Витражи. Лучшие писатели Хорватии в одной книге - Желько Кипке Страница 2

Нет сомнения, я для них действительно живой магнит, потому что досаждают они мне не только в бассейнах. Маленькие изверги имеют привычку собираться именно у меня под окнами, правда, болтаются они там недолго, потому что мой голос не менее убедителен, чем палка. Их пакости всегда однообразны, они не отличаются изобретательностью, и я без труда определяю авторство. Как они только не пытались мне досадить. Набивали в почтовый ящик сухие листья и землю, разукрашивали глубокими царапинами дверь моей квартиры, стены в подъезде, кузов машины. Но я не сдавался. Через какие стычки с их безответственными родителями я прошел! Всех и не упомнишь. Им несть числа! Но важно создать вокруг себя хотя бы небольшое пространство свободное от хаоса. Все остальное уже можно перенести, воспринимая это как художественный беспорядок. Кстати, возьмем “Bloody Kids”, эту кровавую историю о двух маленьких разнузданных дикарях. Ведь это действительно кровавая история. Я пытался ознакомиться с этим безобразием невиданных размеров, которое мир взрослых старался понять и воспринять снисходительно. Но досидеть до конца фильма я не смог. Меня просто тошнило от каждого нового приключения, потому что все они очень живо напоминали мои стычки в бассейне. Я повторяю – у них есть свой бассейн, но им надо именно туда, куда им не разрешают. Им надо в частное пространство мира взрослых людей. Серьезный мир впал в детство от того, что забыл об эффективности таких средств, как палка, изоляция и запрет. В этом смысле мрачное прошлое было гораздо радикальнее и разумнее. Наше время гордится просвещенностью, всякими движениями за всевозможные свободы, шумом и гамом в средствах массовой информации, и все словно забыли о важнейшем средстве. О палке! Ни шагу без палки!

Эпилог? С эпилогом-то все ясно. Ходить в бассейн стало просто бессмысленно. Придется подождать начала нового учебного года. В конце концов, разум проявляет себя и в способности на время отступить. Даниил Хармс в России в трудные годы идеологического террора скрывался под псевдонимами, писал о детях и для детей. Собственно, этим он и зарабатывал. Настоящий детский вздор! Он влезал в их шкуру и портил им жизнь все новыми и новыми абсурдными историями! Из двух зол он выбрал меньшее. В его время грозила другая опасность – идеология. А сейчас? Сейчас соотношение сил изменилось, и, скорее всего, современный изощренный литературный «шарлатан» охотнее скрылся бы в тени идеологии.

Виктор Иванчич

Поиграем в маму и папу

13. III.1988 г.

В школе на уроке изобразительного я нарисовал своей маме поздравление с 8 марта. На листе бумаги сердце красного цвета. На сердце написано: «Тебе, мама, любимая и дорогая, которая в сердце моем проживает!» Поздравление я отдал маме, когда она пришла с работы. Мама меня чмокнула, выдала десятку и сказала: «Спасибо тебе, золотко мое, маме так приятно, ну просто как не знаю что!» Я промолчал, но перед глазами у меня нарисовался зеленый складной велик из универмага. Папа тоже взял мое поздравление посмотреть. Когда он его посмотрел, то сразу же ушел в уборную. А мама пошла на кухню, жарить рыбу на обед. Я старался быть к ней поближе, чтобы ей было удобнее хвалить меня за то, как я ее люблю. Когда рыба пожарилась, папы в кухне еще не было. И мы с мамой задумались, что это с ним такое случилось. Потом мама постучала в дверь уборной и открыла ее. Папа сидел на унитазе. Он держал мое поздравление и плакал. Мама потрепала его по голове и дала носовой платок. Она сказала ему: «Что, котик, растрогался, а?» Папа ей сказал: «Ладно тебе, а то еще мелкий услышит». А мама сказала: «Ну, котик, не изображай из себя грубияна, ты такой миленький, когда разнежничаешься! Ну, скажи, он тебя растрогал, а?» Тут папа сказал: «Растрогал не растрогал, но только интересно, почему это я никогда не получал такой открытки от своего сына?» Мама сказала: «Ты-то здесь при чем, это же женский день?» Папа сказал: «Ну и что, ты ж вот меня недавно обозвала п.„дой?» Мама хлопнула дверью, разозлилась. Я, конечно, тут же пожалел, что не сделал и второго поздравления, для папы. Может, тогда бы мне было легче выпросить у них зеленый велик из универмага. Потом мама ушла в клуб при ЖЭКе, общаться с другими женщинами с нашей улицы. Когда они общаются, это значит, что тетя Кармела толкает речь про то, что женщины сильно страдают и не имеют прав. А на финише все мамы встают и поют про то, чтобы вставал проклятьем заклейменный весь мир голодных и рабов. Потом, под конец, выпивон и закусон. Нас, пионеров, общаться с мамами в клубе не берут. Вожатая Смиля обычно ведет нас куда-нибудь для культурного роста. Культурный рост – это когда в художественной галерее выставка, посвященная женскому дню. Сверху написано «Эти удивительные существа». Девушки с картин называются «муфточки». Когда вожатая Смиля их увидела, ей стало резко плохо. По-моему, самыми классными муфточками были Серебристая и Японка. А мой товарищ Дино сказал, что Златогубая и Тихоня. Бенац сказал: «Ни фига себе, вот это действительно конкретный культурный рост!» А Матко сказал: «Ага! Я его, е-мое, просто буквально чувствую!» Тут у вожатой Смили совсем съехала крыша. И она отправила нас домой, чтобы мы там несли всю эту хрень. Но дома я эту хрень нести не смог из-за того, что папа был страшно злой. Он был такой потому, что ему пришлось самому разогревать ужин. Мы с ним смотрели телевизор и молчали. Потом мама вернулась из ЖЭКа. Она не очень-то хорошо держалась на ногах и все время смеялась. Папа сказал: «Ого! Ну ты и набралась!» Мама сказала: «Подумаешь! Я свободная личность!» Папа сказал: «Вижу, ты просто не знаешь, что делать со своей свободой!» Мама сказала: «Хватит! Хватит с меня бесправия, понял?» Папа сказал: «Тогда я даю тебе право помыть посуду! А если ты сегодня под банкой, можешь сделать это завтра утром!» Мама расплакалась, в день праздника всех мам. Утром я сразу пошел к ней, чтобы быть с ней вместе, пока она моет посуду. А папа пошел на работу. Я спросил маму, нравится ли ей