Развилки - Владимир Александрович Дараган Страница 2

— Ожидание чуда, — говорил Макс, — у многих является смыслом жизни. А в ноябре чуда ожидают все, даже неверующие и чрезмерно образованные. А коллективное ожидание, как всем известно, материально, и, если это вовремя не пресечь, то чудеса начинают случаться. То солнце пригреет вопреки прогнозам, то снег выпадет необычно пушистым, каким он даже в январе не бывает. А случается, что по телевизору такое пообещают, что всем сразу станет светло и радостно.

На этот раз все было серьезнее. Макс собрался обсудить теорию принятия решений: в чем ошибались великие мыслители, когда пытались понять, какой черт заставляет нас жениться на косоглазой распутнице, когда есть серьезные девушки, более подходящие для семейной жизни. Серьезные девушки умеют печь шарлотку, не любят кокетничать, поддерживают разговор о постимпрессионизме и к тому же почти наизусть знают древнеиндийский трактат Камасутру. А нам все равно нужна косоглазая неумеха-распутница.

Пока закипал чайник, Макс обругал Аристотеля и Декарта, а когда мои герои сели за стол и разрезали торт, он спросил, имеет ли Никита представление о философии Лейбница. Никита вспомнил, что Лейбниц независимо от Ньютона, открыл дифференциальное исчисление.

— Я о другом, — сказал Макс. — Ты мне голову высочайшей математикой не забивай, в данный момент я гуманитарий и смотрю на мир другими глазами. Чтобы понять гармонию мира, алгебра не нужна. Это только в банке она полезна — оцениваешь отношение риск/прибыль и выбираешь вариант, где это отношение меньше.

Никита посмотрел на Макса с уважением. Так изыскано он выражался редко. Никита узнал, что Лейбниц, как Сартр и Милль, тоже были неправы, и все ждал, что нового Макс хочет поведать миру. Он и без Макса знал: все теории ни к черту не годятся, что мы принимаем решения не с помощью вдумчивого анализа последствий, а вопреки ему, по принципу «была не была!» Лично у него все происходило именно так. Играет он, например, в шахматы, рассчитывает комбинации: если я так пойду, а противник так, тогда я вот так… Считает, считает, потом вспышка в голове, и он двигает коня просто потому, что ему так понравилось. Без всяких расчетов, просто захотелось двинуть именно коня.

— Это называется интуитивным методом принятия решения, — сказал Макс, когда Никита рассказал про коня. — Сработало подсознание, которое ты не можешь контролировать.

Герои съели уже половину торта, а Макс все рассказывал о работе подсознания, приводил примеры, когда водители нажимают тормоз за мгновение до того, как на дороге сложится аварийная ситуация. Потом началось нечто совсем занудное. Макс говорил, что, по его мнению, у нас нет никакой свободы воли, что все решения принимаются вне нашего сознания.

— Мы живем под действием внешнего окружения и происходящих вокруг нас событий, — сказал Макс. — Именно подсознание, а не логика с теорией вероятностей в конечном итоге определяет нашу жизнь. Так что на развилках надо идти туда, куда глядят глаза. Они всегда смотрят в правильном направлении.

Никита понял, что ноябрь Макс проведет плодотворно и его надежды, что они будут ругать коммунальщиков за неубранный снег, не оправдались. После чая Никита достал бутылку коньяка, чтобы рассказать ему о дневном разговоре с шефом. Он не знал, как сработало подсознание шефа, куда глядели его глаза, но он предложил Никите стать начальником группы. Макс от коньяка отказался, сказал, что ему предстоит непростая ночь и что алкоголь, конечно, стимулирует полет мысли, но мешает эти мысли четко сформулировать. С этими словами он подошел к окну, скрестил руки на груди и долго стоял, разглядывая заоконную темноту.

— Мир изменится в лучшую сторону, если мы научимся управлять подсознанием, — сказал он и вернулся к столу.

Потом Макс развил эту мысль: если все будет так, как он задумал, то все будут жить долго и так счастливо, что и представить невозможно. На этом он простился. Никита закрыл за ним дверь, послушал, как загудел лифт, и пошел убирать со стола.

Только не подумайте, что сейчас я буду рассказывать о философских теориях, которыми Макс напичкал Никиту в тот вечер. Они оба мне рассказывали про этот вечер. Я мало что запомнил, кроме, пожалуй, теории Милля: на развилках надо идти по пути, где увеличивается счастье всего человечества. Никита даже захотел применить эту теорию на практике и предложил торт доесть, а не прятать его остатки в холодильник. «Мы ведь тоже часть человечества», — сказал он, но Макс мгновенно перешел на идеи других мыслителей, и затея сорвалась. Вообще я подозреваю, что Макс не так уж много понял у перечисленных философов. Тогда он просто пересказывал их мысли без обычной для него критики, как будто читал лекцию сонным студентам. Вообще к философам у меня некое предубеждение. Была у меня знакомая, окончившая философский факультет. Вот с ней практически невозможно было разговаривать. Спросишь, как дела, а она потребует уточнить определение слова «дела», вспомнит про древних греков, объяснит, что дела могут быть разными, потом начнет выпытывать, что именно я имел в виду и как я буду реагировать, если у нее все дела замечательные и она готова рассказать о каждом из них. Но это я отвлекся, простите. А то получится как у Швейка, у которого был готов рассказ из своей жизни на любую обсуждаемую тему.

Разговор с Максом Никиту задел. Он даже пожалел, что Макс ушел так быстро. На кухне Никита сел у окна, стал смотреть на падающий снег и думать о своей жизни, которая ему все больше не нравилась. Позади престижный институт, где его обучили физико-математическим премудростям, а работал он верстальщиком в издательстве, выпускающем научные книги. Взяли его туда потому, что он не пугался формул и графиков и мог расставлять их в тексте не абы как, а с пониманием. Авторы были довольны, что не скажешь о владельце издательства. Тот считал, что можно работать быстрее, и что он платит Никите зарплату из жалости и еще из уважения к его диплому. Зарплата была невелика, но однокурсники Никиты получали в научных институтах еще меньше. Это и удерживало его желание красиво хлопнуть дверью и уйти в свободный поиск. Сегодняшнее предложение шефа проблем Никиты не решало — обязанностей становилось больше, чего не скажешь о зарплате.

Личная жизнь… вот об этом Никите думать совсем не хотелось. Управлять подсознанием он не умел, а оно (как приятно свалить свои ошибки на что-то неподвластное контролю) наворотило столько, что в итоге он оказался в пятиметровой кухне с закопченным потолком, потрескавшимся линолеумом и замызганными шкафчиками из советских времен. Можно, конечно, начать ремонт и купить новую кухонную мебель, но на это не было ни денег, ни желания. Скорее, не было желания.

Макс любил пофилософствовать о необходимости ремонта кухни Никиты. Он рассказывал о художнике Тернере, сначала богатом и успешном. Однако в последние годы своей одинокой жизни он запустил свое жилище. Капает с потолка во время дождя — ну и ладно. Дождь ведь не все время идет. Что говорить, у всех есть пожилые знакомые, которым было все равно: на потолке пятна, а окна не мыты уже много лет.

— Рановато тебе стало все равно, — говорил Никите Макс. — Хочешь одолжу денег на ремонт?

Никита благодарил, говорил, что деньги на ремонт у него есть, и переводил разговор на другую тему. Он вообще не любил разговоры о деньгах и смысле жизни. Календарь безжалостно сообщал, что ему за сорок, а это, как говорит безжалостная статистика, уже половина жизни. И за эту половину Никита ничего не достиг: никого не сделал счастливым, да и сам перестал чему-либо радоваться. Просто ходил на работу, по вечерам пил пиво и не огорчался, что молчит телефон. Он, что самое неприятное, даже перестал завидовать энергии