Антон Чехов - Том 29. Письма 1902-1903 Страница 20

Будь здорова, счастливого пути! Если Ваня* надумает приехать, то хорошо сделает; в его комнате внизу тепло. Сегодня получили посылку с крупой и туфлями, шла она полмесяца. Нового ничего нет. Журавли живут у бабушки*. Тузик окривел, Каштан* растолстел. Всего хорошего.

Твой Антон.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Чехову М. П., 11 декабря 1902*

3915. М. П. ЧЕХОВУ

11 декабря 1902 г. Ялта.

11 дек.

Милый Мишель, денег теперь нет, по всей вероятности пришлю в январе или феврале, когда будут. «Европейская библиотека»* — название старое, затасканное; ее издавал, между прочим, Н. Л. Пушкарев в Москве, выпускал раз в неделю. Затем, пять рублей — цена необыкновенно высокая, совсем не по карману дьячкам и телеграфистам, на которых ты, как пишешь, главным образом рассчитываешь. Цена твоему журналу самое большее — 3 р., а то и 2 р. Ведь за 5 р. можно издавать иллюстрированный, со всякими премиями, и во всяком случае с оригинальной беллетристикой, а не с переводной, которая ныне, с точки зрения подписчика и порядочного издателя, считается макулатурой. Все, что можно было взять, уже взяли и берут Булгаков и Пантелеев, — один, издавая иллюстрированный журнал с приложением даже «Тысячи одной ночи», а другой — толстые книги с богатой хроникой заграничной. Переводная беллетристика — это пуф! Это наполовину, как сам ты знаешь, ничего не стоящий мусор. Все, что ценно за границей, все, заслуживающее перевода, уже переводится и издается фирмами «Знание» и проч.

По моему мнению (быть может, я и ошибаюсь — все может быть!), у тебя после публикации не наберется и 800 подписчиков, и к концу года уже ты влезешь в долги, которые уплатить будет трудно. И, по моему мнению, издание следует отложить до 1904 г.*, а чтобы не потерять права, в июле выпустить одну книжку не для подписчиков, а для цензуры, — так делают все издатели, пока не соберутся с силами. Тебе следует издавать, если уж так хочешь издавать, не журнал, который потребует прежде всего усидчивости на одном месте и аккуратности, а что-нибудь вроде еженедельного «Календаря», в который входили бы святцы, астрономия, агрономия, тиражи — и все, одним словом, что к трактуемой неделе относиться может. Это по крайней мере было бы оригинально и полезно, и это нашло бы тебе денег сколько угодно, и это отнимает очень мало времени, ибо номера можно составлять за месяц вперед. Можно издавать «Календарь» и ежемесячный по 1 р. в год с подписчика или по 2 р., смотря по программе, причем в декабре ты выпускаешь январский номер, в январе февральский и т. д. Это все-таки, повторяю, было бы хоть оригинально, а «Европейская библиотека» — это банально, как потертый пятиалтынный. Подумай! подумай!

Пожалуйста, не сердись за непрошеные советы. Но ты кажешься мне столь неопытным человеком (в литературном отношении), что не могу удержаться, чтобы не впутаться в твое дело.

Приезжай в Ялту, здесь поговорим. Время еще не ушло, лучше семь раз отмерить, чем резать прямо не меривши. Так приезжай же.

Будь здоров, не хандри. Ольге Германовне* и детишкам* мой привет.

Твой А. Чехов.

Мать здорова.

На конверте:

Петербург. Михаилу Павловичу Чехову.

Большой проспект 64, кв. 4.

Книппер-Чеховой О. Л., 12 декабря 1902*

3916. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

12 декабря 1902 г. Ялта.

12 дек.

Актрисуля, здравствуй! Г-жа Швабе приходила*, мыло я получил, спасибо тебе. По словам Альтшуллера, с которым я говорил в телефон, Швабе больна чахоткой, серьезно. Сегодня пошла к тебе и рукопись Майер*. Конечно, Майер очень хорошая женщина и ее дело — святое дело; если можно, то хорошо бы поговорить об ее отчете и в «Русской мысли» и в ежедневных газетах, в «Новостях дня», если хочешь, но лучше бы и в «Русских ведомостях». Кстати, скажи Эфросу, чтобы он высылал мне «Новости дня» в будущем 1903 году, и «Курьеру» тоже скажи. В «Курьере» власть имеет Леонид Андреев.

В Ялте стрельба. Холод нагнал сюда дроздов, и их теперь стреляют, о гостеприимстве не думают.

Пишу я рассказ*, но он выходит таким страшным, что даже Леонида Андреева заткну за пояс. Хотелось бы водевиль написать, да все никак не соберусь, да и писать холодно; в комнатах так холодно, что приходится все шагать, чтобы согреться. В Москве несравненно теплее. В комнатах здесь холодно до гадости, а взглянешь в окно — там снег, мерзлые кочки, пасмурное небо. Солнца нет и нет. Одно утешение, что сегодня начинают дни увеличиваться, стало быть, к весне пошло.

У меня ногти стали длинные, обрезать некому… Зуб во рту сломался. Пуговица на жилетке оторвалась.

На праздниках я буду писать тебе непременно каждый день, а то и дважды в день — это чтобы ты меньше скучала.

Матвей Штраух получил орден*.

Сегодня приходили покупать Кучук-Кой*. Я сказал, что это не мое дело, что скоро приедет Маша, к которой пусть и обращаются.

Я еще ни разу не был в городе!!

Обнимаю мою жену превосходную, порядочную, умную, необыкновенную, поднимаю ее вверх ногами и переворачиваю несколько раз, потом еще раз обнимаю и целую крепко.

Твой А.

Мать все ходит и благодарит за шляпу. Шляпа ей нравится очень.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

Кондакову Н. П., 12 декабря 1902*

3917. Н. П. КОНДАКОВУ

12 декабря 1902 г. Ялта.

12 декабря 1902 г.

Многоуважаемый Никодим Павлович, я опять в Ялте*, можете себе представить. В Москве прожил до декабря и хотел было ехать за границу, но после некоторого размышления повернул в Ялту. За границей, как говорят и пишут, теперь очень холодно, в Вене 12–15 градусов мороза, в Италии снег, а на Ривьеру ехать не хотелось, надоела она очень. И я решил прожить месяца два дома, а потом поехать за границу*. Будьте добры, напишите мне в свободную минуту, собираетесь ли Вы за границу*, не раздумали ли, и если собираетесь, то когда поедете, в каком месяце.

И напишите также, не завидуете ли Вы мне, что я в Ялте. Здесь неистовый ветер, снег, на море буря, и вот уже десять дней прошло, как мы не видели солнца. Зима, как говорят старожилы, небывало скверная, не по-крымски суровая.

Желаю Вам и семье Вашей всего хорошего, больше же всего здоровья. Не забывайте преданного Вам

А. Чехова.

Иорданову П. Ф., 14 декабря 1902*

3918. П. Ф. ИОРДАНОВУ

14 декабря 1902 г. Ялта.

14 дек. 1902.

Многоуважаемый Павел Федорович, книги, которые я собирался послать Вам* из Москвы, волею судеб привез я с собою в Ялту и уж отсюда посылаю Вам. Посланы они мною 12 дек<абря> и, вероятно, уже получены в Таганроге, так как от Новороссийска шли в пассажирском, а не товарном поезде.

В этом году за границу не поехал*; говорят и пишут, что в Вене 12 градусов мороза, в Италии снег. Приехал сюда, а здесь, как нарочно, холодище, снег, ветер, пасмурное небо. Здоровье мое недурно, лучше прошлогоднего; кровохарканий нет, кашляю меньше, и настроение лучше.

Пушкина изд. Суворина я послал Вам только два тома, остальные вышлю в течение этой зимы. А как музей?* Если в нем еще мало интересного материала, то не волнуйтесь особенно; хорошие музеи составляются не годами, а, можно сказать, веками. Вы положили начало — и это уже много.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.

От А. Чехова.

Книппер-Чеховой О. Л., 14 декабря 1902*

3919. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

14 декабря 1902 г. Ялта.

14 декабря.

Дуся моя, замухрышка, собака, дети у тебя будут непременно, так говорят доктора. Нужно только, чтобы ты совсем собралась с силами. У тебя все в целости и в исправности, будь покойна, только недостает у тебя мужа, который жил бы с тобою круглый год. Но я, так и быть уж, соберусь как-нибудь и поживу с тобой годик неразлучно безвыездно, и родится у тебя сынок, который будет бить посуду и таскать твоего такса* за хвост, а ты будешь глядеть и утешаться.