Ветер сулит бурю - Уолтер Мэккин Страница 21

— Если вы посмеете стрелять в тюленей, — раздался сзади возмущенный голос, — я сообщу об этом в полицию.

Все четверо испуганно подняли головы.

— О Господи! — произнес Питер. — Опять ты!

Он подставил левую руку под ружье, примостил дуло на бугорке прямо перед собой и положил палец на спусковой крючок.

— Не давай ему стрелять! — взмолилась она, обращаясь к Мико, а потом вскочила на ноги и закричала: — К-шш, к-шш! — так что голос ее разнесся далеко над водой.

Тюлени подняли испуганные морды и затем с невероятной быстротой соскользнули со скалы в море. В тот же момент раздался выстрел. Они увидели всплеск ярдах в десяти левее скалы.

— Если бы я знала, — сказала девочка ядовито, — что ты такой меткий стрелок, я бы не стала беспокоиться. — Потом повернулась и пошла прочь.

— Господи Боже! — негодовал Питер.

— Брось, Питер, — сказал Мико, положив ему руку на плечо, — ну чего ты из-за нее расстраиваешься?

Томми все о чем-то думал.

— А ведь уже темнеет, — сказал он. — Когда прилив заливает дамбу?

Это вернуло их к действительности. Они переглянулись, а потом как по команде вскочили на ноги и побежали во весь дух, пока не достигли вершины холма, без оглядки помчались вниз по противоположному склону и остановились, только когда добежали до дамбы и увидели, что прилив уже начался и бурлящая вода перекатывается через нее.

И тут они заметили девочку. Она стояла и смотрела на них.

— Это все из-за тебя, — сказала она Питеру. — Из-за твоей глупой стрельбы. Я бы давным-давно ушла, если бы не считала своим долгом оставаться здесь и присматривать, чтобы вы никого не убили. А потом я засмотрелась на тюленей и забыла. Что же нам теперь делать?

— Вода еще не такая высокая, — сказал Питер. — Можно перейти.

— Ну что ты, Питер! — сказал Мико. — Ты посмотри на прибой. Тут слона смоет.

— Тогда давайте переплывать, — настаивал Питер.

— Не будь глупее, чем кажешься, — сказала девочка. — Здесь почти полмили, а тянет так, что оглянуться не успеешь, как тебя в Америку унесет.

— На мой взгляд, — сказал Питер, обращаясь к темнеющему небу, — древние китайцы были единственной в мире разумной нацией, потому что они топили всех девчонок.

— Может, мы бы и правда переплыли, — сказал Мико, прикидывая расстояние.

— Да что ты, Мико, — запищал Туаки, — я же не умею плавать.

— Ах да, я и забыл, — сказал Мико.

— Я тоже не умею плавать, — заметил Томми, — но об этом ты, конечно, не подумал.

— Раз так, ничего не поделаешь! — сказал Мико. — Сейчас около десяти. Часа через три мы сможем пройти.

— Боже мой! — сказал Туаки. — Это значит, будет час ночи. Да отец меня убьет.

— А что нам еще делать? — спросил Мико.

— Ничего, — ответила девочка. — Ты совершенно прав. Нам придется ждать, вот и все. Прямо не знаю, что мои родители подумают.

— Подумают, наверно, что ты умерла, и вздохнут с облегчением, — сказал Питер.

Она поджала губы, повернулась и пошла вверх по холму прочь от них. Уже почти совсем стемнело. На дальнем конце дамбы поднимался огромный месяц, но опытный взгляд Мико сразу заметил, что он вскоре скроется за темными тучами, которые уже начали затягивать горизонт. И не ливень это будет, а настоящий хороший, упорный дождь. Уж как зарядит, так скоро не кончится.

— По-моему, — сказал он, — нам надо пойти на гору и разложить под деревом костер. Больше укрыться нам все равно негде, а дождь будет. Пошли бы вы берегом да посмотрели, не прибило ли там каких щепок. Тащите все, что найдете, нам все сгодится. На всем острове, кроме этого дерева, нет ни куста. Даже папоротник здесь не растет. Питер, вы с Томми идите с той стороны, а мы с Туаки пойдем с этой. Встретимся на том конце.

Мальчики пожали плечами и отошли. Мико подумал, что искать они будут не очень-то тщательно, потому что у них всегда находились темы для разговоров, отвлекавших их от таких простых вещей, как работа. Он пошел берегом. Ночная тишина нарушалась осторожными всплесками волн, мягко ударявших о берег. Так перед прыжком бьет хвостом тигр. Туаки не отходил от Мико ни на шаг. Они шли, внимательно глядя себе под ноги. В темноте Туаки приятно было видеть рядом с собой массивную фигуру Мико. По правде говоря, Туаки побаивался темноты. Это был смутный страх, порожденный болезненным воображением, — результат сказок, которыми бабушка Туаки развлекала внуков, пока была жива. Она была старая-старая. И всегда сидела у очага в аккуратно расправленной красной юбке, в неизменном клетчатом платке, так что казалось, будто она приросла к шестку. У бабки была коротенькая старая трубка, которую она тайком покуривала, когда думала, что дети на нее не смотрят. И было очень занятно наблюдать, как проворно прятала она трубку в складках красной юбки, стоило кому-нибудь появиться в дверях или если кто из детей поднимался по нужде чуть свет и бежал в домик во дворе (другими удобствами поселок пока что не располагал). Она вечно рассказывала им всякие небылицы, от которых, пожалуй, даже у собаки шерсть зашевелилась бы, больше про всякую нечисть, которая появляется откуда-то с наступлением темноты, так что если тебе приходилось срочно выбежать на двор, то волей-неволей припоминались ее рассказы, и у тебя мурашки начинали по спине бегать, и волосы на голове подымались дыбом, и ты кидался назад в ярко освещенную кухню, так и не окончив начатого дела, и, конечно, вернувшись обратно в постель, продолжал думать и не мог уснуть, потому что знал, что все равно надо будет снова вставать, никуда от этого не денешься, и что на этот раз придется побить или подкупить кого-нибудь из братьев, чтобы он пошел с тобой за компанию.

— Темно-то как, а, Мико? — сказал он шепотом, чтобы не нарушать ночной тишины.

— Ага! — отозвался Мико. — Я тоже ни черта больше не вижу, а набрали мы очень мало. И еще эта девочка там наверху совсем одна. Пошел бы ты к ней пока, Туаки, а я бы встретил остальных.

— Да ты что, Мико! Чего это я пойду сидеть с девчонкой?

— Она