Аполлон Григорьев - Одиссея последнего романтика Страница 22

29 июля 1843

Волшебный круг{112}

Тебя таинственная силаОгнем и светом очертила,Дитя мое.И всё, что грустно иль преступно,Черты боятся недоступной,Бежит ее.

И всё, что душно так и больноМне давит грудь и так невольноПеред тобойПорою вырвется невнятно,—Тебе смешно иль непонятно,Как шум глухой…

Когда же огненного кругаКоснется веянье недуга,—Сливаясь с нимИ совершая очищенья,К тебе несет оно куреньяИ мирры{113} дым.

Июль 1843

«Нет, никогда печальной тайны…»{114}

Нет, никогда печальной тайныПеред тобойНе обнажу я, ни случайно,Ни с мыслью злой…Наш путь иной… Любить и верить —Судьба твоя;Я не таков, и лицемеритьНе создан я.Оставь меня… Страдал ли много,Иль знал я райИ верю ль в жизнь, и верю ль в бога —Не узнавай.Мы разойдемся… Путь печальныйПередо мной…Прости, — привет тебе прощальныйНа путь иной.И обо мне забудь иль помни —Мне всё равно:Забвенье полное давно мнеОбречено.

Июль 1843

«Над тобою мне тайная сила дана…»{115}

Над тобою мне тайная сила дана,Это — сила звезды роковой.Есть преданье — сама ты преданий полна —Так послушай: бывает порой,В небесах загорится, средь сонма светил,Небывалое вдруг иногда,И гореть ему ярко господь присудил —Но падучая это звезда…И сама ли нечистым огнем сожжена,Или, звездному кругу чужда,Серафимами свержена с неба она,—Рассыпается прахом звезда;И дано, говорят, той печальной звездеИскушенье посеять одно,Да лукавые сны, да страданье везде,Где рассыпаться ей суждено.

Над тобою мне тайная сила дана,Эту силу я знаю давно:Так уносит в безбрежное море волнаЗа собой из залива судно,Так, от дерева лист оторвавши, грозаВ вихре пыли его закружит,И, с участьем следя, не увидят глаза,Где кружится, куда он летит…Над тобою мне тайная сила дана,И тебя мне увлечь суждено,И пускай ты горда, и пускай ты скрытна,—Эту силу я понял давно.

Август 1843

К Лавинии

«Что не тогда явились в мир мы с вами…»

{116}

Что не тогда явились в мир мы с вами,Когда он былЕще богат любовью и слезамиИ полон сил?..Да! вас увлечь так искренно, так святоВ хаос тревогИ, может быть, в паденье без возвратаТогда б я мог…И под топор общественного мненья,Шутя почти,С таким святым порывом убежденьяВас подвести…Иль, если б скуп на драмы был печальныйВсё так же рок,Всё ж вас любить любовью идеальнойТогда б я мог…А что ж теперь? Не скучно ль нам обоимТеперь равно,Что чувство нам, хоть мы его и скроем,Всегда смешно?..Что нет надежд, страданий и волненья,Что драмы — вздорИ что топор общественного мненья —Тупой топор?

Сентябрь 1843

Женщина{117}

Вся сетью лжи причудливого снаТаинственно опутана она,И, может быть, мирятся в ней однойДобро и зло, тревога и покой…И пусть при ней душа всегда полнаСомнением мучительным и злым —Зачем и кем так лживо созданаОна, дитя причудливого сна?Но в этот сон так верить мы хотим,Как никогда не верим в бытие…Волшебный круг, опутавший ее,Нам странно-чужд порою, а поройЗнакомою из детства старинойНа душу веет… Детской простотойПорой полны слова ее, и тих,И нежен взгляд, — но было б верить в нихБезумием… Нежданный хлад речейНеверием обманутых страстейЗа ними вслед так странно изумит,Что душу вновь сомненье посетит:Зачем и кем так лживо созданаОна, дитя причудливого сна?

Декабрь 1843

К Лавинии

«Для себя мы не просим покоя…»{118}

Для себя мы не просим покояИ не ждем ничего от судьбы,И к небесному своду мы двоеНе пошлем бесполезной мольбы…Нет! пусть сам он над нами широкоРазливается яркой зарей,Чтобы в грудь нам входили глубокоБытия полнота и покой…Чтобы тополей старых качанье,Обливаемых светом луны,Да лепечущих листьев дрожаньеНавевали нам детские сны…Чтобы ухо средь чуткой дремоты,В хоре вечном зиждительных сил,Примирения слышало нотыИ гармонию хода светил;Чтобы вечного шума значеньеРазумея в таинственном сне,Мы хоть раз испытали забвеньеО прошедшем и будущем дне.Но доколе страданьем и страстьюМы объяты безумно равноИ доколе не верим мы счастью,Нам понятно проклятье одно.И проклятия право святоеСохраняя средь гордой борьбы,Мы у неба не просим покояИ не ждем ничего от судьбы…

Декабрь 1843

Молитва{119}

По мере гореньяДа молится каждыйМолитвой смиреньяИль ропотом жажды,Зане, выгорая,Горим мы недаромИ, мир покидаяТаинственным даром,Как дым фимиама,Всё дальше от взоровВосходим до хоровГромадного храма.По мере страданьяДа молится каждыйТоскою желаньяИль ропотом жажды!

1843

Тайна скуки{120}

Скучаю я, — но, ради бога,Не придавайте слишком многоЗначенья, смысла скуке той.Скучаю я, как все скучают…О чем?.. Один, кто это знает,—И тот давно махнул рукой.

Скучать, бывало, было в моде,Пожалуй, даже о погодеИль о былом — что всё равно…А нынче, право, до того ли?Мы все живем с умом без воли,Нам даже помнить не дано.

И даже… Да, хотите — верьте,Хотите — нет, но к самой смертиОхоты смертной в сердце нет.Хоть жить уж вовсе не забавно,Но для чего ж не православно,А самовольно кинуть свет?

Ведь ни добра, ни даже худаБез непосредственного чудаНам жизнью нашей не нажитьВ наш век пристойный… Часом ранеИль позже— дьявол не в изъяне,—Не в барышах ли, может быть?

Оставьте ж мысль — в зевоте скукиДушевных ран, душевной мукиИскать неведомых следов…Что вам до тайны тех страданий,Тех фосфорических сиянийОт гнили, тленья и гробов?..

1843

Памяти В***{121}

Он умер… Прах его, истлевший и забытый,В глуши, как жизнь его печальная, сокрытый,Почиет под одной фамильною плитойСо многими, кому он сердцем был чужой…Он умер — и давно… О нем воспоминаньеХранят немногие, как, старое преданье,Довольно темное… И даже для меняТемнее и темней тот образ день от дня…Но есть мгновения… Спадают цепи лениС измученной души — и память будит тени,И длинный ряд годов проходит перед ней,И снова он встает… И тот же блеск очейГлубоких, дышащих таинственным укором,Сияет горестным, но строгим приговором,И то же бледное высокое чело,Как изваянное, недвижно и светло,Отмечено клеймом божественной печати,Подъемлется полно дарами благодати —Сознания борьбы, отринувшей покой,И року вечному покорности немой.

1843

К ***

«Мой друг, в тебе пойму я много…»{122}

Мой друг, в тебе пойму я много,Чего другие не поймут,За что тебя так судит строгоНеугомонный мира суд…Передо мною из-за далиМинувших лет черты твоиВ часы суда, в часы печалиВстают в сиянии любви,И так небрежно, так случайноСпадают локоны с челаНа грудь, трепещущую тайноПредчувствием добра и зла…И в робкой деве влагой томнойМечта жены блестит в очах,И о любви вопрос нескромныйСтыдливо стынет на устах…

1843