Тигрицы - Марина Сычева Страница 2

Плюхнув последний ломтик в воду, Алина громыхнула кастрюлю на плиту, чиркнула спичкой и повернула вентиль. Голубой ореол лизнул дно кастрюли.

Ладно, сегодня она переборщила всë же. Маму расстроила. Но раздражение не пускало искать примирения. Зато тревожила идея.

Алина заглянула в зал и чуть было не выругалась. Опять тигр, словно мир сговорился против неë! Замерла, глядя в недовольную, злую морду на экране.

— Закон джунглей гласит, — мурчит с ленцой и самодовольством чëрная кошка.

— Каждый сам за себя — вот закон джунглей! — перебивает тигриный прихвостень.

Ева смотрит, как завороженная, тянет руку к экрану. Алина улыбается: смотри, моë солнышко, тут тигр правильный. Такой, какой должен быть.

Прав Табаки: каждый сам за себя. Так почему бы не попробовать переиграть всех тигров и их защитников разом?

— Помнишь, я тебе про золотодобычу рассказывала? — завязавшаяся инициатива жжëтся, словно только снятый со сковороды блин: откусить бы, да горячо. Успехом хочется делиться, и потому Алина набирает Диму в неурочный час. Присаживается на ступеньку и тут же вскакивает. — Я прошлась по вахтовым жëнам, поговорила. Будем писать обращение, такой ведь шанс для посëлка! А наши, представляешь? Тома всех стариков обошла: защитим тигров! Тигров, понимаешь?

— Подожди, Алин, подожди, — Дима чешет нахмуренную бровь. — Ведь рудник навредит экологии. У нас же охотхозяйство под боком, люди едут со всего света на дикую природу смотреть, фотографий тигров, оленей, медведей сколько. Это же… такая огромная часть региона! Жизни!

— И ты туда же! Да для людей надо делать, для людей! Охотхозяйство? Ничего мы с него не видим. Там ведь штат — несколько человек. Работы нет в поселке. Сам знаешь!

Экранный Дима молчит, смотрит жалостно так — в его лице проступают черты матери. Алина смаргивает, говорить трудно:

— Я просто хочу, чтобы муж был рядом. Чтобы Ева росла с отцом. Рядом. Понимаешь?

И нажимает отбой.

Котëнок. Тянется к воде. На лапах стоит твëрдо, но движения ещë неловкие.

Не учуяла сразу. Теперь — любопытно.

Заросли густые, скрывают хорошо.

Пахнет не-леснó. Чужим буйнотравьем, дымом, как все недозвери, и — мягким, нежным.

Крадусь.

— Мам, — Алина старательно прячет покрасневшие глаза. — Где Ева? Во дворе не видать…

Свекровь аккуратно втыкает иголку в ткань. Вышивка едва начата, светло-оранжевый краешек, но Алине кажется, что сюжет будет тот же — тигры.

— Она на речушку пошла играть.

— Ева!

Не рык. Не рев. Жалкое. Добычное.

На берег с той стороны потока выскакивает недозвéрица. Самка. И котëнок у воды — еë.

Спина наливается силой. Мне ленно. Мне сыто. Но нелепый котëнок так близко…

Недозвéрица видит котëнка, спешит к нему неловко, оступается — напрягаю лапы. Она замечает.

Не бежит. Не бросается к котëнку. Смотрит. Тúгрится.

И я смотрю.

Нелепая недозвéрица. Ни сильных лап. Ни когтей. Ни клыков. И всë же — ти́грится.

Чую в еë запахе, в еë взгляде:

— Мы с тобой…

Янтарные глаза, снизу подведенные чëрным. В лопатках играют мышцы. Подрагивает хвост.

Тигрица.

У воды — тигрице хватит и прыжка — Ева. Притихла. Только не кричи, родная. Не дëргайся.

Алина находит янтарные глаза.

Уходи… Ты же тоже, наверное, мать… Или будешь.

Уходи. Не смей даже. Брошусь. Ногтями, зубами, чем угодно.

А с губ срывается неожиданное, едва слышное:

— Мы с тобой… одной крови.

Тигрица моргает. Напряжение в еë спине ослабевает. Она делает шаг назад. В зарослях мелькает полосатый бок. И — тигрица прыгает в чащу, выгибаясь в дугу.

Алина смотрит в лес. Ждëт. Секунду, две, может, три — ушла, она ушла — и кидается к дочери.

— Ева?

Руки, ноги, плечи — цела. Алина целует дочь в макушку, прижимает к себе, отпустить страшно. Жива.

— Мама! Я тигру видела, там. А ты? — Алина всхлипывает. — Мама, ты плачешь? Это потому что тигра красивая?

— Конечно, родная. Тигра очень красивая.