Николай Некрасов - Том 4. Поэмы 1855-1877 Страница 22

Отворяя дверь, кричит

«Эй! запрягать, сейчас!..»

Княгиня М.Н. Волконская*

Глава 1

Проказники внуки! Сегодня ониС прогулки опять воротились:«Нам, бабушка, скучно! В ненастные дни,Когда мы в портретной садилисьИ ты начинала рассказывать нам,Так весело было!.. Родная,Еще что-нибудь расскажи!..» По угламУселись. Но их прогнала я:«Успеете слушать; рассказов моихДостанет на целые томы,Но вы еще глупы: узнаете их,Как будете с жизнью знакомы!Я всё рассказала, доступное вамПо вашим ребяческим летам:Идите гулять по полям, по лугам!Идите же… пользуйтесь летом!»

И вот, не желая остаться в долгуУ внуков, пишу я записки;Для них я портреты людей берегу,Которые были мне близки,Я им завещаю альбом — и цветыС могилы сестры — Муравьевой,Коллекцию бабочек, флору ЧитыИ виды страны той суровой;Я им завещаю железный браслет…Пускай берегут его свято:В подарок жене его выковал дедИз собственной цепи когда-то…

Родилась я, милые внуки мои,Под Киевом, в тихой деревне;Любимая дочь я была у семьи.Наш род был богатый и древний,Но пуще отец мой возвысил его:Заманчивей славы героя,Дороже отчизны — не знал ничегоБоец, не любивший покоя.Творя чудеса, девятнадцати летОн был полковым командиром,Он мужество добыл и лавры победИ почести, чтимые миром.Воинская слава его началасьПерсидским и шведским походом,Но память о нем нераздельно слиласьС великим двенадцатым годом:Тут жизнь его долгим сраженьем была.Походы мы с ним разделяли,И в месяц иной не запомним числа,Когда б за него не дрожали.«Защитник Смоленска» всегда впередиОпасного дела являлся…Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,Он вновь через сутки сражался,Так летопись жизни его говорит:В ряду полководцев России,Покуда отечество наше стоит,Он памятен будет! ВитииОтца моего осыпали хвалой,Бессмертным его называя;Жуковский почтил его громкой строфой,Российских вождей прославляя:Под Дашковой личного мужества жарИ жертву отца-патриотаПоэт воспевает. Воинственный дарЯвляя в сраженьях без счета,Не силой одною врагов побеждалВаш прадед в борьбе исполинской:О нем говорили, что он сочеталС отвагою гений воинский.

Войной озабочен, в семействе своемОтец ни во что не мешался,Но крут был порою; почти божествомОн матери нашей казался,И сам он глубоко привязан был к ней.Отца мы любили — в герое,Окончив походы, в усадьбе своейОн медленно гас на покое.Мы жили в большом подгородном дому.Детей поручив англичанке,Старик отдыхал. Я училась всему,Что нужно богатой дворянке.А после уроков бежала я в садИ пела весь день беззаботно,Мой голос был очень хорош, говорят,Отец его слушал охотно;Записки свои приводил он к концу,Читал он газеты, журналы,Пиры задавал; наезжали к отцуСедые, как он, генералы,И шли бесконечные споры тогда;Меж тем молодежь танцевала.Сказать ли вам правду? была я всегдаВ то время царицею бала:Очей моих томных огонь голубойИ черная с синим отливомБольшая коса, и румянец густойНа личике смуглом, красивом,И рост мой высокий, и гибкий мой стан,И гордая поступь — пленялиТогдашних красавцев: гусаров, улан,Что близко с полками стояли.Но слушала я неохотно их лесть…Отец за меня постарался:«Не время ли замуж? Жених уже есть,Он славно под Лейпцигом дрался,Его полюбил государь, наш отец,И дал ему чин генерала.Постарше тебя… а собой молодец,Волконский! Его ты видалаНа царском смотру… и у нас он бывал,По парку с тобой всё шатался!»— «Да, помню! Высокий такой генерал…»— «Он самый!» — старик засмеялся…«Отец, он так мало со мной говорил!» —Заметила я, покраснела…«Ты будешь с ним счастлива!» — круто решилСтарик, — возражать я не смела…

Прошло две недели — и я под венцомС Сергеем Волконским стояла,Не много я знала его женихом,Не много и мужем узнала, —Так мало мы жили под кровлей одной,Так редко друг друга видали!По дальним селеньям, на зимний постой,Бригаду его разбросали,Ее объезжал беспрестанно Сергей.А я между тем расхворалась;В Одессе потом, по совету врачей,Я целое лето купалась;Зимой он приехал за мною туда,С неделю я с ним отдохнулаПри главной квартире… и снова беда!Однажды я крепко уснула.Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,Почти на рассвете то было):«Вставай! Поскорее найди мне ключи!Камин затопи!» Я вскочила…Взглянула: встревожен и бледен он был.Камин затопила я живо.Из ящиков муж мой бумаги сносилК камину — и жег торопливо.Иные прочитывал бегло, спеша,Иные бросал не читая.И я помогала Сергею, дрожаИ глубже в огонь их толкая…Потом он сказал: «Мы поедем сейчас»,Волос моих нежно касаясь.Всё скоро уложено было у нас,И утром, ни с кем не прощаясь,Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,Сергей был угрюм, торопился,Довез до отцовской усадьбы меняИ тотчас со мною простился.

Глава 2

«Уехал!.. Что значила бледность егоИ всё, что в ту ночь совершилось?Зачем не сказал он жене ничего?Недоброе что-то случилось!»Я долго не знала покоя и сна,Сомнения душу терзали:«Уехал, уехал! опять я одна!..»Родные меня утешали,Отец торопливость его объяснялКаким-нибудь делом случайным:«Куда-нибудь сам император послалЕго с поручением тайным,Не плачь! Ты походы делила со мной,Превратности жизни военнойТы знаешь; он скоро вернется домой!Под сердцем залог драгоценныйТы носишь: теперь ты беречься должна!Всё кончится ладно, родная;Жена муженька проводила одна,А встретит, ребенка качая!..»

Увы! предсказанье его не сбылось!Увидеться с бедной женоюИ с первенцем сыном отцу довелосьНе здесь — не под кровлей родною!

Как дорого стоил мне первенец мой!Два месяца я прохворала.Измучена телом, убита душой,Я первую няню узнала.Спросила о муже. — «Еще не бывал!»— «Писал ли?» — «И писем нет даже».— «А где мой отец?» — «В Петербург ускакал».— «А брат мой?» — «Уехал туда же».

«Мой муж не приехал, нет даже письма,И брат и отец ускакали, —Сказала я матушке: — Еду сама!Довольно, довольно мы ждали!»И как ни старалась упрашивать дочьСтарушка, я твердо решилась;Припомнила я ту последнюю ночьИ всё, что тогда совершилось,И ясно сознала, что с мужем моимНедоброе что-то творится…

Стояла весна, по разливам речнымПришлось черепахой тащиться.

Доехала я чуть живая опять.«Где муж мой» — отца я спросила.«В Молдавию муж твой ушел воевать».— «Не пишет он?..» Глянул унылоИ вышел отец… Недоволен был брат,Прислуга молчала, вздыхая.Заметила я, что со мною хитрят,Заботливо что-то скрывая;Ссылаясь на то, что мне нужен покой,Ко мне никого не пускали,Меня окружили какой-то стеной,Мне даже газет не давали!Я вспомнила: много у мужа родных,Пишу — отвечать умоляю.Проходят недели, — ни слова от них!Я плачу, я силы теряю…

Нет чувства мучительней тайной грозы.Я клятвой отца уверяла,Что я не пролью ни единой слезы, —И он, и кругом всё молчало!Любя, меня мучил мой бедный отец;Жалея, удвоивал горе…Узнала, узнала я всё наконец!..Прочла я в самом приговоре,Что был заговорщиком бедный Сергей:Стояли они настороже,Готовя войска к низверженью властей.В вину ему ставилось тоже,Что он… Закружилась моя голова…Я верить глазам не хотела…«Ужели?..» В уме не вязались слова:Сергей — и бесчестное дело!

Я помню, сто раз я прочла приговор,Вникая в слова роковые.К отцу побежала, — с отцом разговорМеня успокоил, родные!С души словно камень тяжелый упал.В одном я Сергея винила:Зачем он жене ничего не сказал?Подумав, и то я простила:«Как мог он болтать? Я была молода,Когда ж он со мной расставался,Я сына под сердцем носила тогда:За мать и дитя он боялся! —Так думала я. — Пусть беда велика,Не всё потеряла я в мире.Сибирь так ужасна, Сибирь далека,Но люди живут и в Сибири!..»

Всю ночь я горела, мечтая о том,Как буду лелеять Сергея.Под утро глубоким, крепительным сномУснула, — и встала бодрее.Поправилось скоро здоровье мое,Приятельниц я повидала,Нашла я сестру, — расспросила ееИ горького много узнала!Несчастные люди!.. «Всё время Сергей(Сказала сестра) содержалсяВ тюрьме; не видал ни родных, ни друзей…Вчера только с ним повидалсяОтец. Повидаться с ним можешь и ты:Когда приговор прочитали,Одели их в рубище, сняли кресты,Но право свиданья им дали!..»

Подробностей ряд пропустила я тут…Оставив следы роковые,Доныне о мщеньи они вопиют…Не знайте их лучше, родные.

Я в крепость поехала к мужу с сестрой,Пришли мы сперва к «генералу»,Потом нас привел генерал пожилойВ обширную, мрачную залу.«Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!»Раскланявшись вежливо с нами,Он вышел. С дверей не спускала я глаз.Минуты казались часами.Шаги постепенно смолкали вдали,За ними я мыслью летела.Мне чудилось: связку ключей принесли,И ржавая дверь заскрипела.В угрюмой каморке с железным окномИзмученный узник томился.«Жена к вам приехала!..» Бледным лицом,Он весь задрожал, оживился:«Жена!..» Коридором он быстро бежал,Довериться слуху не смея…

«Вот он!» — громогласно сказал генерал,И я увидала Сергея…

Недаром над ним пронеслася гроза:Морщины на лбу появились,Лицо было мертвенно бледно, глазаНе так уже ярко светились,Но больше в них было, чем в прежние дни,Той тихой, знакомой печали;С минуту пытливо смотрели ониИ радостно вдруг заблистали,Казалось он в душу мою заглянул…Я горько, припав к его груди,Рыдала… Он обнял меня и шепнул:«Здесь есть посторонние люди».Потом он сказал, что полезно емуУзнать добродетель смиренья,Что, впрочем, легко переносит тюрьму,И несколько слов одобреньяПрибавил… По комнате важно шагалСвидетель — нам было неловко…Сергей на одежду свою показал:«Поздравь меня, Маша, с обновкой, —И тихо прибавил:- Пойми и прости», —Глаза засверкали слезою,Но тут соглядатай успел подойти,Он низко поник головою.Я громко сказала: «Да, я не ждалаНайти тебя в этой одежде».И тихо шепнула: «Я всё поняла.Люблю тебя больше, чем прежде..»— «Что делать? И в каторге буду я жить(Покуда мне жизнь не наскучит)».— «Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?(Ведь каторга нас не разлучит?)»

«Так вот ты какая!» — Сергей говорил,Лицо его весело было…Он вынул платок, на окно положил,И рядом я свой положила,Потом, расставаясь, Сергеев платокВзяла я — мой мужу остался…Нам после годичной разлуки часокСвиданья короток казался,Но что ж было делать! Наш срок миновал —Пришлось бы другим дожидаться…В карету меня посадил генерал,Счастливо желал оставаться…

Великую радость нашла я в платке:Целуя его, увидалаЯ несколько слов на одном уголке;Вот что я, дрожа, прочитала:«Мой друг, ты свободна. Пойми — не пеняй!Душевно я бодр и — желаюЖену мою видеть такой же. Прощай!Малютке поклон посылаю…»

Была в Петербурге большая родняУ мужа; всё знать — да какая!Я ездила к ним, волновалась три дня,Сергея спасти умоляя.Отец говорил: «Что ты мучишься, дочь?Я всё испытал — бесполезно!»И правда: они уж пытались помочь,Моля императора слезно,Но просьбы до сердца его не дошли…Я с мужем еще повидалась,И время приспело: его увезли!..Как только одна я осталась,Я тотчас послышала в сердце моем,Что надо и мне торопиться,Мне душен казался родительский дом,И стала я к мужу проситься.

Теперь расскажу вам подробно, друзья,Мою роковую победу.Вся дружно и грозно восстала семья,Когда я сказала: «Я еду!»Не знаю, как мне удалось устоять,Чего натерпелась я… Боже!..Была из-под Киева вызвана мать,И братья приехали тоже:Отец «образумить» меня приказал.Они убеждали, просили.Но волю мою сам господь подкреплял,Их речи ее не сломили!А много и горько поплакать пришлось…Когда собрались мы к обеду,Отец мимоходом мне бросил вопрос:«На что ты решилась?» — «Я еду!»Отец промолчал… промолчала семья…Я вечером горько всплакнула,Качая ребенка, задумалась я…Вдруг входит отец, — я вздрогнула.Ждала я грозы, но, печален и тих,Сказал он сердечно и кротко:«За что обижаешь ты кровных родных?Что будет с несчастным сироткой?Что будет с тобою, голубка моя?Там нужно не женскую силу!Напрасна великая жертва твоя,Найдешь ты там только могилу!»И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,Лаская меня и целуя…«Я сам виноват! Я тебя погубил! —Воскликнул он вдруг, негодуя. —Где был мой рассудок? Где были глаза!Уж знала вся армия наша…»И рвал он седые свои волоса:«Прости! не казни меня, Маша!Останься!..» И снова молил горячо…Бог знает, как я устояла!Припав головою к нему на плечо,«Поеду!» — я тихо сказала…

«Посмотрим!..» И вдруг распрямился старик,Глаза его гневом сверкали:«Одно повторяет твой глупый язык:„Поеду!“ Сказать не пора ли,Куда и зачем? Ты подумай сперва!Не знаешь сама, что болтаешь!Умеет ли думать твоя голова?Врагами ты, что ли, считаешьИ мать, и отца? Или глупы они…Что споришь ты с ними, как с ровней?Поглубже ты в сердце свое загляни,Вперед посмотри хладнокровней,Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой…»

Ушел он, грозящий и гневный,А я, чуть жива, пред иконой святойУпала — в истоме душевной…

Глава 3