Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты Страница 216

Соня, едва удерживая слезы, сказала, что она надеется на его честь, что никого не имеет, кроме него, и показала ему оставленное ею у себя письмо Анатоля.

— Это адресовано вашей кузине графине Наталье Ильиничне?— сказал он, прочтя несколько строк и строго взглядывая на Соню.

Она опустила голову, подтверждая.

Pierre продолжал читать, и Соня слышала, как он не дышал, а сопел, и как лист бумаги трещал, быстро дрожа в его руках. Он, прочтя, бледный вопросительно посмотрел на Соню, хотел что-то сказать и не мог выговорить.

— Она верит ему, — заговорила Соня. — А я знаю, что это... Граф, помогите мне. Спросите у него, велите ему...

Pierre всё молчал. Только, увидав в двери Наташу, он торопливо передал письмо назад Соне и с страхом и любопытством посмотрел на Наташу. Он пошел было к Наташе, но вдруг остановился и повернулся к Соне.

— Что же, как вы думаете, граф, правда это или обман?[3769]

— Обман? Хуже, — проговорил Pierre. — Благодарю вас за доверие ко мне... Я сделаю... —только сказал он.

Весь обед он молчал и упорно и злобно смотрел на Наташу. Ему казалось, что он ненавидел ее.[3770]

* № 148 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

Pierre лежал ногами на столе и спокойно читал, когда ему принесли письмо Сони.

Получив это письмо, долго не мог притти в себя. Он, боясь влияния на него Наташи, не ездил с этой целью к Ростовым, и вот к чему повело его отсутствие. <Pierre поскакал отъискивать Анатоля и нашел его в расстегнутой белой рубашке у цыган. Цыгане пели «Пряди, моя пряха», две плясали. Одну на коленах держал Анатоль и весело, добродушно хохотал чему-то.

— Э, ва-ше сиятельство, графчик, — закричала старуха, встречая Pierr'a. Гости улыбнулись ему радостно, в том числе и Анатоль. Там такой был в низеньких комнатах, что ничего нельзя было расслышать. Pierre подошел к Анатолю и стал звать его.

— Погоди. Ах, ты, моя пряха, — кричал он. — Пей. Фрак долой.

— Поди сюда,[3771] — сказал Pierre, хватая его за руку, по французски.[3772]

Анатоль смутился и, добродушно улыбаясь, пошел за Ріеrr’ом.

Анатоль вышел в маленькую комнатку, где стояла двухспальная.

— Иди, князь, — кричала в дверь цыганка.

— Сейчас.

Но Pierre запер дверь.

— Что ты хочешь этим? — сказал Pierre, показывая.

— А,[3773] с Ростовой, — смутился Анатоль, схватил записку.— Что тебе за дело?[3774]

— Одевайся и едем, — сказал Pierre.

— Куда?[3775] Я не могу жениться. Я тебе сказал.

— Одевайся и едем. И чтоб твоего духа не было в Москве.[3776]

— Я готов, mon cher, но ты знай, что я хотел достать денег.

— Подлец, — сказал Pierre, — деньги я дам.

— Mon cher...

— Знай, что, ежели завтра я узнаю, что ты здесь...

— Ну, уеду, уеду, чего же тебе?

Pierre вышел с ним. Его окружили цыгане, стали величать. Он выпил вина,[3777] но уехал вместе с Анатолем и, выслав ему деньги, велел сказать себе, когда графиня [?] приедет [?]

* № 149 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

Анатоль, получив записку Наташи и решившись увезти ее,[3778] был у Долохова. Долохов все приготовил для похищения и для тайного, ложного брака. Долохов с своим уменьем всё устроил и заботливо приготавливал Анатоля к отъезду. Анатоль, взволнованный и[3779] нетерпеливый, ходил по комнате с запиской в руках и с удивлением увидел Pierr'a.

Pierre подал ему его письмо к Ростовой.[3780] Pierre чувствовал себя виноватым и робея сказал:

— Что ты хочешь этим сделать? Ты понимаешь?

— Что такое? Как? — спросил Анатоль.

— Что ты хочешь? Хочешь ты жениться на ней, или?.. — спрашивал Pierre, но в голосе его не было решительности. Глядя на счастливое, веселое лицо Анатоля, вдруг сделавшееся огорченным, он чувствовал, что не имел никакого права вмешиваться в это дело, что Анатоль был прав, что всё так коротко и так глупо.

Но Анатоль был смущен еще более Pierr'a.

— Я не знаю. Ma parole d'honneur,[3781] я не знаю. Je suis fou amoureux d'elle,[3782] я на всё готов. Но стало быть открыто.

— Да... — В это время вошел Долохов с своим светлым взглядом и своей твердой походкой.— Ну, вот пиши[3783] дьякону, чтобы он был готов, — сказал он Анатолю. — Безухий, ты как?

— Всё открыто, — сказал Анатоль, — вот мое письмо. Чорт возьми...

Долохов нахмурился.

— Ну, всё к чорту. Я говорил, вчера надо было.[3784]

— Чорт возьми. Я не знаю. Жизнь бы отдал за то, чтобы удалось.

— Поезжай в Петербург завтра, вот и всё, — сказал Долохов.

— Неужели всё кончено. Безухий, ты знаешь, какая она прелесть.

— Женись, — сказал Pierre, боясь, что Анатоль примет его предложение, но Долохов ответил за него смехом. — Едем к цыганам, вот и всё.

— Эх! — промычал Анатоль, — скверно.[3785]

— Об одном я тебя прошу, — сказал Pierre. — Это то, чтобы ты уехал.

— Еще бы, завтра уеду. Ах, проклятье.

Pierre простился, вышел от них и поехал к Ростовым.

«Нет, он не виноват», думал Pierre. «Но бедный Андрей и ничтожная, гадкая девушка».

* № 150 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

<Получив письмо Наташи, Анатоль поехал к сестре.

— Hélène, mon ange! Je suis le plus heureux des mortels,[3786] — сказал он ей. —Ты знаешь. Я увезу ее. Ma parole d'honneur.[3787] Я увезу ее.

— Пожалуйста, мне ничего не рассказывай о своих проказах, меня не мешай.

— Душа моя! Мне деньги нужны, ради бога. Я душу черту заложу.

— На что же тебе деньги?

— Да ведь ты не велишь говорить тебе...

— Разумеется.

— Ma chère! Elle m'aime.[3788] Я еду к Долохову, он мне обещал всё устроить, попа, тройки и ночью в шубку в сани и... Нет, ты дашь денег?

— Я тебе дам денег, но только не на твои глупости. Et très amoureuse?[3789] — спросила, кротко улыбаясь, Hélène.

— Ну, давай, ради бога. Я тебе отдам. Мне хоть три тысячи теперь. — Hélène дала денег, от нее Анатоль поехал к Долохову, который взялся устроить всё похищение.

— Так всё сделаю, что ни одна бестия не пронюхает, две тройки, поп у меня есть... Ступай домой и собирайся, в одиннадцать часов я у тебя.

Pierre застал Анатоля одного, спящего на диване, после клубного обеда.>

* № 151 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX).

<Раза два видев Наташу с Анатолем, он удивлялся, какое удовольствие могла с ним находить Наташа, но он так верил в нее, что не смел сомневаться, говорил себе: верно, я не понимаю, а так надо. Он ничего не воображал до объяснения Сони. Когда Соня стала рассказывать, он выставил глаза и сначала улыбался. Всё, касавшееся Наташи, должно было быть приятно и весело. Но улыбка мало помалу перешла в плаксивую гримасу, и когда на вопрос его, чего же она боится? Соня со слезами закричала: — Как же вы не понимаете, граф, они целуются — она погубит себя, она этого хочет... [сказав][3790] это, посмотрела на Pierr'a и, не веря своим глазам, увидала, что он плачет. Он извинился перед Соней за свою слабость и уехал домой, тотчас же отыскал [Анатоля] и тут между зятем и шурином произошла такая же сцена, как и тогда между тестем и зятем. Pierre в первый раз после семи лет пришел в свое наследственное от отца львиное бешенство, но на этот раз он не удержался.

Когда он объявил Анатолю, чтоб тот уезжал сейчас же и чтобы он знал, что после его поступка с Наташей он не смел показываться ему на глаза, Анатоль сказал:

— Que diable sur quel ton le prenez vous, parce qu'on embrasse une jolie fille?[3791]

Pierre, сжав кулаки, подошел к его лицу.

— Ты хочешь жениться на ней?

— Да, ежели бы у ней было состояние...

Но не успел Анатоль договорить этого, как Pierre с поднятыми кулаками бросился на него и стал бить его по голове и спине до тех пор, пока Анатоль, и не думая защищаться, не выбежал из комнаты. Анатоль уехал, тем более, что Pierre послал ему десять тысяч и объявил, что до тех пор, пока он не покажется в Москве, он будет получать прежнюю пенсию.

Но этого подвига было мало.

Pierre, который спорил с князем Андреем о том, что нельзя простить никогда падшую женщину, и не ставил себе вопроса, прощает он или не прощает Наташу. Она была всё та же для него. Только новый, грустный, матовый круг этой ореолы прибавился, это было сожаление.>[3792]

№ 152 (рук. № 89. T. II, ч. 5, гл. XX—XXII).

После первого своего свиданья с Наташей в Москве Pierre почувствовал, что он не свободен и неспокоен с ней, он решил не ездить к ним.[3793]