Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов Страница 20

– Что это значит?

– Собственно, он годится, товарищ командир… только для одного – стоять на аэродроме…

– Но ты же перелетел на нем сюда, вот и на задание сходишь, – твердо сказал Морозов.

– Если техники заменят мотор на новый или на исправный… Иначе опасно.

– Выходит, отказываешься от своего самолета?

– Отказываюсь, товарищ подполковник, – со вздохом подтвердил Амет-Хан.

Морозов немного постоял, подумал, потом приказал подготовить машину Амет-Хана к вылету. Вася Погорелый тут же подкатил на эмке и повез командира к злополучной “аэрокобре”.

Мы следили с кургана за тем, как Морозов сел в кабину, как решительно вырулил на старт, опробовал мотор на больших оборотах и пошел на взлет. Амет-Хан замер, прижав к губам кончики пальцев. Мы приумолкли, ожидая, что будет. И тут на наших глазах произошло одно из тех чудес, которые принято называть невероятными.

Самолет оторвался от земли и повис в воздухе, когда неожиданно обрезало мотор. Сначала мы увидели, как “кобра” провалилась и ударилась колесами о грунт. Потом услышали, как мотор вздохнул и, потянув немного, заглох. Мотор обрезало вторично, и “кобра” с еще большей высоты рухнула на землю. Крылья от удара обломались, а центроплан несколько раз перевернулся.

Мы бросились к месту катастрофы. Но нас опередила эмка с начальником штаба. Не успели пробежать и половины пути, как увидели машину, ехавшую к нам от разбитого самолета.

На переднем сиденье мы увидели Морозова и радостно бросились к нему. Наш командир был цел, невредим и не получил ни единой царапины. Открыв дверцу, он спокойно сказал, обращаясь к Амет-Хану:

– Что ж, ты был прав. Мотор действительно никуда не годится…»

Но в испытатели Султана взяли не сразу, только через два года после войны. И две Звезды Героя не помогали.

Все дело в том, что строптивый летчик не пожелал менять отметку о национальности в паспорте – «татарин». Вкупе с местом рождения «Алупка» это создавало проблемы Амет-Хану. Но после того, как у него буквально на глазах солдаты НКВД забрали в Алупке в мае 1944 года мать и ее родственников, чтобы отправить в азиатскую ссылку, он не мог поступить иначе, хотя, конечно, по всем советским, дагестанским и горским законам он имел полное право написать национальность отца: «лакец».

Помог бывший командующий 8‑й гвардейской воздушной армией Т. Хрюкин. По его рекомендации Амет-Хана взяли летчиком-испытателем во Всесоюзный летно-исследовательский институт им. Громова в Жуковском.

До своей трагической гибели при испытании самолета Ту-16 подполковник Амет-Хан Султан облетал практически всю боевую технику ВВС СССР того времени. Он был своим человеком в отряде космонавтов, где все знали, что к его слову стоит прислушиваться внимательно. Своим «крестным» в космос называл его первый космонавт Земли Юрий Гагарин.

Ситуации при испытаниях новой техники, в которые попадал Амет-Хан, были многочисленны настолько, что, наверное, его можно было бы назвать рекордсменом по опасным полетам, завершившимся благополучно.

Памятник Амету стоит прямо под капсулой прообраза первой крылатой ракеты, создававшейся для ВМС СССР. Многие люди по незнанию считают, что это самолет – потому что она очень уж похожа на первые советские реактивные машины вроде МиГа.

Эти испытания пилотируемого аналога самолета-снаряда КС («Комета») проводились в том числе и в Крыму. Он подвешивался под самолет Ту-4КС, самолет-носитель набирал 3000 метров, после чего отцеплял самолет-аналог. Уже в свободном падении автоматика включала двигатель, и самолет-снаряд летел на цель.

В ходе испытаний по этой теме Амет-Хан выполнил большое количество полетов с отцепкой от самолета-носителя. И вот однажды, после одной отцепки двигатель самолета-снаряда сразу не запустился, и только благодаря выдержке Амет-Хана, не покинувшего машину, а продолжавшего попытки запуска двигателя (которые увенчались успехом лишь у самой земли), опытная машина была спасена. За проведение этих испытаний Амет-Хану Султану в 1953 году была присуждена Сталинская премия 2‑й степени.

А ведь, как свидетельствовали многие осведомленные участники испытаний, Амет-Хан был представлен к третьей звезде Героя Советского Союза. Партийные бонзы отказали: «Третью звезду крымскому татарину? Да вы смеетесь, что ли?»

Но Амет-Хану, скромному и выдержанному человеку, награды были не нужны. Ему нужна была его работа, его небо.

Он первым в СССР провел полностью автоматическую дозаправку в воздухе, отработал до автоматизма систему катапультирования (за что, собственно, космонавты и были ему благодарны в первую очередь). Он провел в воздухе почти 4500 часов, освоил более 100 типов самолетов.

Говорят, когда он погиб в 1971 году, за его гробом в Жуковском шла длинная череда людей в бурках – горцы Дагестана приехали проводить человека из своего рода достойно, по правилам предков.

Шли ли с ними крымские татары? История не сохранила свидетельств об этом. А ведь знаменитый летчик много сделал для того, чтобы вернуть народ своей матери на его историческую родину. При этом, понятное дело, рисковал он карьерой нешуточно.

В 1956 году вместе с рядом бывших партийных и советских работников Крымской АССР, партизан Крыма Амет-Хан Султан подписал письмо с просьбой о реабилитации крымских татар, направленное в ЦК КПУ. Став знаменитым на всей планете, поддерживал его в этом Юрий Гагарин, выступавший с аналогичной просьбой с самых высоких трибун. Как мы знаем, тщетно. Несправедливость была исправлена уже в самом конце существования СССР.

Имя Амет-Хана Султана чтят на обеих его родинах. В Крыму памятники ему стоят в Каче и Алупке. А в Махачкале, где его считают своим героем, имя знаменитого аса войны и испытателя послевоенного времени присвоили аэропорту Махачкалы. Вместе с тем сам он старался сделать все, чтобы его двойное происхождение было предметом политических спекуляций.

Известный аварский писатель Расул Гамзатов вспоминал:

«Был у меня знаменитый друг, дважды Герой Советского Союза Амет-Хан Султан. Отец у него дагестанец, а мать – татарка… Дагестанцы считают его своим героем, а татары – своим.

– Чей же ты? – спросил я его однажды.

– Я герой и не татарский, и не лакский, – ответил Амет-Хан, – я – Герой Советского Союза.

– А чей сын?

– Отца с матерью. Разве можно их отделить друг от друга?»

Немцы во время войны называли его «Черной смертью», в отряде космонавтов СССР у него было шутливо-уважительное прозвище «пахан», в Дагестане его звали по-горски орлом. Эта гордая птица была его тотемным знаком.

Меньше чем за год до трагической аварии, унесшей его жизнь, боевой друг стал его уговаривать оставить испытание самолетов – мол, возраст уже не тот, да и болезни сказываются. На это Амет-Хан ответил:

– Знаешь, еще в детстве я от отца слышал такую горскую притчу: когда старый орел, говорил отец, предчувствует приближение смерти, он из последних сил