Собрание сочинений. Том 7. Мельник из Анжибо. Пиччинино - Жорж Санд Страница 21

смерть. Деньги как бы вливаются ему в кровь, они завладевают всем его существом, вследствие чего, утратив свое богатство, он неизбежно лишится жизни или ума. После того как приобретенное благосостояние производит такое преображение его физического и нравственного облика, в уме его, как правило, не остается места для каких-либо мыслей о служении человечеству, равно как и для религиозных представлений. Совершенно бесполезно негодовать по адресу подобных людей: иными они быть не могут. Они всё жиреют и жиреют, пока не доходят до апоплексии или не впадают в идиотизм. Их умение наживать и беречь деньгу, поначалу весьма развитое, к середине их жизненного пути угасает, и, сколотив с замечательной быстротой и ловкостью изрядное богатство, они в еще не старом возрасте утрачивают напористость, собранность и деловитость. Никакая общественная идея, никакое стремление содействовать прогрессу не воодушевляют их. Переваривание пищи становится для них главным делом жизни; их достояние, на приобретение которого было затрачено столько энергии, опутывается множеством долговых обязательств и подтачивается множеством промахов в управлении им, не говоря уже о том, что тщеславие вовлекает их в спекуляции, превышающие их возможности; в итоге все эти богачи оказываются почти что разоренными как раз в то время, когда им больше всего завидуют.

Господин Бриколен не дошел еще до этой точки. Он был в том возрасте, когда дееспособность и воля еще в полной силе и могут противоборствовать самодовольству и распущенности, которые, соединяясь вместе, заволакивают мозг человека густым туманом. Но достаточно было увидеть морщинки у его глаз, его большой живот, а также нервное дрожание рук, приобретенное благодаря ежедневной «утренней порции» (то есть двум бутылкам белого вина, выпиваемым натощак вместо кофе), — и легко можно было предсказать, что этот поворотливый человек, отнюдь не лежебока, осмотрительный и прижимистый в делах, очень скоро утратит здоровье, память, рассудительность и даже необходимую ему для его дел душевную черствость, превратившись в опустошенного пьяницу, нуднейшего болтуна и такого хозяина, которого просто грех не обмануть.

Лицо его было по-своему красиво, хотя и начисто лишено одухотворенности. Широкоскулое, с резко обозначенными чертами, оно отличалось необычайно энергичным и жестким выражением. У этого человека были черные глаза, чувственный рот, низкий выпуклый лоб, курчавые волосы; взгляд был быстрый и колючий, речь — рубленая, но не косноязычная. Во взгляде его не было фальши, в повадке — лицемерия. Он не плутовал с людьми: глубокое уважение к понятиям «мое» и «твое», столь существенное в современном обществе, делало его не способным на мошенничество. Впрочем, этому препятствовал также и цинизм стяжателя, не считающего нужным прикрашивать свои намерения; сказав кому-либо из себе подобных: «Мой интерес противоположен твоему», господин Бриколен считал, что оправдал в его глазах свои действия самым священным законом и совершил акт высокой честности, не скрыв того, что у него на уме.

Полубуржуа-полумужлан, он по воскресеньям носил одежду, представлявшую собой смесь крестьянского и господского платья. Тулья его шляпы была ниже, чем у господ, а поля ее; уже, чем у поселян. На нем была серая блуза с поясом и складками вокруг всей его расплывшейся талии; она придавала ему сходство со стянутой обручем бочкой. Его гетры насквозь пропитались запахами хлева, а галстук был засален до лоска. На Марсель этот низкорослый, напористый субъект произвел самое неприятное впечатление, а его речи, вращавшиеся исключительно вокруг денег, понравились ей еще меньше, чем назойливая предупредительность его половины.

Вот примерное содержание двухчасовых разглагольствований, которые исходили от господина Бриколена и обрушивались на Марсель. Бланшемонское поместье было обременено ипотечным долгом, составлявшим более чем треть его стоимости. Покойный барон, кроме того, взял в счет арендной платы немалые суммы вперед, и притом под огромные проценты, которые господин Бриколен не мог не спрашивать с него ввиду трудности добывания денег и принятой в этой местности нормы ростовщического барыша. Госпожа де Бланшемон будет вынуждена согласиться с еще более тяжелыми условиями, если желает и впредь держаться системы, которую установил в свое время барон по ее уполномочию; или же, прежде чем получить какой-либо доход, ей придется ликвидировать всю задолженность по ссудам и процентам на них, а также по процентам на проценты, что в целом составит сумму свыше ста тысяч франков. Что касается других заимодавцев, то они хотят либо полностью вернуть себе одолженные деньги, либо считать их превращенными в земельную собственность. Таким образом, нет иного выхода, как продать землю или же быстро найти капиталы; словом, земля стоит восемьсот тысяч франков, долги составляют четыреста тысяч, еще за вычетом долга самому господину Бриколену. Остается триста тысяч франков, и ими отныне исчерпывается состояние госпожи де Бланшемон, помимо тех средств, которые ее супруг, может быть, оставил, а может быть, и не оставил своему сыну и действительные размеры которых еще неизвестны.

Марсель отнюдь не ожидала подобной катастрофы, не предвидела даже вдвое меньшего ущерба. Кредиторы еще не заявляли своих претензий; будучи держателями падежных бумаг, все они, начиная с господина Бриколена, выжидали, пока вдова не узнает, как обстоят ее дела, чтобы потребовать либо немедленного и полного погашения долга, либо продолжения выплаты процентов согласно условиям займа. Когда она спросила Бриколена, почему за полтора месяца ее вдовства он не счел нужным ознакомить ее с положением дел, арендатор с беззастенчивой откровенностью разъяснил, что ему не было ни малейшего смысла торопиться, что юридическая сила имеющихся у него заемных писем бесспорна и что каждый день, просроченный помещиком, является прибыльным для арендатора, поскольку проценты продолжают нарастать, а риска нет никакого. Это наглое рассуждение сразу открыло Марсель глаза на нравственный облик господина Бриколена.

— Вы правы, — сказала она с иронической улыбкой, которую арендатор не захотел понять, — я вижу, что вина на мне, если каждый пропущенный день поглощает средства, превышающие доход, на который я могла, казалось мне, рассчитывать. Но ради сына я должна положить предел этому — скажем прямо — разгрому, и надеюсь, что вы, господин Бриколен, подадите мне добрый совет, как сейчас поступать.

Господин Бриколен, немало удивленный спокойствием, с каким владелица Бланшемона встретила известие о том, что она почти разорена, и еще более ее доверчивым обращением к нему за советом, пристально посмотрел ей в лицо и прочел на нем нечто вроде лукавого вызова, который беспримесное чистосердечие бросало его стяжательству.

— Я прекрасно вижу, — сказал он, — что вы испытываете меня, но я не хочу, чтобы ваша семья имела повод для упреков по моему адресу. Нехорошо, если человека можно обвинить в том, что он корысти ради поощряет займы под ростовщический процент. Нам с вами, сударыня, нужно серьезно поговорить, но