам.

Он физически ощущал свою жажду познания, которую никто не мог утолить. И он видел, как эти знания обращались Атлантами во зло…

Это потом придет терпение и осознание того, что за тебя никто не совершит твою собственную жизнь, а стало быть, ты будешь копаться в себе до тех пор, пока не осознаешь, что конечный результат-то, оказывается, это та самая опустошенная палитра, о которой поведала ему Лика. Палитра, из которой щедро разбрызгиваются краски. Волшебные краски, вспыхивающие на твоем собственном пути.

— Ничто не длится, кроме изменений, — завершила свою мысль Лика. А Той уже знал, что эта герметическая аксиома вполне применима к их теперешней ситуации.

— Ведь по сути, — обращался Той к Лике, — время существует только в нашем мире, а, стало быть, только для нас. И мир наш материальный, создан и существует только для нас. Наша жизнь, жизнь на Земле — исключительно наша реальность! И то, что мы живем на Земле — столь же удивительно, сколь и невероятно. Подумать только, вот это все — это создано для нас! Зачем?

— Для того, чтобы мы помнили кто мы такие. — Ответила Лика. — Чтобы не чувствовали себя одинокими, и помнили, что есть во вселенной родные тебе души. — Лика посмотрела в закатное небо, где вспыхнула первая звезда. Души, разлученные с тобой. И что разлука эта неизбежна, и что будет она для нас длиться и длиться, бесконечно долго…

— Да. — Тяжело вздохнул Той и спросил: — Сколь долго, Лика, это может всг длиться?

— А сколько Бог даст.

— Думаю, Лика, мы опять забыли о том, что ничто не длится, кроме изменений. Все это будет продолжаться, пока в нас самих возможны какие-то изменения. Пока мы сами не осознаем, что не существует ни этого, изматывающего душу времени, ни самой разлуки. Разлуки с Вселенской Душой… Разлуки, что длится вечность… И нету самих изменений. Осирис, спасающийся в теле быка, по-прежнему являет Вселенскую Душу. Есть только изменения в нас самих, в нашем восприятии мира. Мы забыли, что в нас сверкает свет Осириса. И мы становимся жертвенным мясом.

То что вчера нам казалось невероятным, сказочным и заумным, сегодня обретет для нас реальные очертания. И все это, заметь, тоже из области чувств. И никакой фантазии…

— Здесь не может быть никакой отсебятины! — Лика посмотрела на Тоя и провела рукой по его щекам, обросшим легкой щетиной. — Меняемся только лишь мы. И не только внешне. А то, к чему мы стремимся, — неизменно.

— Да. — Согласился Той, заглянув в себя.

— Искажает лишь тот, кто не чувствует, искажает тот, кто исхитряется в собственной душевной слепоте, говорить от имени самой души.

Невежество искажает того, чью душу поработил его изобретательный разум…

— Мы становимся способными чувствовать?

— Кокетливо спросила Лика.

— Это очевидно. С нами происходит трансмутация.

— Откуда в тебе такая уверенность?

— Не знаю, — Той пожал плечами. — Только что, едва я попытался представить человека, который осознанно лишает себя дара чувствовать, как мне тут же стало не по себе! Я только представил, а оказался один на один с самим собой. Все миры исчезли.

Они спрятались от жалкого, раздраженного дикаря, который не видя предмета вожделения, начинает пожирать себя самого.

— Это в тебе говорит эго. — Подсунула шпильку Лика. — Начитанный ты мой. — Лика вдруг рассмеялась и, почему-то показав пальцем на Тоя, хохоча, стала поспешно одеваться.

— Ну, а ты чего стоишь?! — Лика швырнула Тою его одежду. — Одевайся, нагой философ! — Еще с улыбкой на лице, она так же тяжело вздохнула, как это сделал минутой раньше Той. — Нас вернули на Землю. Стало быть, жизнь продолжается!..

Сентябрь, 1999 г., Кацрин.

Примечания

1

Рош-а-шана. — Новый год.

2

Апис. — Священный бык Египта, под маской которого Вакх перевез из Индии в Египет Осириса.

Посвященные в эту Мистерию называли ее «Сераписом», что скорее напоминало название военной операции, нежели имя бога.

Во время той первой «Бури в пустыне», которой было присвоено название «Мертвый Апис», душа Осириса, чья сила, по утверждению брахманов, привела Вселенную в прекрасное состояние порядка, была загнана в плоть Быка и под видом жертвенного мяса для завоевателей-Атлантов, была спасена.

Как известно, Атланты, которых иногда называют цивилизацией Адама и Евы, были изгнаны из Небесного Рая на Землю. Спускаясь из высочайших сфер, они широко применяли Магию, благодаря чему они смогли достичь тех материальных миров, которыми тогда правил Осирис. Объявив себя богами, Атланты пытались установить свой порядок в этом мире. Называя себя пожирателями трупов, Атланты утверждали на земле идею жертвоприношения. Благодаря их стараниям, египтяне верили в то, что Осирис сам поедал тела мертвых.

Поглотив жертвенного быка, в мясе которого скрывалась Мировая Душа, Атланты вынуждены были покинуть этот мир. Их исчезновение сопровождалось сверканием и невероятным выплеском невиданных доселе на Земле энергий. В иврите «серапис» звучит как «сараф», что означает «сверкание». Но «сараф» отнюдь не безобидное сверкание. Это сверкание Серафима, сжигающего все на своем пути. (прим. авт. для кинодраматургов).