Максим Горький - Городок Окуров Страница 21
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Автор: Максим Горький
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 22
- Добавлено: 2018-12-24 10:11:19
Максим Горький - Городок Окуров краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Максим Горький - Городок Окуров» бесплатно полную версию:Максим Горький - Городок Окуров читать онлайн бесплатно
Не останавливая его, городовой выколачивал пепел из трубки и безнадёжным голосом говорил:
- Куда ты торопишься? Вот чудак! Лежал-лежал, вдруг вскочил. А куда?
Если бы Капендюхин попробовал остановить Вавилу, Вавила, наверное, ушёл бы из камеры, но, не встретив сопротивления, он вдруг ослабел и, прислонясь к стене, замер в недоумении, от которого кружилась голова и дрожали ноги. Городовой, растирая пальцем пепел у себя на колене, лениво говорил о том, что обыватели озорничают, никого не слушаются, порядок пропал.
- Такое идёт, как будто все, и мужчины и бабы, плешивые стали, ей-богу! У всех явилось какое-то одно, как у арестантов. Или выстегал их кто-то прутьями и люди не могут сидеть, бегают-бегают, а всё потому, что начальство уже устало заботиться о людях: а ну вас, свиньи, к бесу, нате вам свободу! Вот, живите, а я посмотрю с-за уголка, что будет...
Он рассердился, надул щёки и вышел, хлопнув громко дверью.
Бурмистров посмотрел на дверь, подошёл к ней, ударил ногой - дверь тяжело отворилась. Он выглянул в тёмный коридор, сурово крикнув:
- Эй, вы! Заприте!
Никто не ответил. Вавила, оскалив зубы, с минуту стоял на пороге каземата и чувствовал, словно кто-то невидимый, но сильный, обняв его, упрямо толкал вперёд. Притворив дверь, он, не торопясь, пошёл по коридору, дорога была ему известна. У него вздрагивали уши; с каждым шагом вперёд он ступал всё осторожнее, стараясь не шуметь, и ему хотелось идти всё быстрее; это желание стало непобедимым, когда перед ним широко развернулся пожарный двор.
Несколькими прыжками он добежал до конюшен, влез по лестнице на крышу, прыгнул с неё в чей-то огород, присел на корточки, оглянулся, вскочил и помчался куда-то через гряды, усеянные мёрзлыми листьями капусты и картофельной ботвой.
Усталый, запыхавшийся, он ткнулся в угол между каких-то сараев, встал на колени, - за забором, точно телеграфные проволоки в ветреный день, глухо и однообразно гудели потревоженные голоса людей.
Бурмистров оглянулся, взял из кучи щепок обломок какой-то жерди, вытянулся вперёд и приложил лицо к щели забора: в тупике за ним стояло десятка полтора горожан - всё знакомые люди.
Стояли они тесной кучкой, говорили негромко, серьёзно, и среди них возвышалась огромная седая голова Кулугурова. Все были одеты тепло, некоторые в валенках, хотя снега ещё не было. Они топтались на кочках мёрзлой грязи и жухлого бурьяна, вполголоса говоря друг другу:
- Ладно, говорю, ты спи! - рассказывал Кулугуров, сверкая глазами. - И только это легла моя старуха, - бух! В ставень, - камнем, видно, кинули.
- Их две шайки основалось, - докладывал Базунов осторожным и как бы что-то нащупывающим голосом, - Кожемякин да кривой со слободы - это одна, а телеграфистишка с горбатым из управы земской...
- Да, да, вот эти!
- Что же делать будем, а?
Бурмистров вздрагивал от холода. Часто повторяемый вопрос - что делать? - был близок ему и держал его в углу, как собаку на цепи. Эти зажиточные люди были не любимы им, он знал, что и они не любят его, но сегодня в его груди чувства плыли подобно облакам, сливаясь в неясную свинцовую массу. Порою в ней вспыхивал какой-то синий болотный огонёк и тотчас угасал.
Когда же он услышал, что Тиунова ставят рядом с Кожемякиным, его уколола в сердце зависть, и он горько подумал:
"Присосался, кривой чёрт!"
И тотчас же сообразил:
"Кабы он, дьявол, не покинул меня тогда, на мосту, - ничего бы и не было со мной!"
Народа в тупике прибавлялось, разговор становился всё более тревожным, всё менее ясным для Бурмистрова.
Кто-то говорил густым и торжественным голосом, точно житие читая:
- Ходит по городу старушка нищая Зиновея и неизвестная никому женщина с ней, - женщина-то, слышь, явилась из губернии, - и рассказывают они обе, будто разные образованные люди...
- Слободские идут!
- У собора сотен пять народу!
- Слободские - это беда!
- Один Вавила Бурмистров, боец-то их, на десять человек наскандалить может...
Вавила невольно пугливо откинулся от забора, но - ему было приятно слышать мнение горожан о нём. И на секунду в нём явилось острое желание прыгнуть через забор, прямо в середину кучи этих людей, - эх, посыпались бы они кто куда!
Он улыбнулся, закрыл глаза, его мускулы сами собою напрягались.
За забором горожане гудели, как пчелиный рой:
- В том соображении, что господь бог, святая наша церква и православное духовенство едины есть народу защитники-ходатели, то решили эти учёные, чтобы, значит, церкви позакрыть...
- Кожемякин вчера успокаивал, что ничего-де худого не будет...
- А свобода эта, всем данная, - ничего?
- Начнётся от них, свободных, городу разорение!
- Все дела остановились - какие могут быть убытки, а? Да будь-ка я на месте головы, да я бы, - ах, господи! гонцов бы везде послал...
- Что же, братцы, делать?
"Боятся, черти!" - соображал Вавила, оскалив зубы. Тревога обывателей была приятна ему, она словно грела его изнутри, насыщая сердце бодростью. Он внимательно рассматривал озабоченные лица и ясно видел, что все эти солидные люди - беспомощны, как стадо овец, потерявшее козла-вожатого.
И вдруг в нём вспыхнул знакомый пьяный огонь - взорвало его, метнуло через забор; точно пылающая головня, упал он в толпу, легко поджигая сухие сердца.
- Православный народ! - кричал он, воздевая руки кверху и волчком вертясь среди напуганных людей. - Вот он я, Бурмистров, - бейте! Милые эх! Понял я - желаю открыться, дайте душу распахнуть!
От него шарахнулись во все стороны, кто-то с испуга больно ударил его по боку палкой, кто-то завыл. Вавила кинулся на колени, вытянул вперёд руки и бесстрашно взывал:
- Бей, ребята, бей! Теперь свобода! Вы - меня, а вас - они, эти, которые...
Он не знал - которые именно, и остановился, захлебнувшись словами.
- Стой! - крикнул Кулугуров, взмахивая рукой. - Не тронь его, погоди!
- Я ли, братцы, свободе не любовник был?
Обыватели осторожно смыкались вокруг него, а Бурмистров, сверкая глазами, ощущал близость победы и всё более воодушевлялся.
- Что она мне - свобода? Убил я и свободен? Украл и свободен?
- Верно! - крикнул Кулугуров, топая ногами. - Слушай, народ!
Кто-то злобно и веско сказал:
- Да-а, слушай, он сам, чу, третьего дня, что ли, и впрямь человека убил!
- Да ведь он о том и говорит! - орал старый бондарь.
- Видали? - подпрыгивая, кричал Базунов. - Вот она - свобода! Разбойник, а и то понял! Во! Во-от она, русская совесть, ага-а!
Вавила немножко испугался и заиграл с жаром, с тоской и отчаянием.
- Верно - убил я! Убежал разве? Нету! Судите - вот я! Кого я убил?
Ему снова захлестнуло язык, сжало горло, он схватился руками за грудь и несколько страшных секунд молчал, не зная, что сказать.
Вокруг глухо бормотали:
- Кается!
- От души, видать!
- Простой народ - он завсегда бога помнит! А эти разные образованные они вон, слышь, и над богом издеваются...
- Ну всё-таки убийство ежели...
- Кого я убил? - крикнул Вавила. - Выученика Тиунова, кривого смутьяна...
Он сам удивился своим словам и снова на секунду замолчал, но тотчас понял выгоду неожиданной обмолвки, обрадовался и вспыхнул ещё ярче.
- За что я его? За поганые его стихи, ей-богу, братцы! За богохульство! Я знаю - это кривой его выучил, фальшивый монетчик! Не стерпело сердце обиды богу, ну, ударил я Симку, единожды всего, братцы! Такая рука, - я ничего не скрываю, - такая сила дана мне от господа! И тоже - где убил! У распутной девки! Там ли хорошему человеку место?
Мещане угрюмо смотрели на него, а Кулугуров убедительно говорил, покрывая крики Вавилы:
- Мы в этом не судьи, нас эти дела разбойные не касаются! А что он против свободы - это мы можем принять!
- Нет, кривой-то, а? - злобно воскликнул кто-то. - Везде!
- Смутьянишка, дьявол!
- Старушку бы эту Зиновею - и женщину с ней - тоже бы заставить, пусть расскажут про антихристовы затеи эти...
Чей-то тревожный голос крикнул:
- Глядите-тка, сколько их к собору прёт! Сомнут они нас, ей же богу! Братцы!
- И мы туда! - загремел Кулугуров. - Али мы не граждане в своём городе? И ежели все нас покинули без защиты, как быть? Биться? Вавил, айда с нами, скажи-ка им там всё это, насчёт свободы, ну-ка!
Он засучил рукава пиджака по локоть и сразу несколькими толчками сбил, соединил всех в плотную, тяжёлую кучу. Бурмистрова схватили сзади под руки и повели, внушая ему:
- Ты - прямо говори...
- Не бойсь, поддержим!
- Полиции нет...
- Мы тебе защиту дадим...
- Насчёт кривого-то хорошенько!..
Вавила точно на крыльях летел впереди всех, умилённый и восторженный; люди крепко обняли своими телами его тело, похлопывали его по плечам, щупали крепость рук, кто-то даже поцеловал его и слезливо шепнул в ухо:
- На пропятие идёшь, эхх!
- Пустите! - говорил Вавила, встряхивая плечами. Малосильное мещанство осыпалось с него, точно лист с дерева, и похваливало:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.