По ту сторону зимы - Исабель Альенде Страница 20

— На втором этаже.

Лусия поднялась на ноги в несколько этапов: сначала встала на четвереньки, потом на колени, упираясь ладонями в пол и приподняв зад, как делала на занятиях йогой, и наконец выпрямилась во весь рост.

— Раньше я могла сгибаться как угодно. Сейчас стоит потянуться, как все тело сводит судорогой. Все-таки старость — это сплошное дерьмо, — пробормотала она, направляясь к лестнице.

«Как посмотрю, я не единственный, кто движется к дряхлости», — подумал Ричард с некоторым удовлетворением. Он сварил кофе и накормил котов, пока Эвелин и Марсело лениво потягивались, будто впереди у них был целый день безделья. Он не стал торопить девушку, понимая, как она измучена.

Ванная комната на втором этаже была чистая, ею, по всей видимости, не пользовались, огромная лохань с бронзовыми кранами стояла на опорах в виде львиных лап. Лусия увидела в зеркале незнакомую женщину: опухшие глаза, лицо в красных пятнах, седые волосы вперемежку с розовыми, похожие на клоунский парик. Первоначально пряди были выкрашены в свекольный цвет, но постепенно выцвели. Она быстро приняла душ, вытерлась собственной блузкой, поскольку полотенец не было, и причесалась пальцами. Ей нужна была зубная щетка и сумочка с косметикой. «Ты уже не можешь выходить на люди без макияжа и губной помады», — сказала она себе, глядя в зеркало. Она всегда считала суетное тщеславие добродетелью, за исключением тех месяцев, когда проходила химиотерапию, — тогда она совсем себя запустила, так что Даниэле с трудом пришлось возвращать ее к жизни. Каждое утро она не жалела времени, чтобы навести лоск, даже если собиралась целый день просидеть дома, где ее никто не мог увидеть. Она приводила себя в порядок, красилась, тщательно выбирала, что надеть, словно заковывала себя в доспехи; таким был ее способ уверенно чувствовать себя в этом мире. Она обожала пинцеты, тени для глаз, лосьоны, краски для волос, пудры и ткани во всем их разнообразии. То было ее время приятных медитаций. Она не могла жить без макияжа, без компьютера, без своего телефона и без собаки. Компьютер был для нее рабочим инструментом, телефон — средством общения с миром, особенно с Даниэлой, а необходимость иметь питомца появилась у нее еще в те времена, когда она жила одна в Ванкувере, и продолжилась в годы брака с Карлосом. Ее собака Оливия умерла от старости как раз тогда, когда Лусия узнала, что у нее самой рак. В то время она оплакивала смерть матери, развод, свою болезнь и потерю Оливии, ее верного товарища. Марсело был послан ей небесами, он был ее лучшим другом, она поверяла псу все свои тайны, они разговаривали, и Лусия смеялась над тем, какой он безобразный, как испытующе смотрит на нее своими лягушачьими глазами; с этим чихуа-хуа, который лаял на мышей и призраков, она давала выход нерастраченной нежности, накопившейся внутри; дочери она не могла ее отдать, это вызвало бы у той только досаду.

ЛУСИЯ И РИЧАРД

Бруклин

Через десять минут Лусия спустилась в кухню; Ричард делал тосты, кофейник был полон, а на столе стояли три чашки. Эвелин вернулась с улицы с дрожащей собакой на руках и сразу набросилась на кофе и тосты, которые сделал Ричард. Она выглядела такой голодной и такой юной, когда с набитым ртом сидела, раскачиваясь, на табурете, что Ричард даже умилился. Сколько ей лет? Наверняка она старше, чем кажется. Возможно, ровесница Биби.

— А теперь мы отвезем тебя домой, Эвелин, — сказала Лусия, когда с кофе было покончено.

— Нет! Нет! — вскричала Эвелин, вскочив так стремительно, что табурет опрокинулся и Марсело оказался на полу.

— Но это пустяковое столкновение, Эвелин. Не надо бояться. Я сам объясню твоему хозяину, что произошло. Как его зовут?

— Фрэнк Лерой… но я не только из-за столкновения, — пробормотала Эвелин, с трудом выговаривая слова.

— А из-за чего еще? — спросил Ричард.

— Ну же, Эвелин, чего ты так боишься? — присоединилась к нему Лусия.

И тогда, спотыкаясь на каждом слоге и дрожа всем телом, девушка сказала, что в багажнике машины лежит мертвый человек. Она дважды повторила это, прежде чем Лусия ее поняла. Ричарду пришлось еще сложнее. Он говорил по-испански, но его коньком был португальский Бразилии, нежный и певучий. Он не мог поверить в то, что услышал. Важность и значение ее заявления повергли его в ступор. Если он правильно понял, вариантов было два: девушка безумна, и она бредит, или в «лексусе» действительно лежит мертвец.

— Ты говоришь, труп?

Эвелин кивнула, глядя в пол.

— Быть этого не может. А что за труп, чей он?

— Ричард, не будь смешным. Труп человека, конечно, — вмешалась Лусия, удивленная настолько, что с усилием сдерживала нервный смех.

— Как он туда попал? — спросил Ричард, все еще не до конца ей веря.

— Я не знаю…

— Ты что, его сбила?

— Нет.

Возможность того, что на руках у них оказался анонимный покойник, привела к вспышке аллергии: у Ричарда в минуты напряжения всегда чесались ладони и грудь. Человек привычки и неизменной рутины, он был совершенно не готов к подобным неожиданностям. Его стабильное и осмотрительное существование подошло к концу, но он еще об этом не знал.

— Надо позвонить в полицию, — решил он, взяв телефон.

Девушка из Гватемалы издала крик ужаса и разразилась душераздирающими рыданиями по причине, очевидной для Лусии, но не для Ричарда, хотя он был прекрасно осведомлен о том, что иммигранты из Латинской Америки всегда находятся в подвешенном состоянии.

— Полагаю, у тебя нет документов, — сказала Лусия. — Мы не можем обращаться в полицию, Ричард, иначе впутаем девочку в неприятную историю. Она взяла машину без спроса. Ее могут обвинить в краже и в убийстве. Сам знаешь, полиция не церемонится с нелегалами. Где тонко, там и рвется.

— Что рвется?

— Это метафора, Ричард.

— Как умер тот человек? Кто он? — продолжал настаивать Ричард.

Эвелин сказала, что она не прикасалась к телу. Она зашла в аптеку купить памперсы для ребенка, а когда приоткрыла багажник, чтобы запихнуть туда сумку, обнаружила, что места не хватает. Заглянула внутрь и заметила что-то, завернутое в ковер, перевернула и увидела, что это мертвое тело. От страха она шлепнулась на тротуар прямо перед аптекой, но сдержала крик, рвавшийся из горла, кое-как поднялась и захлопнула крышку багажника. Бросила сумку на заднее сиденье и долго сидела в машине, она не знает, как долго, может, двадцать, может, тридцать минут, никак не меньше, пока немного не успокоилась, и уже