Обыкновенные люди - Дмитрий Евгеньевич Cерков Страница 2

Подруга поправила косички и, обогнав замешкавшуюся Женю, пошла по зебре вперед, наступая только на белые кирпичи. Шла так уверенно и естественно, точно знала наперед, что никаких автомобилей там нет и быть не может. И оказалась совершенно права – ни одной жужжащей железки. Женя вспомнила, что даже восхитилась тогда естественностью той походки, которая точно объединилась с естественным ростом полыни и разговорами кузнечиков.

– Ты что, призрака увидела? – улыбнулась она, когда Женя, наконец, перешла злосчастную зебру.

– Вроде того, – промычала Женя, оглядываясь в поиске того автомобиля.

– Знаешь, я в последнее время тоже их вижу, – беззаботно произнесла подруга. —Вообще много разного вижу, знаешь ли…

Женя промолчала. «О чем это она? Наверное, поддержать меня решила».

А та, звонко развернувшись, все той же походкой полыни направилась в сторону дома, где начинались каникулы. Женя, постояв секунду, пошла следом за морковным портфелем.

Они как раз следовали по аллее от края до края, когда Женя увидела странную девочку на вид лет семи, играющую в одиночестве возле старенькой яблони. В черном платье с белым аккуратным воротничком она была похожа на маленькую гимназистку, подбирала опавшие цветочки и увлеченно смотрела на них. «Странная какая…», – подумала Женя и тут же отдумала и пошла дальше. В ее классе тоже было полно странных людей. Ее таким не удивишь: одна в 5 классе начала брови выщипывать, другой гордился, что начал курить, а сам пах как чей-то 40-летний дядька.

Впереди показались вертикальные серые плиты, а значит, до второй проезжей части оставалось совсем чуть-чуть. Женя задрала шею – прямо по курсу уже торчал 4-этаж её начинающихся каникул. А подруга жила подальше, и окна её каникул было еще не разглядеть. В этом смысле, лето у подруги всегда начиналось на несколько подъездов позже.

Но сперва, как водится, раздражающие серые плиты. Они появились возле пешеходного перехода в прошлом году. Женя их терпела, но терпеть не могла.

«Так и отнимают детство, – злилась она. – Загораживают, сносят башню и на его месте строят обычный дом».

Раньше там располагался дряхленький, но чудной хлебозавод, теплый, хлебный запах которого она так любила. Маленькая ее комнатка располагалась с торца и выходила единственным окном прямо на него. И иной раз тот запах прямиком из высоченной башни-трубы проникал прямо в ее окно. В такие моменты – готова поклясться Женя – она могла потрогать этот запах за его хрустящую корочку.

Каждый день она смотрела на дымящую трубу, размышляя, какую еще ароматную выпечку изобретут обитающие в той башне колдуны да булочные-волшебники, а в выходные дни она брала бабушку за теплую руку, и они вместе шли за еще незнакомым с целлофаном свежим хлебом. Хлебом, еще помнящем о своей башне, щекочущем ладошку и дышащем прямо в нее.

А потом хлебозавод закрыли, отвинтили трубу и начали разбирать. Территорию хлеба огородили серыми могильными плитами. Такими, какими обычно огораживают то, что более не представляет никакой ценности. Оказаться в окружении таких плит для любого хлебозавода – конец карьеры. С тех пор в ее окне уже не башня-труба, а заурядная стройка. Трубу так и вообще отвинтили в первую очередь. Наверное, чтобы показать абсолютную власть над чьим-нибудь детством. Так на месте волшебной трубы будет возведен девятиэтажный дом.

Пнула песок. Захотелось обратно свой хлебозавод.

Но серая плита со стороны аллеи полностью загородила остатки теплого воспоминания. Делила зрительное пространство на две части раздражающе ровной вертикальной полосой, которая, поднимись она немного выше, поделила бы на две части и майское небо, и даже космос над ним.

Подруга шла первая, но ее слова не выходили из головы. «Призраки? Чего это она вдруг?» – задумалась Женя и посмотрела на нее. Все та же непосредственная легкость —раскачивая косичками, она оживленно трещала о чем-то, а вместе с ней трещали и полуденные кузнечики.

От мыслей про призраков Женя отчего-то обернулась назад – к той странной девочке возле яблони. Не давала она покоя своей игрой с белыми цветами. «И куда ее родители смотрят? Определенно странный ребенок».

Но приближение к цели удаляло от мыслей о призраках. Дом уже совсем близко, а там и три месяца безделья и три месяца сна до обеда и три месяца… окошка без трубы. Она сморщилась, случайно посмотрев на неприятную плиту возле предстоящего перехода.

– Скажи… – спросила Женя. – А почему это тебя так заинтересовал вопрос про плавящийся асфальт?

Подруга обернулась и с непонимающим видом, словно ее спрашивают о чем-то таком само собой разумеющимся, ответила:

– А о чем еще можно думать в такой день?

Женя пожала плечами. «Точно не о призраках», – решила она и, еще раз бросив осторожный взгляд на девочку позади, выбросила последние мысли из головы, взяв пример с беззаботной подруги, ведь пуговица уже начала нагреваться.

Улыбнувшись настенным усам, Женя вытянулась на подоконнике и посмотрела в окно. Она смотрела уже не от первого лица, а от третьего. Тот самый переход к дому, только вот серых плит уже много лет как нет. Вместо них красный кирпичный дом. На поверку без хлебозавода мир не остановился.

Но стоило девочкам только дойти до перехода, как подруга прыжками морковного портфеля резко припустила вперед, а Женя почувствовала то самое нечто. Предчувствие, от которого столько лет не могла отделаться. То предчувствие, что испытала незадолго до того, как клевала носом сугроб. Приближение чего-то невидимого, но тяжелого, движущегося с единственной целью, которая определяет его невидимое желание. Она не могла описать это чувство. Точно на тебя движется незримая стена и дует ветер даже в безветренную погоду, а в ногах появляется странная легкость, почти невесомость, которая отрывает от асфальта. Почувствовав, что готова вспорхнуть или что уже парит, Женя резко дернула к морковному портфелю впереди, а правым глазом отчего-то устремилась навстречу невидимой цели, что двигала ту тяжелую стену. Когда ее глаз увидел огромные безразличные фары, она резко дернулась назад, дернув за собой и морковный портфель подруги, и подругу вместе с ним. Та повалилась на Женю, а Женя повалилась на газон, опять вернулась в траву. Запястьями ощутила шероховатость песка между зелеными прутьями. От одной этой грубоватой и множественной шероховатости захотелось отряхнуть руки.

– Эй! Ты что делаешь!? – растеряв свою природную гармонию, раздраженно проворчала подруга, но тут увидела огромный Камаз, переехавший ее там, где ее уже не было.

– Фух, – выдохнула Женя. – Хоть где-то это пригодилось.

Подруга молча смотрела, как удаляется переехавший ее грузовик.

– Ты что, спасла мне жизнь? – успокоившись, уже как-то совсем обыденно спросила она.

– Не знаю, – промычала Женя.

Подруга молча почесала волосы, пристально разглядывая лицо одноклассницы.

Жене даже неловко стало.

– Но как ты узнала? – безразлично, точно между делом, спросила она, отряхивая от песка свой морковный портфель.

– Не знаю, – ответила Женя. Она все никак не могла поверить в то, что случившееся действительно случилось.

Вдруг до нее с опозданием дошел нервный страх.

– Зачем ты туда сиганула?! – вцепилась она двумя руками в тоненький воротник подруги.

Та лишь спокойно спросила:

– А ты ее не видела?

– Кого?

– Не кого, а что.

– Ну и что же? – уже отпускала воротник Женя, хотя и не хотела его отпускать.

– Там лежала такая красивая кукла! Классная такая!

Женя выглянула за плиту – никаких кукол.

Вернулась к подруге, но душить ее больше не стала.

– Нет там ничего, – сухо отрезала она. Так же сухо, как и песок на ладонях.

– Ну, значит, показалось, – все также безразлично произнесла подруга и рядовой походкой пошла в сторону дома.

– Даже сейчас не смотришь, куда идешь! – специально громко, в три голоса проворчала Женя, чтобы подруга обязательно услышала это ворчание.

– Разве это поможет? – вдруг, не оборачиваясь, произнес морковный портфель.

– Конечно, поможет, – еще громче рявкнула Женя.

Даже кузнечики