Донецкое море. История одной семьи - Валерия Троицкая Страница 2

Глава I

[Предчувствие]

Весна 2013 года запомнилась Кате какой-то необъяснимой внутренней тревогой. Она была назойлива, как муха, не отставала ни на день. И вроде бы жизнь шла по обычной, счастливой детской карусели. После солнечного прозрачного марта наступил теплый ветреный апрель. За ним пришел май, совсем летний, полный ощущения предстоящей свободы. Именно с мая всегда и начинался отсчет ее детского счастья: сначала отмечали день рождения младшего брата – Ромки, вслед за ним приходил главный папин праздник – День Победы, потом всем классом гуляли по Донецку в день рождения Кати, потом начинались долгожданные летние каникулы.

Все было, как прежде. Но в сердце у Кати поселился неотступный, надоедливый страх. Впрочем, неладное происходило не только в ее сердце, но и в семье. Папа с мамой чаще стали ссориться. Какой-то холод поселился в их разговорах, в их молчании, в их квартире. Он перебрался даже в старый, всегда наполненный солнечным светом дом на окраине Донецка, где они всей семьей жили летом.

В июле Олегу Ковалеву – отцу Кати – исполнилось сорок пять лет. Это был красивый высокий мужчина с небесно-голубыми глазами, но выглядел он старше своего возраста. В молодости он служил на флоте, потом, после распада Союза, недолго работал в милиции, ушел из-за ранения – во время выезда на пьяную семейную драку его ударили ножом. В последние годы Олег Ковалев работал водителем в коммерческой компании, работу эту не любил, но найти другую уже не пытался. Он смирился с жизнью, хотя она вышла совсем не такой, о какой мечтал он – интеллигентный, умный парень, выросший в семье советского офицера и учительницы географии.

Но он очень дорожил своей семьей.

Его жена Лариса воспринимала эту любовь как данность. Она придирчиво смотрела на мужа, на старшую дочь – слишком похожую на отца, на его старую бежевую «девятку» и простых друзей, на выцветшие кухонные обои и неудобный высокий шкаф в прихожей. Казалось, сама жизнь была для нее неудобной, некомфортной – она ей жала, как неправильно подобранные туфли, срок возврата которых в магазин уже прошел. Только по отношению к сыну она проявляла заботу, которая, впрочем, тоже была разбавлена постоянным раздражением. Даже в день рождения Олега она была нервной и резкой. И гости не могли этого не заметить.

Из Севастополя к Олегу приехала семья его лучшего друга: Андрей Агафонов, с которым они вместе служили на флоте, и его жена Ирина. Андрей после увольнения из армии смог наладить на Украине небольшой бизнес, который, правда, приносил больше неприятностей, чем доходов. Он рано поседел, чуть пополнел, но никогда не унывал, был очень улыбчивым, добрым и спокойным, и Катя любила его больше всех отцовских друзей. И его жену она тоже очень любила. Ирина была актрисой в Севастопольском русском театре, она смотрела на мир легко и весело, по-детски наивно и восторженно, но Катя никогда не чувствовала в этом фальши. Когда Ковалевы всей семьей гостили у них несколько лет назад, она через день водила их в театр. Олег тогда шутил, что получил смертельную дозу русской классики.

Из Петербурга приехал еще один их сослуживец – Игорь Шиманский, а вместе с ним его сын Максим, уже студент. Его Катя не знала, а самого Игоря видела только раз в жизни: семь лет назад он буквально на день залетел в Донецк и привез им деньги – бабушка тогда болела и нужны были дорогие лекарства. А потом он помог ее отцу устроиться водителем в фирму своих друзей. Олег до этого несколько лет не мог найти нормальную работу и часто повторял, что Игорю «по гроб жизни обязан».

Наконец-то приехала тетя Лена – младшая сестра Олега. Они с мужем впервые за пять лет выбрались из Липецка в ее родной Донецк. Их вместе с семьей Агафоновых поселили в городской квартире Ковалевых, а Игорь с сыном остановились в гостинице в центре города.

На вечер родители Кати заказали ресторан – собиралась большая компания их друзей и папиных коллег. А днем – по просьбе тети Лены – решили пойти в парк Щербакова и устроить пикник на траве. Рано утром – вместе с мужем и Агафоновыми – она пришла в старый дом на окраине Донецка, где когда-то прошло их с Олегом детство. Ромку сразу отправили за свежим хлебом. Мужчины жарили мясо на мангале, а женщины собрались на крошечной, очень тесной кухоньке, выходившей окном на тенистый задний двор.

Здесь было по-утреннему прохладно, пахло сухим деревом и колодезной водой – ведро с ней стояло на круглом колченогом стуле напротив русской печки, выкрашенной в светло-зеленый цвет.

– Чудо какое! – прошептала Ирина, удивленно окинув взглядом эту маленькую деревенскую кухню. – Все как в моем детстве: занавески с кружевом, старый сервант, рукомойник… Наверное, так и выглядит счастье? – в раздумье пожала она плечами. – У нас был такой же дом, почти такой же. А я его продала, когда бабушки не стало.

– Я раньше сюда приезжала и мне сил на год хватало, – погрустнела тетя Лена, потом встряхнула своей светло-русой головой, словно прогоняя тяжелые мысли, и занялась готовкой.

На электрической плитке она варила первую раннюю картошку. Сначала хотела испечь в котелке, но день обещал быть жарким, и затапливать печь передумали. Катя примостилась рядом с тетей и на маленьком столике, покрытом цветастой клеенкой, резала свежий хлеб. Над столиком, рядом с сервантом, висели две бабушкины иконы: большая – святой Александры, и маленькая, потемневшая «Неопалимая Купина». У входа стоял пузатый низкий холодильник – старый, как все в этом доме, но исправно работающий.

Ирина еще раз зачарованно посмотрела на это сказочное пространство, которое по законам физики не могло вмещать столько воздуха, столько разных предметов и людей. А оно, как и все старые деревянные дома, вмещало в себя еще и память семьи, и тихую мудрость, невыразимый свет и неразгаданное счастье. Улыбаясь – то ли этому чуду, то ли своим воспоминаниям – Ирина подошла к медному рукомойнику и занялась овощами.

– Как вы доехали? – спросила ее Лариса, устало облокотившись о стенку печи.

В молодости она была красавицей. Лариса и сейчас была красива, она приковывала к себе внимание резким контрастом белой кожи и копны черных волос, точеной фигурой и темными большими глазами. Только вгляд их давно стал рассерженным и тяжелым.

– Очень душно было! Ехали в старом вагоне, без кондиционера, – жаловалась Ира, но совсем беззлобно – она, казалось, даже не умела