Елизавета Михайличенко - И-е рус,олим Страница 20

Свернула. Хммм... Сейчас или никогда. Вот же уже Гришин дом... Даже так? По лестнице? Может, она вообще к нему? На выпечку? Вот сука!..

Белла

Если надежда умирает последней, значит она нас всех хоронит. Хотя она, конечно, не гробовщик, а скорее сладкоголосая Сирена, поэтому все-таки не хоронит, а отпевает. Что, впрочем, не принципиально. Само понятие "надежды" -- лживое. Прекрасное, конечно, тоже, но в целом -- это как тот блестящий щит, в который смотрелся Персей, чтобы не погибнуть от взгляда Горгоны-жизни. Ну, щит ему помог выжить. Но отражение в щите все-таки искаженное -- угол зрения, цвет, четкость, поле зрения... Все мы ходим с этими щитами в руках и задеваем друг-друга зазубренными краями.

А теперь как же так вышло, как же так быстро получилось, что друзья мои собрались в круг, отгородились щитами и что-то там такое варят. А я вожу одинокие хороводы вокруг и вижу лишь свое вытянутое лицо, искаженное отражение, как в захватанном никелированном чайнике. Почему приход любой из моделей радует их больше, чем мое появление? Понятно почему. Это можно понять, а значит и простить. Но ведь они при моем появлении демонстрируют больше радости и оживления -- вот что убивает.

Пришла Марта, снегурочка. Ее портрет мог быть уже готов, но Гриша нарочно тянул, я-то знаю. Холст может не выдержать того слоя белил, которыми он его заштукатурил. Марта очень милая девица, похожая на мучного червячка. Ну на подснежник, ладно.

-- Марта...-- произносит Гриша этим своим особенным обволакивающим голосом.

Марта удивительно малоподвижна. Лицо ее напоминает не честную мордашку скандинавки, а, скорее, японскую маску. В прорезях глаз, которые на удивление черные, а не серые или голубые, мелькает иногда что-то такое, не связанное ни с ее внешностью, ни вообще с происходящим. Жизнь в ее глазах течет гораздо быстрее и интенсивнее, чем то, что происходит с ее вялым, плавным, словно лишенным суставов, белым телом.

А Давида она чем-то не устраивает. Он смотрит на Марту только по необходимости. Как будто не хочет увидеть в ней то, что заставит его выкинуть Марту из царского гарема. Еще Марта не понимает что происходит. То есть, понимает все как-то не так. Вернее, все понимает так, что периодически бросает на меня взгляды, полные превосходства победительницы. Меня это немножко злит, но больше забавляет, поэтому я чаще и чаще начинаю, сидя в своем наблюдательном углу, ухмыляться. Давид очень внимательно отслеживает такие моменты, даже начинает всерьез волноваться, может быть ему кажется, что я улавливаю нечто, что должен, но не может уловить он. Почему он, взрослый, неглупый, интуитивный, не понимает, что я демонстрирую самые банальные эмоции.

Гриша с особой тщательностью и неторопливостью придает Марте позу, словно лепит ее, что-то бормочет, как мурлычет.

-- А можно я останусь в наушниках, буду слушать плейер? -- спрашивает Марта.-- А то вы все время на русский перескакиваете.

Гриша прижимается ухом к ее виску. Я ловлю на себе ее специальный, именно для таких случаев, взгляд. И подмигиваю ей.

-- Еще чего,-- говорит Гриша.-- Ты будешь дергаться в такт. И у тебя выражение лица будет неправильное. Не мечтательное. Могу поставить классическую музыку.

-- Ну... поставь... Что-нибудь... тааакое.

Кажется, мое место в буфете, надо идти. Но в дверь громко стучат, причем с каким-то хамским ритмом.

-- Открывайте немедленно! Совместный патруль полиции нравов квартала Зихрон Йосеф и особого отряда по борьбе с сексуальным терроризмом! -- орет из-за двери Кинолог.-- Предупреждаю, все, что я увижу, может быть использовано против вас! Га?!

Кинолог вваливается в студию и сразу нашаривает взглядом Марту. Ну конечно! Лицо его приобретает специфическое... не совсем специфическое выражение. Он просчитывает расклад, как-то обиженно сникает. Кажется, он тоже смотрит на свое искаженное лицо в чайнике щитов, и оно ему не нравится. Но водить хоровод на пару с Кинологом мне не хочется. Я снова встаю -уходить. Но он бросается ко мне и с неприятно-фальшивой радостью почему-то орет:

-- Привет, Белла-донна! И вам двоим, ведущим придонный образ жизни, гы, тоже привет! Я тут всего три секунды, а вы мне уже надоели. Представьте меня этой прекрасной незнакомке! Здравствуйте, девушка... По-русски не говорит?.. Шалом, хатихат-мотек... Гы, как зырит! А как она, такая, к вам сюда попала? На лыжах прибежала?

Гриша смотрит на Кинолога, как на бешеного кобеля. Так смотрит, словно старается изо всех сил вспомнить телефон отдела по борьбе с бродячими животными. Кинолог отлично взгляд этот выдерживает, ему не впервой, он привычный, кажется, он даже как бы подпитывается. И продолжает:

-- Этто че, жена царя Соломона, я дико извиняюсь? Неее, ребята, облажатушки. Границы сексуальных угодий царя нашего Шломо не простирались дальше Ливана.

-- Мало мне Ортика! -- цедит Гриша.-- Еще один искусствовед в штатском.

-- Так что ты, Гришаня, должен отказаться от своего капреализма и начать рисовать эротические фантазии царя. Типа, что он всю жизнь искал, но стеснялся спросить точный адрес. Гы. Знаешь, ведь у царя Соломона даже такой псалом есть, неканонический: "Дай ты мне, Господи, девушку белую! Я ее женщиной сделаю, сделаю!" Че смотришь? Это юные каббалисты недавно раскопали, аха...

Наверное, у Кинолога что-то случилось. То есть, у него точно случилось -- он же машину разбил, незастрахованную. Даже, если вдуматься, две машины. Но у него уже было время привыкнуть, несколько дней прошло. Да и не повод, дело понятное, житейское, даже вполне гусарское. Что-то тут...

А Давид, умница, уже налил виски и протягивает Кинологу. Тот, как опытный оратор, берет стакан, залпом его опрокидывает и явно собирается продолжить. Но тут вступает женский голос, Марта:

-- Что вам говорит этот человек? Переведите мне, пожалуйста! Как можно точнее. Это очень важно. Слово в слово!

Кинолог ухмыляется, как скалится:

-- Если бы это было предназначено для твоих ушей, кусит,-- говорит он на бойком иврите,-- я бы придерживался государственного языка. Это наши русские дела и наша русская ментальность. Эти суки,-- продолжает он уже на русском,-- всегда все хотят знать. Это их и погубит.

-- Переведите! -- уже кричит Марта.-- Я знаю, это про меня! Если вы не переведете, я ухожу. И не вернусь никогда!

Давид наливает уже Марте, но на нее вид стакана с виски не оказывает успокаивающего действия, скорее наоборот. Она как-то странно смотрит на налитое и вдруг задумчиво, с каким-то даже абстрактным ужасом говорит: -- Да тут больше пяти дринков... он ваш друг, да?

-- Да,-- пытается успокоить ее Давид.-- Боря наш друг еще со школы. Мы все его зовем Кинолог.

Кинолог тем временем садится, закинув ногу на ногу, и жадно закусывает соленой капустой из русского магазина -- запускает пальцы в общую банку и запихивает капусту в рот, при этом явно стараясь не пропустить ни слова.

-- Ты ей главное объясни,-- советует он Давиду, захлебываясь рассолом,-- почему меня Кинологом зовут. Не стесняйся, давай, пока я сам не объяснил.

Марта, услышав слово "кинолог", снова задумывается. Затем неуверенно спрашивает:

-- "Кинолог"... это от русского слова "кино", да? Кинокритик?

-- В каком-то смысле,-- журчит Давид,-- в каком-то смысле да.

Кинолог замирает, капустная лапша свисает у него изо рта, как ножки заглатываемых Дюймовочек. Потом он согласно кивает и приосанивается.

-- Скорее, артист,-- ставит диагноз Гриша и швыряет в сторону кисти.-В России, в каждом маленьком городке, есть такой свой городской... киноартист.

Слишком сдержанная реакция для Гриши, учитывая все обстоятельства. Что-то слишком долго он все это терпит. Не люблю я, когда Гриша начинает себя контролировать. Не кончится это хорошо, нет.

Марта проводит взглядом по нашим лицам, завершает круг на мне, я с трудом удерживаюсь, чтобы не подмигнуть, но что-то в моем лице ей все равно не нравится.

-- Переведите! -- уже в предыстерике требует она.-- Переведите что он говорил!

-- Переведи, переведи,-- милостиво разрешает Кинолог, вытирая пальцы о штаны и наливая себе следующие "больше, чем пять дринков".

-- Он сказал, что ты очень особенная. В смысле, для Израиля особенная,-- честно бормочет Давид.-- И что у царя Шломо жены были других типажей -- ну, там семито-хамитского, максимум -- хеттиянки, финикиянки, филистимлянки.

-- Бэкицур, всякие киянки,-- вставляет Кинолог, склабясь.-- Из разных сортов дерева, для онанизма по системе йогов, гы!

-- Он считает, что лучше было бы тебя представить как такую эротическую фантазию царя Шломо,-- не успевая затормозить, заканчивает мысль Давид.

-- Врешь! -- кричит Марта.-- Не так переводишь! Он сказал "как янки"! При чем тут американцы? Это про меня, да? Он маньяк! Да! Я знала это с самого начала! Я все видела! Как он бросил пить кофе и побежал за мной, не заплатив!

-- Вот сука! -- чуть ли не с восхищением объявляет Кинолог.-- Да у нее глаза на жопе! Она ими вращает! Только я заплатил! Слышишь, ты! Просто еще до того...-- он переходит на иврит.-- Кто за тобой шел! Я к Грише шел!