Леонид Костомаров - Земля и Небо (Часть 1) Страница 20

НЕБО. ВОРОН

Я смотрел за хозяином, читал его мысли и поражался... Там не было рецидивиста... Они были полны светлой лирики:

"...вот дуб вековой и одинокий за высоким забором -- вечно он меня притягивает, этот корявый исполин. Каждый же день проходишь мимо, мог бы и примелькаться, а нет -- смотрю и смотрю, что-то в нем есть такое... если я разгадаю его, то утихнут мои тревоги. Тоска и боль исчезнут... надо постичь загадку этого дуба, и, может быть, спадет с души непосильный груз... Мы чем-то похожи с ним, но чем? И вдруг пошли откуда-то памятные с детства стихи, которые сами переиначились в мыслях на горький лад:

У лукоморья дуб зеленый,

Златая цепь на дубе том...

И днем и ночью мент ученый,

Все ходит по цепи кругом...

Златая цепь на нас обоих..." -- И печально вздохнул...

Голова колонны уперлась в железные ворота. Вознесся вверх колодезным журавлем полосатый шлагбаум, начался привычный отсчет: "пять, десять, пятнадцать, двадцать..." Люди жертвами Молоху падали в алчную глотку Зоны...

И сразу заметался в глумливом шмоне неугомонный Шакалов. Кого-то уводили в пристройку, чтобы раздеть догола и, поигрывая дубинками, смеяться там над мерзнущим, беззащитным человеком, и непременно стукнуть его по закрываемому причинному месту, и заставить нагнуться, и заглянуть ему в задний проход, действительно ли ища загашник анаши или просто издеваясь, -не поймешь... Изо дня в день вершили эту унизительную процедуру, имея неограниченную власть и упиваясь ею, и оскорбляя голых, и думая, что нет никакого Суда Господня и никто и никогда не вспомнит их издевки и зверские удары, пронзающие человека лютой болью, а насильников -- сладостью власти.

Но... Властен Другой...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Вошел в кабинет Квазимода со вчерашним чувством, что все будет хорошо, майор не такой уж и сухарь-служака, что делает все по уставу. А значит, вопрос с Васькой может решиться просто и без начальственных истерик, по-человечески. Вот только как? Но вначале надо утвердиться -- точно ли это тот офицер перед ним, из далекого пятьдесят шестого.

Но майор эту задачку решил сам.

-- Садитесь, -- пригласил приветливо зэка. -- Вам когда-нибудь приходилось сопровождать в туалет офицера?

-- Так это были вы? -- хрипло убеждается в своих догадках Воронцов.

Майор кивнул.

-- Так это я. Не окажись тогда на вышке умного полковника Рысакова, не сидеть бы сейчас нам с вами здесь.

-- Да-а... -- протянул Воронцов. -- Только не понимаю, зачем тогда помощник прокурора крутил понт. Хотел показаться героем? -- пожал Батя плечами.

-- Возможно, и так... Лисин, его арестовали.

-- За что? -- удивился Квазимода.

-- Он оказался не тем, за кого себя выдавал. А вот вы, Воронцов, скажите честно, не подумали тогда убежать? -- Медведев пытливо прищурился. -- Сегодня, когда прошло уже двадцать шесть лет, есть ли смысл скрывать?

-- А чего обманывать-то... Я тогда пацан еще был, какой побег... -твердо сказал Батя.

-- Ну а кто затеял тогда бучу?

-- Да никто, стихийно все получилось, я и сам не ожидал. Возмутились все разом, и вот... пошло-поехало. Мол, сегодня одного прикокнут, завтра другого. А разве не так было? -- Воронцов оживился, лицо его раскраснелось, но глаза оставались неподвижными. -- За два месяца до меня загасили другого человека, и дело замяли...

Медведев понимающе кивнул.

-- Когда освободились в первый раз?

Воронцов ответил не сразу.

-- Освобождался я зеленым прокурором... дернул на травку. Через год выпасли, -- тихо, с неохотой ответил. -- Семь лет не досидел от первого срока.

-- Ведь это после того, как в шестьдесят первом сбрасывали сроки? Выездные комиссии были?

Собеседник мрачно кивнул.

-- Вам сбросили?

-- Пять лет...

-- А... я уже забыл, за что вас в первый раз арестовали?

-- В пятьдесят пятом, вооруженный разбой, -- вяло сказал и примолк Квазимода. На душе лютая тоска... Вот и пришел черед подвести итоги. И они тяжки...

-- Помню... Дело "Черного князя"... Как же ты попал к ним, в восемнадцать лет?

Иван хмуро вздохнул и опустил глаза, не хотел он ворошить свою душу. Знал, еще тошнее станет, нет радости в былых подвигах, только злость на себя...

НЕБО. ВОРОН

Я отвечу, потому как не дождется исповеди майор от хозяина. Я его историю знаю хорошо, считывал я все из его сознания, чтобы занести в Книгу Жизни... Итак, том восьмой, воплощение Ивана Воронцова... Читаем блок 24/6, абзацы 34--37:

"...Попал в воровскую шайку в пятнадцать лет, после побега из детдома. На "малине" познакомился с авторитетным бандитом. Селезень -- потомственный вор и кривляка, любил наряжаться и глотал черную икру ложками, за что получил такое прозвище. Этому обучил и голодного Ваньку-детдомовца и объяснил, как можно добывать эту икру много и постоянно. Селезнев был неуловимым "Черным князем", его так и не взяли. Кому не кружит голову по юности лет смелый герой... запретная дерзкая романтика, тайны, показной шик... Вот парнишка и разинул рот от гордости, что посвящен в круг "избранных"...

Ваньку пятого сентября подхватил в подворотне сильный веселый человек в милицейской форме, убитый вором Селезнем через четыре месяца при штурме "малины".

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

-- Да что прошлое ворошить, жизнь не переделать... -- отвернулся к окну Воронцов.

Медведев вздохнул, снял очки, чтобы лучше разглядеть собеседника. Стал обычным стареющим мужиком в мешковатой военной форме.

-- Так... -- подвинул к себе личное дело Ивана, полистал. -- Второй раз поменьше дали, всего двенадцать. Девять за преступление, два за побег, семь лет не досиженных. Дали не пятнадцать, не потолок.

-- А от этого не легче... -- равнодушно бросил Воронцов, потеряв весь интерес к разговору.

-- Не легче... -- согласился Медведев. -- Но и от приставленного к боку пистолета не легче. И от золота, украденного у государства.

-- А у меня все его изъяли...

-- А если бы не изъяли? -- поднял голову Медведев и увидел, как у зэка Квазимоды хищно вздрагивают ноздри.

Понял, что контакт потерян. Замолчал, достал папиросу, закурил. Сидящему напротив не предложил: надо было теперь уже держать дистанцию, другой пошел у них разговор.

-- Так, в первый раз судили вас в 55-м, потом в 63-м, в третий раз, за бунт, -- в 68-м. Осталось пять лет, отсидели в сумме -- 26 лет. Да-а...

Помолчали. Все же решил с другой, доброй, стороны подойти майор. Сменил тон.

-- Я надеялся тебя бригадиром увидеть, ведь какой авторитет-то у тебя в отрицаловке...

-- Не надо об этом... -- зло дернулся Иван. -- Дайте спокойно срок досидеть...

-- Ага... Наверно, ни во что и никому не веришь?

Воронцов вяло кивнул.

-- А я хочу доверить тебе людей, власть в руки хочу дать... Я ведь тоже рискую.

-- А я не прошу ее! -- лицо Квазимоды угрожающе напряглось. -- Не лезьте вы ко мне!

-- Успокойся, -- жестко бросил Медведев, закрывая его дело и откидывая его подальше. -- Не из пугливых. Поумерь пыл. У тебя шесть нарушений за последний год. Не боишься?

-- Оставьте меня, не трогайте... -- как-то утробно, с хрипотцой выдавил из себя закрывший глаза Квазимода, лицо пугало страшной замершей маской. -Работаю не хуже других. Чего еще вам надо?

-- Злости поменьше -- вот чего! -- крикнул, поднимаясь над ним, Медведев. -- Смотри-ка, непонятый... незаслуженно посаженный, куда там... Сколько сидишь, а все не поумнеешь... Вторым Кукушкой решил стать?! Чтобы за тобой до смерти государство казенные намудники стирало? Вот для мужчины самый подходящий финал! Других поучаешь, чтобы не нарушали, а сам в пекло лезешь! Прищеми хвост... Учит тебя жизнь, а без толку!

-- Это кого же... поучаю? -- зло удивился Воронцов осведомленности майора.

-- Лебедушкина... -- майор вдруг тяжко засопел, потер левую сторону груди. -- а о себе что не подумаешь? -- спросил после приступа одышки.

-- Тоже еле живой, а туда же, учит жить, -- мрачно подколол зэк. -Поздно думать...

Медведев глянул на него -- Квазимода вскаменел гранитным валуном, огромный шрам побагровел, глаз под ним сощурился и исчез. Перед ним сидел здоровенный согбенный старик.

Майору вдруг стало жалко этого могучего человека, не осознающего свою дурацкую жизнь, не знающего, куда направить силу, кому отдать ее на радость и пользу. Может, и не виноват он в этом?

-- Птицу давно приручил? -- тихо спросил после паузы.

Иван равнодушно пожал плечами.

-- В прошлом году, подранком подобрал. Сама не улетает.

Медведев кивнул.

-- Ну ты же понимаешь... нельзя ее здесь держать, не положено.

Окаменелый Воронцов будто не слышал его.

-- А что она в лапах все тащит? Сегодня видел... Чай, наверное? -осторожно спросил Медведев.

-- Хрен, -- без интонации бросил Воронцов.

-- Сделай что-нибудь, чтобы она улетела... -- не замечая подколки, мягко сказал Медведев. -- Конвой увидит -- пристрелит...

Воронцов чуть расслабился. Пожал плечами.

-- Ну, чего молчишь?

-- Чего? -- разлепил губы Квазимода. -- Ворон не перелетная птица, пробовал я его прогнать. Остался.