Алексей Лукьянов - Спаситель Петрограда Страница 2

- Нильский крокодил.

- Скорее кайман. - Дворник Феофилакт оперся на лопату.

- Кайман? Нет. Именно нильский крокодил, это я как специалист по рептилиям тебе прямо заявляю. - Василий тяжело вздохнул и продолжил свою работу.

Крокодил расплатился с водителем, раскурил трубку и направился к дверям отеля. Поднявшись по длинной пологой лестнице и очутившись под огромным навесом, удерживаемым на весу тремя мраморными атлантами, он внезапно остановился, уставившись на двери. Внимание его привлекла надпись "No smoking", продублированная русским "Не курить". Крокодил с сожалением вынул трубку, тяжело вздохнул... и вытряхнул тлеющий табак прямо в пасть, на глазах у портье, который давно уже наблюдал за потенциальным клиентом через стекло.

Фокус был настолько обескураживающим, что и без того удивленный портье открыл рот.

Клиент же спрятал трубку в карман пальто и, едва фотоэлементы сработали, вошел в просторный, хорошо освещенный холл отеля.

- Добрый вечер! - Портье подобострастно улыбнулся, как это могут только официанты и служащие гостиниц. - Чем могу быть полезен?

- Номера для курящих есть? - не ответив на приветствие, осведомился крокодил. Говорил он совершенно без акцента, как будто всю жизнь прожил на Васильевском или, скажем, на Балтиморской.

- Вам с бассейном или просто с ванной? - портье был сама любезность.

- Бассейн? Зачем мне бассейн? - Клиент погрузился в себя, достал из кармана пальто трубку, засунул в пасть... снова вынул и продолжил: - Номер для курящих, бассейн мне не нужен.

- Люкс? Полулюкс?

- Номер в пентхаусе для курящих.

- О! Господин будет платить наличными или кредитной картой?

На стойку тяжело улегся желтый саквояж постояльца, клацнули серебристые замки, и перед глазами портье на мгновение вспыхнул пожар, которому в сердце потухнуть суждено было ой как не скоро. В саквояже сияли золотые монеты.

Получив электронный ключ от номера, постоялец совсем уже собрался уходить, как вдруг обернулся к портье и задал странный вопрос:

- У вас тут с людоедством как?

- Виноват? - Лоб служащего на мгновение исчез, оставив место лишь густым бровям и округлившимся глазам.

- Экий ты, братец, непонятливый, - пробормотал крокодил и прошел к лифту.

В последний момент портье вдруг показалось, что желтая кожа саквояжа... уж не человеческая ли?

Седьмое января

Пожалуй, самое дикое изобретение человечества - это зверинцы. Вонь и грязь, царящие в этих увеселительных заведениях, удручают, но более всего выворачивает душу на изнанку то выражение страдания и унижения, которое читается в глазах запертых в клетках и вольерах тварей Божьих.

Тем не менее Иван Филаретович проводил в зверинце бульшую часть своего свободного времени. Подолгу стоял он у клеток с яркими тропическими птицами, разглядывая их шикарную окраску, изрядно потускневшую в неволе. От всех этих попугаев и прочих райских птиц веяло жаркими странами гораздо сильней, чем от книжек с бригантинами и прочими картинками. Книжки эти, что ему давали родители, Иван Филаретович давным-давно перечитал по несколько раз, как и те, что родители ему не давали.

- Ванька! - Окликнули Ивана Филаретовича, и он резко обернулся, потому что голос принадлежал другу его Шустеру.

Мишку Шапошникова звали все не иначе как Шустером, и проистекало сие, естественно, от его феноменальной расторопности. Классный наставник Ивана и Мишки Герман Геннадьевич Лопатин, с подачи которого Мишка и получил прозвище, не раз пенял мальчикам:

- Ну как же так можно, господа кадеты? Я ведь говорил, что товарищ ваш шустер, как Фигаро, но почему же вы его окрестили кратким прилагательным, а не севильским цирюльником?

Но Шустер ни в коей мере не был уязвлен, тем паче что пьесы Бомарше его пока не привлекали. Он действительно всюду поспевал одновременно, никогда не стоял на месте и за партой ерзал, как будто был наездником на родео, а скамья под ним - диким мустангом.

Шустер подбежал к Ивану и выпалил:

- Я на Невском только что крокодила видел. Живого!

Чем еще был замечателен Мишка - так это прямотой и искренностью. Никого и никогда Шустер за свои девять лет еще не надул. Поэтому Иван задал самый резонный из всех возможных вопросов:

- На поводке, что ли?

- Балда! Сам по себе, на задних лапах. Ростом с Майкла Джордана, а пасть... - Вытянув руки и скрючив пальцы, Мишка несколько раз изобразил клацающую пасть крокодила. - В пальто, штанах и котелке.

Тут уж Иван не поверил.

- Брешешь? - Пальцы его в перчатках нервно теребили золотистую пуговицу форменной шинели.

- Я? - оскорбился Шустер. - Я тебя хоть раз обманул?

- Ладно, не заводись. - Иван примирительно пихнул друга в плечо. - Ты бы мне тоже не поверил...

- Точно, - выдохнул Мишка. - Я ведь и себе сначала не поверил, когда увидел...

А дело было так: Мишка собрался на "Властелина колец", который только-только попал в российский прокат, начистил ботинки, надраил пряжку и пуговицы до золотого блеска, кокарду начистил, отутюжил самостоятельно брюки и выскочил на улицу. Но на троллейбусной остановке вдруг вспомнил, что оставил дома карманные деньги, и устремился назад. Пока поднимался на лифте, пока раздевался, пока то да се, прошло минут пятнадцать, и когда он наконец снова выскочил на улицу, то увидел, что на Невском произошло нечто странное: огромная толпа народу шествовала в сторону Зимнего, а центром притяжения зевак был респектабельного вида высоченный господин, вблизи оказавшийся самым что ни на есть настоящим крокодилом. В кино Шустер так и не попал.

- И еще трубку курил, - закончил он свой рассказ.

- Как в считалке, - улыбнулся Иван.

И они с Шустером хором продекламировали:

- Шел крокодил, трубку курил, трубка упала и написала: "Шишел-мышел, пернул - вышел!" - завершив малоприличный текст дружным хохотом.

- Пошли, посмотрим? - предложил Мишка.

Тут Иван чуток скис.

- Извини, Миш, я не пойду.

- Почему? - огорчился Шустер.

- А ты бы хотел, чтобы вокруг тебя толпа ходила и глазела, будто ты крокодил?

- Так ведь он крокодил и есть, - заметил Мишка.

- Ну если бы вокруг тебя крокодилы собрались и шагу ступить не давали?

Перспектива быть окруженным крокодилами подействовала на Шустера весьма своеобразно. Он заозирался и вынул из кармана игрушечный кольт, стреляющий пластиковыми шариками весьма болезненно даже с пятидесяти шагов.

- Я буду отбиваться, - на полном серьезе заявил он.

Иван весело рассмеялся. Озадаченное выражение на лице Мишки тут же переплавилось в задорную улыбку.

- Ладно, заболтался я с тобой. Побегу к метро, может, на следующий сеанс еще успею.

- Юрасик, - нормировщица Люська положила локотки на круп Возницкому и с легкой истомой посмотрела в глаза кентавру, - Рождество ведь, а?

Юран в кожаном фартуке поворошил в горне пылающий кокс и придвинул поближе к краю толстую железную болванку, светившуюся уже нестерпимо белым. Отложив кочергу в сторону, он оглянулся на Люську, но только она открыла рот, как хвост Юрана, заплетенный самой же Люськой в африканские косички-дрэды, игриво шлепнул ее по заду.

Нормировщица взвизгнула от неожиданности, Возницкий жизнерадостно расхохотался, схватил влюбленную Люську за талию и посадил себе на спину.

- Дурак, - надула губки Люська.

- Ага! - еще громче засмеялся Юран и стал напяливать на широченные ладони свои рабочие рукавицы. Те уже изрядно промаслились, кое-где были прожжены, но Возницкий никогда не менял рукавиц прежде, чем обожжется. Следы ожогов щедро украшали его руки. - Лючия, не отвлекай.

С этими словами он взял в руки клещи, выхватил из огня заготовку и прыгнул к молоту, возвышавшемуся в трех метрах от горна. Щелкнула кнопка пускателя, молот взвыл, и лоснящийся маслом поршень пришел в движение, показавшееся Люське весьма двусмысленным.

Юран положил заготовку на боек и левым передним копытом нажал на педаль молота.

Пока трехсоткилограммовый цилиндр ритмично лупил по раскаленному металлу, Люська с любовью смотрела, как Юран проворно поворачивает железку под удар то одним, то другим боком, время от времени проверяя размеры поковки штангеном. Левша.

Железяка постепенно оформилась в шестигранник, темно-красный, светящийся изнутри, похожий на таинственный артефакт из фантастических фильмов. Юран несколько раз прогнал его вдоль бойков и положил в песок, рассыпанный на полу, остывать.

Молот смолк, Люська сама спрыгнула с кентавра и пошла вон из кузницы, как будто обиделась. Возницкий догонять не стал - знал, гад, что просто так она не уйдет.

- Вот чего ты такая сволочь, Возницкий? - Люська развернулась и пошла в лобовую атаку. - Я ему намекаю, намекаю...

- А ты не намекай, ты прямо скажи. - Красная бородатая рожа Юрана осклабилась.

- Не могу, я девушка. - На глазах Люськи выступили слезы.

- Ой-ой, какие мы нежные! - Передразнил кузнец. - А я дедушка, мне через три года сороковник стукнет, я тебе в папы гожусь.