Александр Сегень - Общество сознания Ч Страница 21

- Ничего. Если его высочеству хочется, пусть следит за ублиетткой сотню лет.

- Ты все-таки презираешь его, и это нехорошо, - вздохнула Катя с укором, уловив ироничную интонацию в произнесении им слов "его высочество".

Дело в том, что князь Жаворонков был невысок ростом, и, может быть, потому ему нравилось, когда его всерьез величают "его высочество". Владимира Георгиевича это неизменно забавляло. Как и вся ситуация: в первый раз Катя вышла замуж по любви, во второй - по расчету и потом своего первого мужа сделала управляющим всеми делами в государстве своего второго.

- Ты не права, - возразил отец-основатель. - Я чрезвычайно уважаю нашего князя. Прости, если тебе послышалось в моих словах презрение.

- Ладно, высочайше прощаю.

Они взошли на холм, ступили на каменные плиты фундамента.

- Фу ты! - воскликнула княгиня. - ключи-то я дома оставила!

- В Москве? - рассмеялся Ревякин.

- Да нет. Димон, голубчик, сбегай обратно во дворец, принеси ключи. Они у меня в комнате, в ларце над камином.

- Над камином? В ларце? - переспросил телохранитель, немного еще поразмыслил и все же решил сбегать.

- Вот умница, - с облегчением вздохнула Катя. - А мы пока поцелуемся, чтобы согреться. К вечеру, смотри, как холодно стало.

Она подошла к Владимиру Георгиевичу, и они стали целоваться. Этот поцелуй радости отцу-основателю не доставил, поскольку он все время думал о том, что на них сейчас может издалека откуда-нибудь смотреть Марина. Зачем это надо?

- Не любя поцеловал, - оторвавшись от его губ, сказала Катя. - Ну ладно. Может, там лучше поцелуешь. Пошли.

Она стала спускаться вниз по ступеням, ведущим к двери в пещеру. Там, внизу, по углам еще лежали снежные корки. Катя извлекла из-за пазухи кошелек, из кошелька - ключ, вставила его в замочную скважину.

- Обманула бедного Димона, - покачал головой отец-основатель.

- Пусть побегает, погреется, - прокряхтела Катя. - Помоги.

Он взял у нее ключ и сам открыл замок. Дверь пришлось стукнуть ногой, чтобы открылась. Владимир Георгиевич достал из кармана маленький, но мощный японский фонарик, включил его. Они вошли в пещеру, закрыли дверь, и Ревякин повернул ключ в замке с этой стороны.

- Бедный Димон, - снова посочувствовал телохранителю отец-основатель. - Мало того, что ключа не найдет; прибежит обратно, а тут его кондратий хватит, решит, что нас с тобой похитили.

- Ничего. Этот Димон такая сволочь. Я про него такое тут узнала. Потом расскажу. Здесь не место. Кстати, Лешка прослышал еще, будто в этой пещере то ли при Анне Иоанновне, то ли при другой царице жил отшельник. И якобы когда он помер, то его нигде не могли сыскать. Не исключено, что он, умирая, туда и нырнул.

Длина пещеры составляла не больше десяти метров, и вот они уже стояли над огромной деревянной крышкой, под которой скрывался зев так называемой ублиеттки - дыры забвения. Средневековые замки непременно имели в своих подземельях подобные отверстия, в которые сбрасывались самые заклятые преступники. Их туда сбрасывали и там забывали. Оттого и название "ублиеттка", то есть "забвение".

- Сдвигаю? - спросил Владимир Георгиевич.

- Стра-а-ашно, - прошептала Катя. - Сдвигай.

Он сдвинул деревянную крышку, имеющую два метра в диаметре, и гул провалился в таинственное отверстие. В отличие от широкой крышки, отверстие было узкое, всего двадцать девять сантиметров в диаметре, и только очень худой человек мог бы в него провалиться. Но если отшельник вел настоящий отшельнический образ жизни и питался одними кореньями, то вполне.

- А! - крикнул Владимир Георгиевич в черный зев ублиеттки, и голос его канул туда, прокатился эхом. А коли есть эхо, есть и дно. Ничегошеньки она не раскрылась и в этот вечер.

- Махмуд, поджигай, - приказала Катя, и Владимир Георгиевич услышал, что она дрожит.

Он извлек из кармана факелок и зажигалку. Эти французские факелки для подводных целей на воздухе горели ослепительным пламенем и способны были не гаснуть в течение трех минут. Под водой - в течение двадцати. А длиной всего с карандаш. Отец-настоятель поставил в угол фонарь светом вверх и зажег один факелок. Тотчас, не медля ни секунды, чтобы не обжечься брызгами горящей селитры, швырнул факелок в отверстие. Вместе с Катей, щека к щеке, прильнул к дыре. Яркое пламя на секунду озарило трубу, стало уменьшаться, ударилось о дно, рассыпая брызги, и засияло там, глубоко, на уже измеренной глубине тридцать семь метров.

- Дно, - со вздохом подытожила Катя. - Не раскрылась.

Они сидели на корточках, прижавшись щека к щеке, и словно завороженные глазели туда, вниз, на горящее бело-лиловым светом пламя. Было что-то жуткое и величественное в этой немыслимой глубине. И Владимир Георгиевич промолвил:

- Глубизна! Все же потрясающая глубизна.

- А он не доволен, - печально отозвалась Катя.

- Кто?

- Лешка. Представляешь, в последнее время у него появилась идея фикс, будто в жизни ему достается все, чего ни пожелает. Но не без дна, как эта ублиеттка. Ты знаешь, мне кажется, он и во мне стал подмечать изъяны. Должно быть, думает: красавица, но могла быть и получше. Умница, но могла быть и поумнее. Жена, но могла быть и понежнее.

- Так вот почему... - начал Владимир Георгиевич, но не нашел слов для определения того, что произошло у них минувшей ночью по пути в княжество.

- Что "так вот почему"? Ах, это... Не знаю. Ты что, обижен? Не надо. Милый мой в лагере. Обними меня. Послушай! Мы ее сейчас откроем.

- Кого?

- Ублиеттку эту глупую. Вот так, смотри.

Катя стала расстегивать пуговицы своей теплой куртки. Он догадался о ее намерениях, сам быстро расстегнул пальто и накрыл им глотку глубокой скважины. Катя легла на пальто, продолжая вся расстегиваться.

- Ты застудишься, - пробормотал Владимир Георгиевич.

- Мы быстро, - трепетным голосом прошептала она в ответ. - Я чувствую, сейчас все быстро получится.

Зазвучали удары в дверь пещеры, глухо донесся голос бедного Димона:

- Ваше сиятель... то есть ваше высочество! Вы там?

- Да там! Там! - крикнула в страшной ярости Катя. - Жди!

Удары в дверь умолкли.

- Иди ко мне, любимый мой! Скорее! - ухнул в уши Владимира Георгиевича страстный голос его бывшей жены. - Представь, что я - ублиеттка.

Все и впрямь на сей раз произошло стремительно. И так, как еще никогда в жизни. Будто факелок вспыхнул и стремглав провалился в бездонную глубизну.

Некоторое время они лежали, вцепившись друг в друга так, будто ничто уже не сможет их расцепить. Потом она робко прошептала:

- Прости, мне дует в поясницу.

Он встал, торопливо застегнулся. Она тоже. Зубы у нее стучали не то от холода, не то от возбуждения. Пальто малость подпровалилось в дыру, словно ублиеттка принялась его всасывать в себя. Отец-основатель спас его, отряхнул, надел.

- Поджигай, - сказала Катя.

Он достал новый факелок, поджег его и, на сей раз чуть-чуть помедлив, бросил. Они снова прильнули щека к щеке над отверстием. Факелок пролетел положенное расстояние, но теперь не ударился о дно, рассыпаясь брызгами, а словно канул во что-то черное, исчез.

- Свершилось, - голосом, полным ужаса, промолвила Катя.

- Что за черт! - пробормотал Владимир Георгиевич в недоумении. Ну-ка, еще разок!

Он взял еще один горючий карандаш, поджег его и бросил в скважину. Повторилось то, что бывало обычно: факелок ударился о дно, брызнул искрами и остался лежать там и ярко гореть.

- Опять закрылась, - сказала Катя. - Теперь мы знаем, что нужно делать, чтобы ее открывать. Мы нашли ключ к ублиеттке, ты хоть понимаешь это?

- Нет. Надо повторить опыт, - отвечал Владимир Георгиевич, стараясь взять себя в руки.

- Завтра, - улыбнулась Катя, продолжая дрожать.

Владимир Георгиевич встал, распрямился, упершись теменем в потолок пещеры. Расправил плечи, приятно хрустнув лопатками. Катя тем временем ниже склонила лицо к ублиеттке.

- Мы разгадали тебя, ты теперь - наша, - произнесла она.

В следующую секунду откуда-то оттуда, из черной глубизны, поднялся жуткий, утробный, рыдающий стон:

- О-о-о-о-о-о-о-о-о!..

Это не было эхо. Это был чей-то чужой стон. Сама бездна стонала, отвечая на дерзкие слова Кати.

Княгиня Жаворонкова мгновенно вскочила на ноги, впилась ногтями в локоть Владимира Георгиевича.

- Что это было?

- Не знаю... - пробормотал отец-основатель. - Пойдем отсюда, пожалуй...

Он торопливо схватил край деревянной крышки и накрыл стонущую, раздразненную ублиеттку. В спешке чуть не забыл фонарик. Когда подошли к двери, почувствовал, как дрожат пальцы. Еле попал ключом в скважину.

- Ну, слава Богу, - сказал телохранитель Дима, увидев выходящих из пещеры.

- У меня коленки подкашиваются, - прошептала Катя, всем существом своим наваливаясь на локоть отца-основателя. - У нас получилось, влагере! У нас получилось, ты понимаешь это? Мы открыли ее. Она есть. Она наша.

- Да... да... - отвечал Владимир Георгиевич, не зная, что и говорить ей. Теперь он прекрасно осознавал, что факелок был бракованный и, прогорев сколько-то, попросту потух. Но этот стон... Ему он пока не мог подыскать объяснения.