Ксения Ершова-Кривошеина - Русская рулетка Страница 20

- Нет, он не поэтому не может приехать сюда. А потому, что это опасно. И я сама не позволю ему это сделать. Лучше закончу наши отношения, тем более это так просто сделать, надо перестать писать и звонить! А предлог придумаю! - тупо настаивала я на своем.

- Так вот, хватит разводить мелодраму! - Он резко оборвал меня. - Я пытался тебе сам все объяснить. Но если ты мне не веришь, так я тебя познакомлю со специалистом, он, кстати, давно хотел с тобой поговорить. Сам он из отдела эмиграции, никакой он не гэбэшник, умный, образованный человек, и может дать тебе совет. Я с ним говорил о тебе, и это он посоветовал, чтобы Никита прислал приглашение на шесть месяцев в гости. Он же сказал, что об Иване лучше сейчас не упоминать.

- Никиту удивит эта просьба о столь странном предложении! Он не поймет. Мы думали в перспективе пожениться, но оба знаем, как это трудно. Нам невозможно даже встретиться в ближайшие годы... А ты сам, оказывается, без моей просьбы говорил со своим знакомым "юристом" о нас? Я тебя ведь не просила!

Вот оно, началось, сразу мелькнуло у меня в голове. Хотят все-таки познакомиться, да под видом "юристов - специалистов по эмиграции". Тонкий ход, давят на чувства, слезу, мол, мы вам поможем, а потом вы нам... Неужели я похожа на наивную дурочку? Или, начитавшись нашей переписки, они решили, что птички в клетке, а у них ключик от дверцы?

- Да я ведь иногда консультирую по вопросам современного искусства специалистов по эмиграции. Там мы с ним и познакомились. Он о тебе от меня слышал, я ему рассказал о твоих проблемах... Но ему интересно твое мнение об эмиграции, он просил меня познакомить его с тобой. Уже давно просил, но я говорил ему, что ты очень занята разводом и работой. А теперь пришло время, когда я сам тебя прошу, очень прошу, хотя бы ради меня, встретиться с ним.

У отца лицо было темное, страдальческое, а сколько седины и морщин прибавилось. Даже осанка его высокой фигуры изменилась, он как-то сгорбился, сильно похудел. Какая тяжелая подневольность, и каким позором души и унижения дается ему это служение. Кто же подал идею с "приглашением замуж", а в заложники оставить на всякий случай сына? Ведь этому спектаклю театра марионеток не будет конца. Под запугиванием, заманиванием любовью можно было добраться и до главного героя. Там или здесь, это уже не имело значения.

- Хорошо, я согласна повидаться с твоим знакомым "юристом-специалистом". Только мне бы хотелось встретиться с ним в твоем присутствии...

Отец не дал мне договорить и воскликнул:

- Я приведу его к тебе домой?

Такой наглости я не ожидала. Ну и нравы!

Но коль уж я согласилась и будто прыгнула с головой в холодные воды Невы, то игра началась. В ней победителей не бывает, а жертв обычно множество. Подозревала ли я тогда, насколько эта игра может быть опасной и что я рискую не только своей совестью, честью, любовью дорогого мне человека, может быть, даже его жизнью и приговором отнятия сына навсегда?

Чем-то эта игра напоминала "русскую рулетку" - может, бахнет, а может, пронесет до следующей прокрутки пуль в барабане пистолета. Никита сейчас играл во Франции в более спокойные рулеточные комбинации. А уж если и проигрывал, то не душу и совесть, а деньги. Просчитать эту "русскую рулетку" невозможно, на то и ставка судьбы. Интуиции не хватит, опыта нет, одна вера и теплящаяся надежда, что можно будет сойти с дистанции...

"НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ"

Папин роман с Ириной начал давать осечки, об этом мне стало известно после звонка самой "жертвы" из Нью-Йорка. Ирина писала папе письма, но, очевидно, с какого-то времени он перестал ей на них отвечать. Что послужило причиной такого странного поведения отца, не знаю. Но бедная Ирина, которая, как на плаху, положила свою "честь и совесть" влюбленной девочки, металась на другой стороне планеты в полном непонимании происходящего. У отца в Парголово телефона не было. Эта изоляция во многом помогала ему избегать нежелательных встреч и звонков. Во время последней нашей прогулки по Каменному острову отец в озлоблении сказал: "Вот, пишет мне целые письма-романы. Кому это надо, у меня нет времени читать всю эту галиматью!" При этих словах он вынул из портфеля штук двадцать нераспечатанных конвертов и сунул их в мусорный ящик. Бедная Ирина, подумала я, плакал твой "иконостас" над кроватью. Беспокойство ее, как оказалось позже, было связано с намеченными мероприятиями для оформления их с Гуленькой брака. К этому времени отец развелся. Все бумаги, юридические документы были у Ирины готовы, и дело было за малым, она готова была приехать в Ленинград, чтобы пойти с отцом в районный загс. То ли он не мог и не хотел этого, то ли просто не любил ее, а может, в связи со мной и Никитой планы "юристов" поменялись - все свелось к его исчезновению с ее горизонта. Это было совершенно в его духе. Как только возникали в его любовно-сердечной сфере проблемы, он старался испариться, надеясь, что, может, рассосется само по себе. Но не таков был характер Ирины. Для нее не было преградой ни молчание отца, ни двенадцатичасовой перелет в СССР, ни явное нежелание "жениха" с ней переписываться. Она купила путевку с билетом, позвонила мне и сообщила, что через пару недель приедет. Я послала отцу телеграмму в Парголово, вечером он мне позвонил:

- Эта дуреха предлагает мне на ней жениться! Чтобы спасти меня! Пошла она к черту! Мне все надоело, я ей написал письмо, объяснил, что нужно подождать, я сейчас не готов... Так она хочет заплатить все алименты за Дуню до восемнадцати лет, а мне - чуть ли не завещание на имущество. Она сошла с ума, думает, я на это куплюсь!

Отец был возбужден до предела.

Ну как тут не восхититься! Никаких сделок с совестью и всегда правда, одна только правда, голая, страшная, ранящая... Дорогая Ирина, мне было ее жалко, и я совершенно не представляла, как буду ее встречать, что буду ей говорить и объяснять. Последняя фраза отца была: "Прошу тебя, избавь меня от этой истерички, встреть, поговори... скажи, что меня нет в городе. Может быть, я и возникну на десять минут, но в самом конце".

Моя встреча с "юристом эмиграционного отдела" приближалась. В голове я рисовала картину этой встречи, что нужно отвечать, как говорить. Но прежде всего я решила ни в коем случае не показывать страха и никак не выдавать своего крайнего желания соединиться с Н.К. любыми средствами. Будто все это для меня не столь уж важно, а взаимные письма и звонки - ну так это одна "любовная игра". Жизнью я довольна, у меня сын, работа, ехать никуда не собираюсь. Это была интуитивная тактика поведения и защиты от возможных предложений. Тем более, что на их глазах происходила комедия как бы "вполне всерьез", моего отца и Ирины. Как не покажется странным, но в день нашего свидания я чувствовала себя спокойно и уверенно.

Отец приехал около пяти часов дня, а через полчаса раздался звонок в дверь и на пороге возник молодой мужчина, лет тридцати шести... с огромным букетом белых цветов. Вначале вошел букет, а потом из-за него выглянуло на меня улыбчивое лицо брюнета с голубыми глазами. Он был полноват, среднего роста, в модной импортной куртке и джинсах.

Я провела гостя из коридора в комнату.

- Меня зовут Николай Иванович, мы с Игорем Ивановичем давние знакомые, - произнес, улыбаясь, мужчина и как-то фамильярно обнял отца за плечи.

Я поставила букет в вазу, предложила присесть всем за круглый стол, накрытый непарадной кашемировой скатертью. Неожиданно отец достал из своего портфеля бутылку коньяка, коробку шоколада, лимон и предложил выпить.

- Ах, с удовольствием! Коньячок - это всегда хорошо, суетливо-радостно болтал "николай иванович". - Знаете, у меня дочка, ее зовут Василиса, а у вас, значит, Ванечка. Вот какие русские имена у наших детей, это теперь стало возвращаться. Да, - с грустью вздохнул он, - знаете ли, все разбили в свое время, разорили, а теперь мы восстанавливаем. - Я не ослышалась, акцент был именно на слове "мы". Коньяк был разлит по рюмкам, и наступила неловкая пауза. Мне казалось, что семейные портреты и фотографии деда и бабушки в ролях с явным недоумением глядели на нас со стен.

Гость осмотрелся и, будто читая мои мысли, произнес:

- А покажите мне, Ксения Игоревна, фотографию вашего Ванечки.

Принесла, протянула:

- Хороший пацан.

И пауза. Я молчу, отец болтает о "погоде", по сути к делу не приступает, а я продолжаю ждать. Цветы в вазе белыми факелами демонстрируют свою казенную принадлежность, коньяк разлит повторно.

- Я должен скоро бежать, у меня свидание с одним молодым художником, совершенно неожиданно и суетливо сказал мой отец. Заторопился, бросился кому-то звонить из соседней комнаты, потом попрощался, на ходу замотал шарф, и входная дверь за ним захлопнулась. Вот так подстава, подумала я! А гость расслабился и улыбнулся мне:

- Ксенечка, можно, я вас так буду называть, расскажите мне про Швейцарию. Я, к сожалению, там не был, все больше в Германии бываю, да и то чаще в ГДР.