Второй центроид - Андрей Гвоздянский Страница 2

Зима начиналась потихоньку. Редкие снежинки были трудноразличимы в легкой белой дымке над городом. Вдалеке, на изгибе водяной кромки, постепенно вырастала тележка с мороженым, которую сторожила долговязая, беспомощно замерзающая фигура старого мороженщика в легком трикотажном облачении. В ассортименте не было согревающих напитков, ведь он продавал холод. Взгляд мороженщика не отрывался от кофейного автомата, напоминавшего ему с другой стороны улицы о существовании другого, более теплого мира. Тележка золотыми буквами сообщала всем, что старик был последним мороженщиком города. Представители профессий такого рода стали исчезать с улиц много лет назад. Серые, непременно серые машины заменяли их к всеобщей выгоде под флагом роста производительности труда. Поэтому одинокий мороженщик – местная достопримечательность – был особенно заметен среди бледного ландшафта.

На фоне кофейного автомата мелькнуло яркое пятно: это девушка встала перед ним, чтобы поделиться хлебом с голубями. Она кидала кусочки пищи методично и ровно, будто выполняла ритуал, позволяющий увязнуть в состоянии медитации. Голуби под ее взором вели себя прилично, словно понимая, что хлеба еще много, и никто не останется голодным. Прогноз не оправдался. Хлеб быстро кончился, и девушка тотчас развернулась, оставив голубей драться за жалкие остатки. Она шла все так же однообразно и скучно, не обращая внимания на поднявшийся сзади шум, и лишь мечтательность в ее взгляде слегка окатила мороженщика.

Авгий вспомнил, что в детстве он любил это белое ледяное угощение. Удовольствие, ни с чем не сравнимое – есть мороженое в жаркий летний день. Оно мягко и ненавязчиво обволакивает рот (истинное наслаждение для рецепторов!), но быстро заканчивается. Все смотрят на того, кто ест медленно, с легкой завистью: скоро он будет единственным обладателем холодного лакомства. И с кем-нибудь великодушно поделится. Если захочет. Завидуют, завидуют, но не могут умерить пыл – терпения не хватает. «На всех последней порции, конечно, не хватит. Но, может быть, кусочек достанется именно мне?» Или вот – сам мороженщик. Не то что нынешний. Все сорта ведь пробовал: расскажет, опишет, порекомендует. И не просто подле тележки стоять будет, а с улыбкой и хитрецой в глазах. Мол, скажи-ка, как тебе новый сорт?

«Купить, что ли, мороженого?» – подумал Авгий, и испугался этой мысли. Давно она не приходила в голову. С тех пор, как колкие щетинки стали проглядывать на лице. Но все-таки подошел и спросил, смущаясь. Мороженщик впал в ступор.

– Одну порцию «снежной пирамидки», пожалуйста, – повторил Авгий.

– Гм… – мороженщик потупился. – Нет в наличии, молодой человек.

– Что же есть? Расскажите, – попросил Авгий, разглядывая табличку с названиями сортов и красивыми картинками.

Оказалось, что тележка пуста. За последние годы не было продано ни одной порции. А мороженщик остался – как символ нелепой ретроградной жизни. Живой памятник.

Авгий искренне извинился и двинулся дальше с растерянной усмешкой. Как только ему могла прийти в голову такая глупая мысль? Ведь сейчас его должно волновать лишь одно – Единый научно-исследовательский институт.

4. Аристарх Авалонович. Оформление

Начальник Авгия, сухой в обращении старичок Аристарх Авалонович, сгорбился над бумагами, как тощая, переломленная пополам спичка с аккуратно собранной в серый шарик головкой. Он перебирал бумаги мелочно, без энтузиазма, и даже с небольшими признаками неудовольствия на лице: когда в кабинете никого не было, он позволял себе слегка расслабиться, отбрасывая начальственную уверенность и одухотворенность; но если бы кто вдруг вошел в комнату, он увидел бы самого обыкновенного Аристарха Авалоновича – самодостаточного статного старца с гордым взглядом и твердой рукой, не терпящей будничной суеты. Непременная аналитическая передача по радио органично дополняла бы эту картину. Впрочем, он слушал радио и теперь. Вот только умный, идеологически точный монолог о конформизме резко контрастировал с его обыденными, скучными движениями.

«Конформизм – бездумное ли соглашательство, как принято было считать всегда? Иными словами, действие безвольное или волевое? Результат примитивной социальной адаптации или свободное, осознанное решение? Начнем с того, что недовольные были всегда. И каждый раз их клокочущее и, как казалось, справедливое в чем-то чувство обращалось пшиком. Недовольные не искоренили проблемы и не достигли всеобщего довольства. Их потомки продолжали называть тех, кто приветствовал результаты перемен, жалкими соглашателями».

Дверь распахнулась, и кабинет заполнился запахом духов – как всегда, французских выдержанных, каких больше не делают. Альбиночка принесла настойку. Рюмка прыгала на подносе, не жалея старого витиеватого узора, происхождение и значение которого все забыли. Альбиночка улыбалась: она не просто несла рюмку, она дарила заботу о здоровье дорогого начальника. Поставив настойку на письменный стол, прямо посреди бумаг, она молча, как бы таясь, вышла из комнаты, всецело счастливая. Радио продолжало говорить. Аристарх Авалонович продолжал перебирать документы нетерпеливыми пальцами, время от времени всматриваясь в мутную вязь настойки.

«…Но развитие человека шло, и общество тоже не стояло на месте. А конформизм стал свидетельством успеха человеческого сознания и общественного строительства. Ведь это явление отнюдь не постыдное, если оно идет от сердца, а не от дрожащих коленок. Старый человек не боялся признавать ошибок; современный человек не боится чествовать успехи».

Аристарх Авалонович убавил громкость и подошел к окну. В руках у него слегка плескалась темно-белая настойка. Сейчас он выпьет ее залпом, глядя на памятник аисту, развернется в полоборота, как бы подчеркивая строгость распорядка дня, и отправится в столовую… Но ничтожное пятнышко за окном, одетое в блестящий неоклассический костюм, прервало предопределенность событий: Авгий с достоинством, полным надежды, скользил к проходной. Это был особый случай – новый паспорт, новый статус. Аристарх Авалонович не мог теперь идти в столовую, не дождавшись счастливчика. Настойка снова очутилась на столе. «Чертов конформист», – пробормотал Аристарх Авалонович, имея в виду то ли себя, то ли Авгия. И, сев в кресло, снова превратился в статного старца.

Авгий не замедлил появиться. Искорки достоинства явственно горели в уголках его глаз, а движения выказывали чуть меньше покорности, чем обычно – впрочем, ровно настолько, насколько позволялось.

– Авгий Бориславович, присаживайтесь, – приветственно воскликнул начальник. По этикету ему полагалось первым оказать почтение в такой ситуации.

– Благодарю, – сухо ответил Авгий, чтобы не расплескать превосходство.

– Будьте добры, Ваш паспорт. Я должен оформить новые документы. И, конечно же, мои искренние поздравления!

Авгий протянул старцу паспорт-брелок. Нервы дрожали от необычности ситуации, но руки оставались спокойными. Аристарх Авалонович лениво взял брелок пальцем и приложил его к портативному терминалу. На мгновение все застыло. Ноздри начальника вдруг расширились, чтобы хоть немного охладить мозг, пытающийся осознать увиденное. Аристарх Авалонович отвел взгляд в сторону, а затем снова посмотрел на терминал. Нет, не показалось. Авгию действительно пятнадцать лет.

– Посиди тут, – строго