Николай Борисов - Зеленые яблоки Страница 21

Джон улыбался, удивляясь, как старая повозка еще не рассыпалась - до такой степени подбрасывало ее на выбоинах дороги. Каждое из колес, которые едва держались на осях, подпрыгивало и вращалось в полном разногласии с остальными. Но если экипаж еще кое-как держался,рассуждал Джон,-то уж совершенно загадочно, почему не разлетелась в клочья нелепая сбруя. Как раз в тот момент, когда экипаж поравнялся с тюремным мостом, старик сделал последнюю попытку сдержать лошадь, приподнявшись со своего сиденья и натягивая вожжи. Одна из них была изношена до такой степени, что тут же порвалась. В то время как старик грохнулся обратно на сиденье, он невольно натянул уцелевшую вожжу, и от этого лошадь резко бросилась вправо: Что случилось затем, сломалось ли колесо или только слетело,- Джон не мог определить. Ясно было только одно, что на этот раз экипаж потерпел окончательное крушение. Старик, волочась по пьшьной земле, но упрямо не выпуская из рук уцелевшей вожжи, заставил лошадь описать круг и стать перед ним, брыкаясь и фыркая.

В этот момент, когда злосчастный старик вскочил на ноги, толпа оборванцев уже окружила его. Но их грубо отогнали жандармы, выскочившие из тюрьмы. Джон продолжал стоять у окна, и по тому любопытству, с которым он смотрел и прислушивался к происходившей на улице сценке, трудно было сказать, что ему оставалось всего несколько часов жизни.

Передав повод лошади одному из жандармов, даже не очищая приставшей к его одежде грязи, старик поспешно заковылял к повозке и принялся осматривать большие и маленькие ящики, составлявшие ее груз. Об одном из ящиков он особенно беспокоился: даже попытался его приподнять и стал прислушиваться к тому, не разбилось ли что внутри.

Когда один из жандармов обратился к нему, он выпрямился и заговорил поспешно и многословно:

- Я, увы, джентльмены, я старый человек, и мой дом далеко. Меня зовут Леопольде Нарваец Что правда, то правда, моя мать была немка, да сохранят покой ее души все святые, но отец мой был Балтазар де-Иезус-и-Серваллос-эНарваец, сын доблестной памяти генерала Нарваеца, который сражался под начальством самого великого Боливара. А теперь я почти разорен и далеко от дома.

Поощряемый вопросами, ободренный выражениями сочувствия, в которых не бывает недостатка даже у самых презренных оборванцев, он был преисполнен благодарности и охотно продолжал свой рассказ:

- Я еду со своей фермы. Это отняло у меня пять дней, а дела теперь очень плохие. Но даже благородный Нарваец может стать торгашом, и даже торгаш должен жить, разве это не так, джентльмены? Скажите мне, нет ли здесь Томаса Ленча, в этом прекрасном городе?

- У нас Томасы Ленчи так же многочисленны, как песок морской,расхохотался помощник смотрителя тюрьмы,- опишите его подробнее.

- Он двоюродный брат моей жены по второму браку,-с надеждой ответил старикашка и был изумлен тем, что толпа ответила на это громовым хохотом.

- В самом городе и его окрестностях живет добрая дюжина Томасов,продолжал помощник смотрителя.-Любой из них может быть двоюродным братом вашей второй жены, мистер. У нас есть Томас - пьяница, у нас есть Томас вор. У нас есть Томас - впрочем, нет, его повесили месяц тому назад за грабеж и убийство. Еще есть богатей Томас, собственник двух домов. Еще есть...

При каждом из называемых Томасов Леопольде Нарваец отрицательно качал головой. Но когда был упомянут домовладелец, надежда ожила в сердце старика, и он перебил:

- Извините меня, сэр, но это, вероятно, он. Я разыщу его. Если бы мой драгоценный груз мог быть где-нибудь сложен в безопасности, я отправился бы на поиски сию же минуту. Я, конечно, смогу доверить его вам, ибо вы, это можно видеть и с закрытыми глазами,-человек честности и чести.

Говоря так, он вынул из кармана две серебряных монеты и передал их тюремщику.

- Вот, я хотел бы, чтобы вы и ваши люди получили немного удовольствия за то, что поможете мне.

Джон ухмыльнулся про себя, когда заметил, что интерес и уважение к старикашке заметно увеличились в жандармах после денежного подарка. Они отогнали наиболее любопытных из толпы от разбитой повозки и начали переносить ящики в помещение тюрьмы.

- Осторожно, осторожно,-умолял старикашка, страшно забеспокоившись, когда они взялись за большой ящик.-Несите его бережнее. Он очень ценен и хрупок, чрезвычайно хрупок.

В то время как содержимое повозки переносилось в тюрьму, старик снял с лошади всю сбрую, оставив только уздечку, и перенес ее в экипаж. Но смотритель приказал внести внутрь и сбрую, объяснив, указывая на толпу оборванцев:

- Здесь не останется ни одного ремешка через минуту после того, как мы повернемся спиной к повозке.

Взобравшись на развалины экипажа и поддерживаемый ззо тюремщиком и его людьми, старый торгаш кое-как влез на спину своей лошади.

- Так, хорошо,-сказал он, добавив с признательностью, - бесконечно благодарен вам. Мне посчастливилось встретиться с хорошими людьми, в чьих руках мои товары останутся целы. Это ничтожные товары, товары, вы понимаете, которыми торгуют вразнос, но для меня это все. Я чрезвычайно рад, что встретил вас. Завтра я вернусь с моим родичем, которого я, конечно, найду, и сниму с вас тяжесть оберегания моего ничтожного имущества.

Он приподнял свою шляпу.

Он начал удаляться, давая животному идти только шагом, опасаясь его как виновника только что происшедшей катастрофы.

Вдруг смотритель окликнул его. Старик остановился и повернул голову.

- Поищите на кладбище, мистер Наваец,- посоветовал тюремщик.-Добрая сотня Томасов лежит там.

- Особенно будьте осторожны, прошу вас, мистер, с большим ящиком,-отозвался торгаш.

Джон увидел-затем, как улица снова опустела, потому что и жандармы и оборванцы поспешили скрыться. "Удивительно",-думал Джон,-какие-то интонации в голосе старого торгаша смутно показались ему знакомыми.

Сделав это заключение, Джон перестал думать дальше об инциденте, отошел от окна и подсел к Айрис.

В комнате сторожа, в каких-нибудь пятидесяти футах от камеры Джона, происходила сцена ограбления Леопольда Нарваеца.

Началось это с того, что смотритель произвел внимательный и всесторонний осмотр большого ящика. Он приподнял один конец, чтобы судить о содержимом по весу, и понюхал, как нюхает след ищейка в тщетной попытке разрешить загадку обонянием.

- Оставь его в покое,-засмеялся один из жандармов,-тебе заплатили два шиллинга за то, чтобы ты был честен.

Помощник смотрителя вздохнул, отошел, сел, продолжая оглядываться на ящик, и снова вздохнул. Разговор пресекся, но глаза жандармов неизбежно обращались в сторону ящика. Засаленная колода карт оказалась бессильной отвлечь от него их внимание. Игра была скоро брошена. Жандарм, который надсмехался над смотрителем, сам подошел к ящику и понюхал.

- Ничем не пахнет,-объявил он.-В ящике абсолютно нет ничего такого, что имело бы запах. Нто может там быть?..

- Вот идет Вильсон,-указал смотритель на входящего в эту минуту привратника, чьи заспанные глаза говорили о только что прерванной сиесте.Ему не платили за то, чтоб он был честен. Эй, Вильсон, удовлетвори наше любопытство и скажи нам, что в этом ящике.

- Откуда я могу знать-сказал Вильсон, глядя мигающими глазами на интересующий их предмет.- Я только сейчас проснулся.

- Но ведь тебе не было заплачено за то, чтобы ты был честен? - спросил смотритель.

- Но ведь, матерь божия, где есть такой человек, который мог бы мне заплатить за то, чтобы я был честен?- воскликнул привратник.

- В таком случае возьми вон там топор и вскрой ящик,-округлил свою мысль смотритель. -Мы не имеем права. Вскрой ящик, Вильсон, или мы помрем от любопытства.

- Мы поглядим, мы только поглядим,- нервозно пробормотал жандарм, пока привратник отрывал доску с помощью лезвия топора.-Затем мы снова забьем ящик и... сунь туда руку, Вильсон, что там такое? А, на что оно похоже? Ах!...

Рука Вильсона нырнула в ящик, зацепила что-то и появилась вновь, вытянув какой-то предмет цилиндрической формы, обернутый картоном.

- Сними покрышку осторожно, ее нужно будет снова поставить на место,-предупредил его тюремщик.

И, когда сначала картонная, а потом бумажная оболочки были сняты, глазам всех присутствующих представилась большая бутыль виски.

- Как изумительно она упакована,- пробормотал смотритель- тоном священного ужаса.-Напиток, очевидно, очень высокого качества, если его так бережно пакуют:

- Это виски-американо,-вздохнул один из жандармов.- Лишь один раз в своей жизни пил я виски-американо!..

Жандарм взял бутылку и приготовился, отбить ей горлышко.

- Стой! - закричал смотритель.- Тебе заплатили за честность!

- Мне заплатил человек, который сам был бесчестен,- был ответ.- Эта штука - контрабанда. Пошлина за нее никогда не была заплачена. Старикашка торгует запрещенными товарами. Мы можем не только с признательностью, но и с чистой совестью завладеть ими. Мы их конфискуем, мы примем меры к их уничтожению.