Михаил Федотов - Богатый бедуин и Танька (книга романтических рассказов) Страница 20

ТАНЬКА

- Танька! Что ты пишешь? Это обещанный рассказ? Танька вымыла голову пресной водой и подколола волосы двумя невидимками. Танька похожа на довоенную московскую теннисистку. До той войны. Пресная вода на иврите маток - сладкая. Танька похожа на сладкую теннисистку. Она сидит на бугре, покусывает карандаш и чего-то строчит. Она любит писать мягкими карандашами на очень белой бумаге. Ей нужно было выйти замуж за дипломата. Я уже много лет пытаюсь отучить ее приподнимать юбку, когда она садится. Но ей не отучиться. Танька устала таскаться за мной по помойкам. - Кому это письмо? - Альке... Алька - это наш друг. Но Танька не всегда дает читать свои письма. Иногда дает, а иногда нет. Она пишет литературным языком, как арабский школьник. Она может написать, что хочет отношений "откровенных, дружеских, высоких и живых". Нечаянных, горьких и туманных. Танька в детстве зачитывалась Рабиндранатом Тагором. Если ей дать, она и сейчас может почитать Рабиндраната Тагора. "Родной мой! Никогда не думала, что свой день рождения я буду встречать на этом берегу..." Дальше идет описание берега, и я осторожно переворачиваю письмо на другую страницу. "...ему не нужен ни дом, ни жена..." Это, видимо, про меня. Татьяна сидит очень строго и внимательно смотрит, как я читаю. "...и с годами не меняется: закручивает людей в свои водовороты, а потом, не оглядываясь, проходит мимо. Даже не смотрит на то, что с ними произошло. Все время невыносимо разный - то жуткий тиран, то в нем проявляется почти женская мягкость. Есть женщины, которые могут его победить, только нужно добраться до какого-то места (зачеркнуто) , где ты сильнее него. Но обычно это никому не удается - нужно быть очень сильной, или очень порочной, или очень его любить. Сколько Н. будет выкидывать свои коленца, сколько она будет бороться за свою независимость, столько он будет ею интересоваться. Когда она смирится - он сразу о ней забудет. Наверное, правильнее нормально выходить замуж, нормально жить. Я чуть надежнее для него, чем другие, и поэтому он терпит меня рядом. Я уже и не знаю, люблю ли я его. Но, как только я принимаю решение уйти, я физически чувствую, как из меня начинает уходить жизнь, и этим он меня держит. Н. подыгрывает ему. Она всегда точно знает, что ему нужно. Я уверена в том, что у нее сейчас никого нет, но она понимает, что доводит его до исступления тем, что ей с кем-то интереснее, чем с ним. Сейчас он приложит все силы, чтобы ее вернуть. Я совсем не хочу этих игр. Ты не можешь себе представить, как это оскорбительно (зачеркнуто). Так хочется вернуться хоть на день и увидеть всех вас. Слушала Пугачеву по "Маяку" и ревела. Но так ясно представляю себе, что вернусь и уже на второй день начнется эта жизнь (зачеркнуто). Я загорела тут до черноты и прохожу за европейскую красавицу. Дети носятся по песку..." Мы с Танькой принципиальные возвращенцы. Мы все слышали о судьбе "Союза возвращения на родину", но мы все равно хотим вернуться. Я так живо представляю себе момент, когда вся эмиграция въезжает в уже покоренную Москву, а специальные танки с писателями под сплошное ликование народа берут Переделкино. И все такие запыленные и усталые сидят и смотрят, как Михалковы сбегают со своих дач. Сережка Довлатов сидит в драном шлеме - по пояс из танка видно, Майя Каганская. Переделкино гудит, как осиный рой. Сафронов бежит с женой. Сурков, Тихонов. Но никто их не торопит. Мы просто сидим и ждем. С гармошкой. "Без вещей, без вещей", добродушно говорит Саша Соколов перепуганному Суркову. Надо сказать, что Саша Соколов меня серьезно пугал. Его все хвалили и говорили, что он очень симпатичный человек - сам я ничего не читаю, потому что иначе мне не хватает самостоятельности, но мне попалось интервью, в котором Саша Соколов обещал довести русскую прозу до уровня поэзии. И эта угроза меня постоянно мучила. Я ведь совсем не представлял его планов, а мне нужно было еще хотя бы полгода, чтобы окончить вторую часть своей трилогии. Собственно, трилогией я назвал ее просто для понта, потому что я не мог решить, роман я пишу или повесть. Но когда серьезные люди, связанные со мной, поверили в трилогию, мне пришлось тоже серьезно задуматься. Вообще, я видел в жизни только одного живого писателя. Совсем рядом. Он мне своей рукой сделал кофе. И сказал, что все редакторы должны стоять перед нами по стойке "смирно". Моя знакомая редакторша была наполовину парализованной старухой, и у меня промелькнуло в уме опасение, что ее в "смирно" не поставишь, но все-таки мне понравилось, что он сказал "перед нами". Еще он меня долго учил что при ком нельзя говорить. Что при М. нельзя о ком-то говорить и он не любит евреев, хотя делает вид, что любит, и у него самого мать - еврейка, но его журнал очень хорошо платит. Я сразу начисто забыл, о ком нельзя говорить. И у меня самого тоже мать - еврейка, впрочем, сколько я помню, она всегда была жутко прокитайски настроена. Мы с Танькой - принципиальные возвращенцы. - Знаешь, Танька, все-таки твой рассказ мне не подходит. Во-первых, он меняет образ моей героини, у которого достаточно строгие рамки. Во-вторых... Слушай, Танька, ты действительно думаешь, что у нее никого нет? Уезжая из Ленинграда, я обещал одной барышне по имени Анастасия, что вот землю буду есть, но мы обязательно с ней еще встретимся. И еще я обещал ей, что если я все-таки напишу книжку, то обязательно включу туда несколько ее слов. Которые она сама придумает. У некоторых ветреных девушек бывают такие странные желания. Я, конечно, не забыл своего обещания, но в первую книжку мне ничего было не включить. Я сам жутко нервничал. И каждое утро не верил, что у меня может что-нибудь получиться. Я и сейчас еще каждое утро нервничаю. Но на этот раз я выполню ее просьбу и включу в книжку письмо, которое я получил из города Ленинграда: "Папочка! Прости, что я долго не писала. Я в п/лагере "Айболит". Лагерь большой. Территория хорошая. Воздух свежий очень. Минут пятнадцать ходьбы - д/пляж. Финский залив. Теперь конкретно обо мне. Я во втором отряде. Девочки тут хорошие, но, как говорится, все познается в сравнении. Есть такие крысы - писать тошно. Мальчишки шизики все какие-то, даже влюбиться не в кого. Правда, Гоша с Яшей есть. По ним сохнет половина девчонок. Единственное, что мне нравится в Яше, - это нос. Изображаю его на полях (действительно, изображен нос - прим. авт.). А вообще, они мне не нравятся. Девчонки, влюбленные в Гошу, все до одной - воображули. Например, одна девочка, возраст тот же, но выглядит она намного взрослее и говорит со мной, как с какой-то мелочью. Обидно очень. Даже противно как-то. Понимаю, что все, что писала раньше, - бред сивой кобылы, а что писать - не знаю. Ту же муру - не хочу, а что писать! Что? Про жизнь? Ну, на эту тему многого не насочиняешь. Тут в лагере танцы каждый вечер. Я хожу. Но пока (сегодня будет третий день) пары мальчики-девочки только четыре. Я танцую с девчонками. Закончила я на "отлично". Ездили со школой на экскурсию и проезжали то место, где жила Танечка с малышами перед отъездом из СССР. Я в автобусе чуть не разревелась. Я волнуюсь так за вас. Боюсь иногда даже. Нервничаю. Напишите два-три слова. Этого будет достаточно. Я успокоюсь. Тут и трех слов хватит. Мама где-то в Прибалтике. Будет у меня пятого числа. Мама очень много занимается путем к Богу и лучшей жизни. Но в Бога я не верю, потому что, если бы он был, он не допустил бы это, а ему на все пописать. Так что в рай попасть я бы не хотела. Танюша, целую, родная, люблю тебя очень, помню всех, помню и верю, что всех увижу. Очень верю. Очень, понимаете. Детей перецелуйте. Через три дня опять напишу. Настя".

САЛЯМИ

"В первую мировую войну Юнайтед Кингдом и Церфат напали на Альманию, и дела Альмании были очень плохи. Тогда правил Мелех Гинденлер, а в России правил Мелех Александер. Но евреи не хотели помогать Альмании. Почему? Надо найти ответ почему! И когда наступила вторая мировая война, то Гитлер сказал "ага", вы не хотели помогать Альмании в первую мировую войну! Теперь надо вас всех убить!" Салями - врун. Салями - вдохновенный врун. Салями начитался книг. Он начитался Даниеля Дефо "Робинзон Крузо", "Венецианский купец" и других. Про Гитлера он рассказывает Фраджу, а тот внимательно его слушает и пытается разобраться, почему же все-таки Гитлер убивал евреев. Салями только что кончил двенадцать классов, но отец говорит, что Салями сумасшедший, что нужно помогать семье, а не учиться. И Салями работает на работах, которые подворачиваются под руку. Он мало живет дома. Пока Салями учился, он работал сторожем, по ночам писал истории литературным языком и жил у своего бедуина-дедушки. Салями спрашивает у меня, есть ли у меня отдельная машинка с литературным языком. Сам он не любит писать на низком языке, который он называет сленгом. Но на литературный язык удается перестроиться, только когда он что-нибудь сторожит и сидит ночью один. Тогда он любит описывать что-нибудь литературным языком, неважно что, то, что видит. Может даже описывать дедушку. Дедушка в их клане не совсем такой человек, как остальные бедуины. Дедушка может вылечить любую болезнь огнем. Мы почти даже договорились с Салями, что поедем к дедушке смотреть, как он лечит огнем, но дедушка упал и сломал зуб. Поэтому он прислал нам письменное приглашение приехать к нему через месяц, и если судьба в виде архитектора Ицхаки, не выгонит нас за месяц с пляжа, то мы обязательно к дедушке поедем. Приглашение написано на арабском языке очень твердой рукой. Может быть, его написал сам Салями. Может быть. Никто не знает. Салями сам не знает, что он сейчас наврет. Он очень увлекается. Последнее время "наша судьба" стала нас немного настораживать: давно уже кибуцный консультант превратился из "дружественного Ицхаки" в "Ицхачку", подлеца и фискала, который натравливал на нас "общество охраны природы", военную и гражданскую полицию и очень внимательно следил, чтобы наши дети не пили воду из открытой кибуцной цистерны. К Салями судьба тоже не очень благосклонна - его взяли на работу уборщиком в кибуцный киоск, но ночевать под крышей судьба ему не разрешает. Может быть, Салями и тут подвирает. Может быть, сам архитектор Ицхаки не имеет права пускать на ночь под кибуцную крышу арабов, и поэтому в ресторане ночуют его дети и восхитительной окраски доберман-пинчер, похожий на собаку Баскерви-лей. Свои вещи - два тонких одеяла и голубую пластмассовую сумку, с которой следует ходить за овощами, - Салями по утрам приносит к нам. Он очень веселый и общительный мальчик, но ужасный хвастун и задавака. Еще бы! Ведь очень мало бедуинов окончило двенадцать классов, да еще и на свои деньги. Только дедушка иногда ему немного помогал. Но дедушка сам не очень образованный человек. Мало совсем кончил классов, но очень умный! Теперь Салями пока не знает, что ему с этими двенадцатью классами делать, потому что хоть он и израильский гражданин, но в Израиле много людей кончило двенадцать классов, и бедуинов все равно принимают только убирать на улицах мусор и сторожить. Они - превосходные сторожа, я много повидал сторожей на своем веку, я сам профессиональный сторож. Бедуины могут сидеть часами, не шелохнувшись! Потом чуть зарываться в песок подкапывать себя с боков - и спать. В Израиле сторожам можно спать. В Канаде спать не разрешено, могут за ночь четыре раза приехать и тебя проверить - а здесь все сторожа днем еще где-нибудь работают, и тогда получается зарплата, на которую можно прокормить семью. Но бедуины не любят спать в закрытом помещении. Прежний сторож ресторана, Мухамед, которого зловредный Ицхачка выгнал, чтобы устроить туда на лето своих детей и тестя, никогда не ночевал там, где было положено: он боялся, что закрытое помещение может загореться. Он всегда нам говорил: "Они думают, что я там ночую". Тут он поднимал свой указательный палец, и его эбонитовое лицо начинало искриться смехом: "А я там не ночую". Но бедуины все равно очень надежные сторожа, потому что у взрослых бедуинов удивительно тонкий слух - они сразу чувствуют, что едет машина или трактор из кибуца их проверять. И успевают, пригнувшись, подбежать к ресторану, как будто они все время там находились! А для близира Мухамед разводил рядом с рестораном небольшой костерок, чтобы он долго горел и было видно, что рядом люди, так что его опасения насчет пожара тоже не были такими уж безосновательными. Еще бедуины - прекрасные следопыты, и кто хочет, может идти в пограничную службу. Есть даже несколько известных израильских офицеров и полицейских бедуинов. Но немногие бедуины идут служить. Фрадж говорит, что идут только те, у кого дома неблагополучно. Хорошие мусульмане не идут, потому что может случиться, что ты будешь воевать с братьями, а это очень плохо для мусульманина. Но тех, кто идет, тех не осуждают, даже гордятся ими. Бедуины гордятся образованными людьми. Если отец Салями против его учебы, то только потому, что нет денег, и еще потому, что ученому никуда не попасть на работу. Фрадж, наш главный религиозный авторитет, считает, что отец Салями неправ. Вообще, по важности, отец на втором месте после Бога, так говорит Коран. Но если человек хочет учиться, то это правильное дело, и нельзя ему мешать. Это не значит, что отец Салями - плохой человек, он хороший человек и знает много историй. Он не читал такие книги, как "Робинзон Крузо" Даниеля Дефо, "Венецианский купец", но про Насреддина отец Салями знает очень много историй. Я даже не представлял себе, что можно знать столько историй про Насреддина. Собственно, виноват я сам. Один раз, когда у Таньки был день рождения и мы сидели втроем с Салями и грызли в полночь пережаренного цыпленка, я для поддержания светского разговора рассказал на иврите анекдот про Брежнева. Мне не следовало это делать. Салями теперь считает, что мы любители юмора, и рассказывает нам по вечерам истории про Насреддина. Даже современные истории: приехал Насреддин в Англию, в Юнайтед Кингдом, а на англите он совершенно не понимал. Одним словом, в результате всей этой истории Насреддин очень много раз съел куриного супа, а курицы так и не получил. Потрескал английского бульончика. Я очень устаю от Насреддина. Восток, конечно. Но я вообще устал от анекдотов. Когда на строительстве олимпийского курорта в Канаде "формен" плотников по имени Блайер начал мне рассказывать, как "пошли Пьер Трюдо и Картер поссать", я почувствовал, что постарел сразу на несколько поколений. Я его слышал во втором классе: мы шли в школу по таллинской узкоколейке, и Вовка Леенсон, который учился на два класса старше меня, сообщил мне, что раз "пошли Пушкин и Лермонтов поссать..." И хоть я теперь абсолютно точно знаю, что этого никогда не могло быть, но на всю жизнь этот анекдот помешал мне воспринимать Пушкина и Лермонтова отдельно. Если меня разбудить ночью и громко сказать "Пушкин" - я сразу отвечаю "Лермонтов!" В том же году началось совместное обучение, и в нашу школу пришли девочки, и Вовка Леенсон про них тоже много чего порассказал такого, что я до сих пор не могу опомниться, но все-таки ничто так не повлияло на мою жизнь, как этот невероятный поход Пушкина с Лермонтовым. Я не могу слушать по ночам про Насреддина. Я сразу начинаю думать, что лучше бы Салями оставили работать в Эйлате - он проболтался там неделю, но туда привезли негров из Нигерии работать за одну еду. А Салями за еду не согласился. - Пойдем спать, - сказала Танька, - очень спать хочется! С ее днем рождения вышел конфуз. Как-то получилось, что прямо за день до этого кончились все деньги, оставалось три доллара мелочью. Я всегда считаю на доллары, мне не переучиться. И я купил этого цыпленка, а на последнюю мелочь в ряду старых вещей я купил ей немножко сломанные черные очки, у которых выпадало одно пластмассовое стеклышко. Я надеялся, что от этих очков у Таньки наконец пройдет глаз. Торговка сказала мне: "Ты парень рукастый, починишь!" За это я сразу сбил тридцать центов с доллара. Очень попалась упорная кишиневская баба, но все-таки она мне их отдала. Танька приняла подарок с гримасой - она раньше имела привычку покупать вещи в "Березке", за это ей сейчас приходится расплачиваться. У Таньки узкое лицо, а очки тоже с узкими стеклышками, но мужские. И Танька сразу становится похожей на куклусклановку. Завтра я попробую ей эти очки заклеить. Знаете, что написано на этих замечательных черных очках, скрепленных канцелярской скрепкой? (Давид, принеси мамины очки, только живо!) "Г. Симферополь. Ц. 2 р."